Последнее слово за мной

Иван посигналил, ворота открылись, и мы въехали во двор. Теперь дом был хорошо виден и поражал не только размерами, но и архитектурой. Должно быть, проектировал его сумасшедший: прямоугольная башня в центре и две круглые по бокам соединены между собой двухэтажными строениями с высокими покатыми крышами. В целом сооружение напоминало европейский замок эпохи крестовых походов или тюрьму. Тюрьму почему-то больше. Сходство подчеркивали тяжелые ставни на окнах и решетки в узких бойницах боковых башен. Окна центральной башни были стрельчатыми, с зеркальными стеклами. Хозяин — оригинал, но одно несомненно: здесь не просто большие деньги, это чертово сооружение обошлось владельцу в сумасшедшую сумму.

Мои размышления прервало появление собак: три добермана с громким лаем выскочили из-за ближайшей башни, я испуганно посмотрела на Кирилла Сергеевича, а он торопливо сказал:

— Не беспокойтесь, собаки здесь недавно… Вслед за собаками появился высокий светловолосый парень в джинсах и черной водолазке. Он кивнул нам, отогнал собак, и мы вышли из «Мерседеса». На ногах я едва стояла, и первый шаг мне дался с большим трудом.

— Не волнуйтесь, — шепнул Кирилл Сергеевич. — Все просто отлично. И помните: вы у себя…

Парень распахнул широкую дубовую дверь и первым вошел в дом. Мы оказались в огромном холле. Узкие окна-бойницы с решетками, несмотря на весенний день, почти не давали света, бронзовые бра терялись на стенах из красного кирпича, так что холл выглядел невероятно мрачным.

— Алексей Петрович в библиотеке, — сказал наш провожатый, и мы стали подниматься по лестнице, затем прошли длинным темным переходом с низкими сводами и оказались в центральной башне.

Если я ничего не напутала с планом, библиотека находилась на втором этаже.

Парень распахнул перед нами дверь, и мы вошли в огромную комнату с двумя стрельчатыми окнами. Три стены комнаты были заняты книжными полками от пола до самого потолка. Я пробежалась взглядом по корешкам книг и не сразу обратила внимание на хозяина: он сидел в кресле рядом с журнальным столом, заваленным газетами. На столе горела лампа: несмотря на время суток, в библиотеке было темно, по крайней мере для того, чтобы читать.

— Добрый день, Алексей Петрович, — сказал Кирилл. Парень как-то незаметно исчез, а я, вспомнив инструкции, села в кресло, закинула ногу на ногу и закурила, не глядя на предполагаемого мужа. Зато он смотрел на меня очень пристально.

Я здорово нервничала, боясь, что он заметил, как у меня дрожат руки, дважды чиркнула зажигалкой без всякого толку и с остервенением запустила ею в стену напротив.

— Черт…

— Здравствуй, Полли, — сказал Алексей Петрович. Голос звучал тихо, в нем слышались странные просительные интонации. Он помедлил и добавил виновато:

— Извини, что не вышел тебя встречать.

— Как-нибудь переживу, — огрызнулась я, Он замолчал, по-прежнему приглядываясь, а я возвысила голос:

— Кто-нибудь даст мне наконец прикурить?

Кирилл Сергеевич торопливо чиркнул зажигалкой, а потом отошел к окну и замер спиной к нам.

— Я очень рад, что ты вернулась, дорогая, — сказал Алексей Петрович.

— В самом деле? А вот я не очень. Меня тошнит от этого дома. Вроде бы я уже говорила об этом? Нет? Так вот: меня тошнит от этого дома, и я ничуть не рада, что вернулась. Но раз уж мне все-таки пришлось вернуться, я рассчитываю на то, что меня оставят в покое… — Я поднялась с намерением покинуть библиотеку, Алексей Петрович попытался приподняться в кресле, вскрикнул:

«Полли» — и вдруг рухнул на пол. Кирилл бросился к нему, а я замерла с открытым ртом, потому что только сейчас сообразила: человек, сидящий в кресле с закутанными в плед ногами, был инвалидом и не мог передвигаться без посторонней помощи. Кирилл Сергеевич усадил его в кресло, поправил плед на коленях и сказал тихо: . , —Успокойся, Алексей, прошу тебя. Она здесь, это главное, поверь, все образуется…

— В самом деле, к чему такие волнения? — сказала я, плюхнувшись обратно в кресло и изо всех сил стараясь скрыть охватившее меня замешательство. — В этом доме найдется выпить? — спросила я.

