Последнее пристанище

Кадан замешкался в первой комнате.

— Хотите, чтобы я попросил принести вам кофе? — спросил он.

Луи покачал головой и, притянув его к себе, принялся целовать, тщательно исследуя каждый уголок знакомых — и в то же время непознанных до конца губ.

Кадан прогнулся, подаваясь к нему, и Луи осторожно придержал его за затылок, другой рукой приобнимая за поясницу.

— Не спешите… — выдохнул Кадан ему в губы.

— Я ни на чем не настаиваю, — сказал Луи и снова принялся его целовать.

Кадан плавился в его руках, но когда ладонь Луи сползла ниже, выскользнул из них.

— Я все же налью нам вина, — сказал он и, подтолкнув Луи к двери, ведущей в спальню, сам последовал за ним.

Он сам толкнул Луи на кровать, и пока тот лежал, глядя на него, достал из буфета бутылку вина и два хрустальных фужера. Наполнив их, он один вручил Луи, а из другого сделал глоток — и, тут же склонившись, поцеловал, наполняя рот Луи вкусом своего вина.

Тот отставил бокал и снова обнял его, нежно поглаживая, но не переходя черту.

Кадан освободился от камзола, и Луи опустил вторую руку на его тело, помогая удерживаться на весу.

Какое-то время они просто целовались, отвлекаясь лишь на легкие поглаживания, и Луи в самом деле не хотел настаивать на большем — этой близости и того, что они наконец остались вдвоем, хватало ему с головой.

Кадан однако стянул и с его плеч камзол, а затем, потянув за полы рубашки, заставил Луи снять и ее.

Устроившись на его бедрах верхом, он принялся неторопливо целовать плечи Луи, потихоньку спускаясь вниз. Очертил языком соски один за другим и наконец обвел им пупок.

— Я никогда этого не делал, — сказал он, чуть приподнявшись, — так что не уверен, что все пройдет хорошо.

Луи еще не понял до конца, что его ждет, и потому только когда Кадан развязал шнуровку его кюлот, чуть стянул их вниз и приник губами к лобку, резко выдохнул:

— Тебе не обязательно…

— Я хочу, — ответил Кадан, отстранившись на миг, и, поймав губами его член, втянул его в себя.

Луи показалось, что кровь, ударившая в виски, взорвалась салютом на потолке. Он ничего не соображал и не понял даже, сколько длилась последующая сладкая пытка — почти сразу он обнаружил себя расслабленно раскинувшимся на подушках. Голова Кадана лежала у него на животе.

— Я слишком долго этого ждал… — прошептал Луи и, потянув Кадана за плечи, заставил приподняться, а затем поцеловал.

Язык Кадана был соленым на вкус, но Луи куда больше интересовало то, что прозрачная стена, о которой не раз говорил Кадан, рухнула. Луи абсолютно отчетливо ощущал, что они слились в одно.

— Я люблю тебя, — прошептал он.

— Я тоже тебя люблю, — ответил Кадан и тоже коснулся поцелуем его губ. А затем опустил голову Луи на плечо и замер так.

ГЛАВА 10

Проснувшись, Луи обнаружил себя в пустой постели. Одеяла сбились и пропахли духами, хотя он точно помнил, что накануне не было ничего, кроме поцелуев — тягучих и сладких, от которых по всему телу бежали мурашки, и все же целомудренных, как носовой платок монашки.

Из соседней комнаты доносились трели фортепиано, а за приоткрытым окном перекрикивались торговки.

Луи вздохнул и перевернулся набок, неуверенный, что уже готов встать.

Музыка продолжала звенеть, иногда приближаясь к пику напряжения и снова замолкая. Кадан за фортепиано явно был куда темпераментней того Кадана, который проводил с ним вечера.

Луи невольно улыбнулся, представив это хрупкое нежное тело в своих руках, волны мягких волос Кадана, разметавшиеся по его собственным плечам, и непонятное чувство, объединившее их. Он так и не смог выпустить Кадана из своих рук вчера — нежил и ласкал, пока не уснул, сжимая его, все еще полуодетого, в объятьях. И самую главную тайну Луи тоже так и не узнал — но ему было все равно, если Кадан находился рядом.

Луи подумал даже, что, возможно, предпочел бы остаться в этой маленькой квартирке навсегда, вместо того чтобы возвращаться в пышный особняк Лихтенштайнов, где его наверняка ожидал допрос.

Вздохнув еще раз, обернул бедра покрывалом и пошлепал босыми ногами по деревянному полу в том направлении, откуда доносилась прерывистая, то льющаяся птичьей трелью, то опускавшаяся до тяжелых грозовых аккордов мелодия.

Кадан сидел над фортепиано согнувшись, глаза его были закрыты, и он, казалось, не видел ничего, кроме себя. Множество страниц, исписанных нотами, были раскиданы кругом.

Кадан не прекратил играть, даже когда Луи подошел вплотную к нему и поднял один из листков.

Его учили играть на фортепиано, как и всех детей из знатных семей, но знаний его хватало лишь на то, чтобы отличить одну ноту от другой.

Луи пробежал запись глазами и собрался уже отложить в сторону, когда взгляд его выхватил еще один листок, исписанный строчками стихов на итальянском.

Луи потянулся было, чтобы поднять его.

Музыка мгновенно стихла, едва пальцы коснулись листка, и Луи почти физически ощутил на себе пристальный взгляд.

Он поднял глаза, оставив в покое листок.

Зрачки Кадана расширились, и казалось, что он чего-то ждет — но именно это застывшее в них ожидание заставило Луи растеряться и забыть, зачем он пришел.

— Мне страшно, — сказал Кадан глубоким грудным голосом, какого Луи еще не слышал от него.

— Не бойся, — машинально ответил Луи, — я с тобой.

— От того и страшно… Колесо начало свой ход. Не пройдет и полгода, как ты умрешь.

Луи повел плечом, отгоняя неприятный холодок, который посетил теперь и его. Опустился на колени и, поймав руки Кадана, прижал к губам.

— Я не знаю, чего ты боишься, Кадан, но я никогда не покину тебя. Даже если мне придется умереть.

Кадан вздрогнул всем телом, и лицо его отразило отчаяние.

— Этого и боюсь, — воскликнул он, вырвался из рук Луи, прошел по комнате и остановился у окна, прильнув лбом к стеклу.

Луи поднялся, подошел к нему и, обняв со спины, прижал к своей обнаженной груди. Кадан крупно дрожал.

— Я не поплыву ни в Индию, ни в Китай, если ты так хочешь. Я найду другой способ изыскать средства. Все будет хорошо, Кадан. Только не бойся меня и не оставляй — я не смогу без тебя.