Последнее письмо от твоего любимого
Шрифт:
— Я… — Дженнифер умолкла, осознав, что ошиблась, и высвободилась из его объятий. — Прости, я не думаю, что… — Она в ужасе потерла виски.
— Не хочешь заниматься этим здесь?
— Реджи, — нахмурившись, спросила Дженнифер, — ты знаешь, что такое «абсорбирующий»?
— Абсо… Что?..
Дженнифер на секунду прикрыла глаза, а потом посмотрела на него и, внезапно протрезвев, пробормотала:
— Мне пора.
— Но тебе же нравятся все эти игры. Ты же горячая штучка!
— Я — кто?
— Ну, я же не первый, правда?
— О чем ты? — непонимающе заморгала она.
— Ой, только не надо притворяться невинным ангелом, Дженнифер! Я же видел тебя с
— С моим кавалером?
— То есть ты решила играть вот так? — прошипел Реджи, бросая сигарету и со злостью туша ее каблуком. — Да что с тобой? Я что, не гожусь тебе в любовники, потому что не понимаю какое-то идиотское слово?
— С кем ты меня видел? — повысила голос Дженнифер, схватив Реджи за рукав. — О ком ты говоришь?
— Прекрати эти свои штучки! — Он сердито сбросил ее руку.
— Нет! — взмолилась она. — Пожалуйста, мне нужно знать, с кем ты меня видел!
— Господи! Надо было пойти с Мо. Она, по крайней мере, уважает мужчин. И в отличие от некоторых не динамщица! — раздраженно огрызнулся он.
Его красное сердитое лицо внезапно озарилось светом из коридора. Дженнифер обернулась и увидела стоящего у пожарного выхода Лоренса. Он внимательно наблюдал за спектаклем, который разыгрался между его женой и чужим мужчиной. Реджи, опустив голову, протиснулся в дверь мимо Лоренса и молча пошел по коридору, вытирая рукой рот.
— Лоренс, это не то, что ты…
— Иди внутрь.
— Я просто…
— Иди внутрь. Немедленно, — тихо повторил он с невероятным спокойствием.
После минутного колебания она спустилась по лестнице, подошла к двери, готовясь вернуться к танцующим. Ее все еще трясло от растерянности и шока. Когда они проходили мимо лифта, Лоренс схватил ее за запястье и развернул к себе. Она потрясенно посмотрела на его руку, а потом подняла взгляд.
— Не вздумай унижать меня, Дженнифер, — тихо сказал он.
— Отпусти меня.
— Я серьезно. Я не дурак, которым можно…
— Отпусти. Мне больно! — дернулась она.
— Слушай, что я тебе говорю! — повысил голос Лоренс, и на щеке у него задергался мускул. — Я этого не потерплю. Поняла меня? Не потерплю! — скрипнув зубами, злобно прошипел он.
— Лоренс!
— Ларри! Для тебя я Ларри! — крикнул он, занося кулак, но тут внезапно открылась дверь, и в коридор вышел тот самый бухгалтер. Смеясь, он обнимал за талию девушку, с которой танцевал до этого. Увидев эту семейную сцену, он тут же перестал улыбаться и смущенно сказал:
— Извините, сэр… мы… мы просто вышли подышать воздухом…
Лоренс отпустил Дженнифер, та воспользовалась моментом и, не оборачиваясь, бросилась вниз по лестнице.
Я многое в тебе люблю и многое ненавижу. Хочу, чтобы ты знала, что сейчас я все чаще и чаще думаю о том, что в тебе меня настораживает.
О том, как ты безжалостно прикончила того лобстера.
Как ты кричала и махала руками на коров, чтобы прогнать их с дороги. Ведь мы могли просто подождать, пока они пройдут… Ну опоздали бы в кино, и что?
Как неаккуратно ты режешь овощи.
О твоем вечно негативном отношении ко всему.
Мне пришлось покрыть стену краской в три слоя, чтобы закрасить то место, где ты написала красным карандашом свой телефон. Я, конечно, все равно делал ремонт, но это был лишний перевод краски.
9
Энтони допил кофе и теперь сидел за барной стойкой, не выпуская из рук пустую чашку Он напряженно смотрел на лестницу, ведущую в бар, стараясь не пропустить пару стройных ног, элегантно спускающихся по ней. Время от времени в «Альберто» заходили парочки, громко жалуясь на нетипичную для этого времени года жару и дикую жажду. Гардеробщица Шерри совсем заскучала и уснула на стуле с книжкой в руках. Он медленно провожал пары взглядом и отворачивался.
Сейчас уже 7.15, а она обещала прийти в половине седьмого. Энтони достал из кармана письмо, разгладил его и вгляделся в крупные округлые буквы, которые складывались в слова, убеждавшие его в том, что она придет.
С любовью, Д.
Они переписывались уже пять недель: он писал ей на абонентский ящик 13 почтового отделения на Лэнгли-стрит, который она открыла специально для него. Никто никогда не выбирает номер 13, заверила ее заведующая отделением. За это время они виделись всего пять или шесть раз, встречи всегда были короткими — слишком короткими, — ведь приходилось выбирать время, когда их с Лоренсом часы работы не совпадали.
Но то, что ему не удавалось сказать ей при встрече, он всегда излагал в письмах. Энтони писал почти каждый день, рассказывая ей обо всем без тени стыда или смущения. Казалось, внутри его прорвало плотину, которая много лет сдерживала напор воды. Он писал о том, как скучает по ней, рассказывал о своей жизни за границей, о том, как он до недавних пор не мог долго усидеть на одном месте, словно все время пытаясь подслушать разговор людей, находившихся где-то очень далеко.
О’Хара не скрывал от нее своих недостатков: эгоист, упрямец, часто не проявляет должного внимания, — а потом рассказывал о том, что благодаря ей ему захотелось избавиться от них. Снова и снова писал, что любит ее, получая удовольствие даже от самого процесса написания этих слов.
Ее же письма, напротив, были краткими и деловыми. «Давай встретимся там-то». Или: «Нет, давай на полчаса позже». Или просто-напросто: «Да. Я тоже». Сначала он боялся, что такая краткость означает, что она не так сильно любит его, и никак не мог совместить эти краткие, сухие записки с образом женщины, с которой встречался: нежная, ласковая, ироничная, заботящаяся о его благополучии.
Тем вечером Дженнифер сильно опоздала. Оказалось, что Лоренс явился домой куда раньше обычного, и ей пришлось соврать, что у нее заболела подруга, так как другого повода выйти из дома не нашлось. Когда она пришла, Энтони уже успел основательно набраться.
— Ты все-таки пришла? Как мило с твоей стороны, — с издевкой сказал он, поднимая бокал. Он прождал ее два часа и за это время успел выпить четыре двойных виски.
Она молча сняла с головы шарф, заказала себе мартини, но тут же передумала и отменила заказ.
— Как, уже уходишь?
— Я не хочу видеть тебя в таком состоянии.
И тут он словно с цепи сорвался, начал обвинять ее во всем: у нее никогда нет времени, она ему мало пишет — словом, ему не хватает ее во всех отношениях. Бармен Фелипе предостерегающе взял его за плечо, но Энтони не обращал внимания. Его пугали собственные чувства, и он хотел отомстить ей, причинить ей боль.
— Да что с тобой такое? Боишься написать что-нибудь, что может быть использовано против тебя в суде? — Он ненавидел себя за эти слова, знал, что выглядит отвратительно и жалко, отчаянно пытаясь скрыть от нее свою слабость.