Выпивка была необходима для того, чтобы справиться. с волнением, а главное — выиграть время. Кирилл Сергеевич подошел к резному столику в глубине библиотеки, на котором стояли несколько бутылок, налил коньяка в два стакана, вопросительно посмотрел на Алексея Петровича — тот покачал головой, и Кирилл направился ко мне, на некоторое время заслонив собой моего предполагаемого мужа. Воспользовавшись этим, я одарила своего сообщника таким взглядом, что он поспешно отвел глаза и даже не рискнул приблизиться вплотную, протянул коньяк и отступил.

— Ты хорошо выглядишь, — сказал Алексей Петрович, по-прежнему пристально глядя на меня. — Гораздо лучше, чем перед отъездом. Путешествие пошло тебе на пользу.

— Мне обязательно выслушивать всякие глупости или я могу пойти к себе и отдохнуть? — скривила я губы.

— Извини, я должен был подумать об этом. — Алексей Петрович попытался приподняться, Кирилл ухватил его за плечо, сдерживая порыв, а он попросил:

— Пожалуйста, подойди ко мне.

Я поднялась и нерешительно замерла возле кресла. Кирилл, настороженно следя за мной, едва заметно кивнул, и я сделала шаг, потом второй… В конце концов, мне ничего не оставалось, как подойти к нему, хотя это и не входило в мои планы. Сердце учащенно забилось, а я вдруг подумала испуганно: «Он все понял». Сейчас я выйду на свет, падающий от окна, и он убедится в подмене…

«Ну и черт с ним, — решила я неожиданно зло. — Пусть Кирилл объясняет, что это за дурацкий маскарад. Мне он точно не по душе».

Теперь я стояла вплотную к креслу. Алексей Петрович взял мою руку, при этом глядя мне в глаза, легонько сжал ее, а потом поцеловал.

— Я очень рад, что ты вернулась… может быть… может быть, пообедаем вместе? Как в старые добрые времена? — собрался он с силами.

— Посмотрим, — нахмурилась я, освобождая руку, и торопливо зашагала к двери. Меня слегка покачивало, и я всерьез опасалась упасть в обморок, но библиотеку все же покинула благополучно и смогла перевести дух.

Кирилл остался с Алексеем Петровичем, а я огляделась: длинный мрачный коридор был пуст. Постояв с минуту и успокоившись, я попробовала сориентироваться и отправилась коридором в левую башню, где находилась моя предполагаемая комната.

В доме было до того тихо, что шаги звучали так, точно двигалась я не в жилом помещении, а в огромном погребе. «У моего муженька не все дома, — решила я к концу пути. — Надо быть психом, чтобы построить этот замок, и трижды психом, чтобы в нем жить».

В комнату вела двустворчатая дубовая дверь. Я распахнула ее, вошла в просторное помещение без углов с тремя узкими окнами, забранными решетками, и присвистнула. Комната была битком набита дорогой испанской мебелью: огромная кровать с розовым балдахином, комод с круглыми блестящими боками, бюро у окна с роскошным позолоченным подсвечником, зеркало в черной резной раме, две тахты на гнутых ножках, пяток стульев в стиле ампир, тяжелые портьеры цвета спелой сливы и серо-голубой ковер на полу. Несмотря на огромные деньги, вложенные во все это добро, комната выглядела тюремной камерой. Дело было даже не в решетках на окнах, а в общем духе комнаты — мрачном и вызывающем стойкое неприятие. Плотно закрыв дверь, я прошла и внимательно все осмотрела: ни одной книги, журнала или клочка газеты. В бюро стопка бумаг и дорогой офисный набор. Ни записной книжки, ни писем, ни открытки к празднику, никаких фотографий, милых безделушек и прочей чепухи, которыми всегда полны комнаты женщин, к тому же богатых женщин — а Полина, безусловно, была одной из них.