Последнее сражение. Воспоминания немецкого летчика-истребителя. 1943-1945
Шрифт:
– Он рассказывает мне о своем прыжке с парашютом.
Я перевел несколько фраз.
Как и в моем случае, у американца это был первый прыжок. Испытав ощущения, когда вы болтаетесь на веревке между небом и землей, не требовалось много слов, чтобы понять друг друга. Что касается моего неважного английского, это было совсем неплохо.
Через некоторое время я сказал ему:
– Несколько недель назад мы похоронили одного из ваших товарищей в конце нашего летного поля. Его парашют не раскрылся.
– Откуда он прилетел?
– С Сардинии. Он был из группы «Мародеров». Его самолет взорвался в воздухе. Он был единственный, кто выпрыгнул из него, как вы сейчас.
Американец
– Мы похоронили его там, где он упал, и поставили на его могиле крест.
– Спасибо.
Снова наступила тишина. Чтобы нарушить ее, я сказал:
– Давай, парень. Выпьем за здоровье твоего и моего парашютов, благодаря которым мы оба теперь здесь.
Он поднял свой стакан и выпил. Беседа продолжалась исключительно вокруг тем, связанных с полетами, другие тоже начали спрашивать его, и мне было интересно узнать, как Он ответит на некоторые вопросы.
– Что вы думаете о нашем «Мессершмитте»? – Мой вопрос застиг его врасплох, и я увидел, что он на мгновение задумался.
– Мы очень довольны тем, что видим их в воздухе так мало, – сказал он наконец.
Это был искусный ответ. Мы могли истолковывать его так, как нам нравилось. Я ждал, когда вопрос задаст он.
– А что вы думаете о «Крепостях»?
Он улыбался, казалось предполагая, какой будет ответ.
– Нам очень жаль, что мы видим их так часто.
Мы засмеялись, и напряженность исчезла. Внезапно мы затихли и в замешательстве посмотрели друг на друга. Мы только что признали нечто, что должны были всеми силами скрывать.
Американец заметил наше смущение и тактично произнес:
– Я очень поражен. Я никогда не думал, что сегодня вечером буду приглашен на обед в немецкую офицерскую столовую. Это совершенно непредсказуемый сюрприз.
Я перевел. Старик сказал мне:
– Хенн, передайте ему, что он не должен волноваться. Спросите его, не думает ли он, что наши «Мессершмитты» пилотируют каннибалы.
Американец искренне рассмеялся.
– Нет, я так не думаю. Это все пропаганда, – добавил он.
– Вы совершенно правы. Это лишь шутка.
Я не смог удержаться, чтобы не подумать о наших официальных коммюнике и некоторых статьях, появлявшихся в Das Reich.
– Если бы не было никакой пропаганды, то ни вы, ни я не были бы здесь – вы со своей перевязанной головой, а я со своей лодыжкой, похожей на футбольный мяч.
Американец дал нам понять, что он чувствует то же самое.
В этот момент Гюнтеру в голову пришла идея. Он настроил радиоприемник на волну американского военного гарнизона в Бари. Сестры Эндрю пели свинг [132] . Американец стал отстукивать ритм и насвистывать. Он, казалось, испытывал удовольствие. Затем, когда эта запись закончилась и диктор стал зачитывать название следующей, он очень предусмотрительно начал насвистывать «Лили Марлен» [133] .
132
Свинг – одна из разновидностей джаза.
133
«Лили Марлен» – название песни, имевшей огромную популярность среди немецких солдат во время Второй мировой войны. В 1936 г. композитор Норберт Шульце положил на музыку стихи Ханса Лейпа, написанные еще в 1923 г. Песня о любви солдата и его девушки, впервые прозвучавшая для солдат Африканского корпуса, вскоре приобрела мировую популярность. В 1944 г. в США был снят художественный
фильм «Лили Марлен», в котором эту песню исполнила знаменитая Марлен Дитрих.Вокруг засмеялись. Мы знали, что каждый в союзнических войсках знал эту мелодию. Очевидно, что этот парень и я имели много общего. Внезапно в дверном проеме появился караульный.
– Приказ из штаба корпуса. Я прибыл, чтобы забрать военнопленного.
Он не знал нашего командира группы. Последний вскочил на ноги и произнес:
– Что вы сказали? Вы прибыли за американцем? Убирайтесь отсюда вон к чертовой матери или получите от меня пинок под зад.
– В штабе в Витербо ждут его для допроса.
– Хорошо, мы доставим его туда завтра утром. А теперь проваливайте.
Караульный исчез в ночи.
– Это был эсэсовец? – спросил американец. Он побледнел.
Я покачал головой и перевел:
– Он спрашивает, не был ли этот солдат эсэсовцем?
Наступила тишина, а затем командир сказал:
– Что заставило его подумать об СС? Они не будут иметь к нему никакого отношения.
Американец, казалось, сильно удивился.
– Возможно, – ответил он.
– Не может быть никакой речи о «возможно». Вы не должны волноваться. Этот человек – фельдфебель люфтваффе, который прибыл, чтобы забрать и доставить вас в штаб авиакорпуса, а не в СС. Они обычно пытаются вмешиваться в дела, которые их не касаются, но что касается непосредственно вас, то ситуация абсолютно ясная. Вы принадлежите люфтваффе [134] .
134
Согласно имевшимся правилам в Третьем рейхе все попавшие в плен летчики содержались в специальных лагерях для летного персонала (Stalag Lьft), находившихся в ведении люфтваффе. Вся администрация и охрана этих лагерей состояла из офицеров и солдат люфтваффе.
Я на мгновение задумался. «Как получилось, что этот незнакомец боится СС? Что это означает? Кто-то, должно быть, обратил его внимание на них. Он не мог придумать это сам». Впрочем, никакого приемлемого объяснения я так и не нашел.
Потом мы хором пели песни. Они, должно быть, произвели некоторое впечатление на нашего военнопленного, поскольку он тоже постарался продемонстрировать свой певческий талант. Результат оказался прискорбный, и Зиги произнес:
– Он поет столь же фальшиво, как шипящая сковорода.
Это не имело никакого значения. Многие из нас пели также ужасно.
В полночь Старик встал, слегка пошатываясь.
– Так, мальчики, давайте выпьем за победу.
Все встали, за исключением американца, который спросил меня:
– В чем дело?
– Чего он хочет? – тоже спросил командир.
– Знать, что происходит.
– Скажите ему, что мы пьем за победу.
Я перевел.
Американец встал со своего кресла и поставил свой стакан на стол. Черты его лица стали твердыми, а глаза засверкали. Затем он произнес:
– Я тоже выпью за победу. Вы можете думать, что за вашу, а я буду думать, что за нашу.
– Разумно! – крикнул командир. – Он может пить за свои «звезды и полосы». Итак… ваше здоровье, мальчики.
После того как все пили за произнесенный тост, разговор единственный раз коснулся политики.
– Германия испытывает затруднения, – сказал американец.
Я перевел, и все согласились.
– Германия начала эту войну…
Теперь мы больше не были единодушны. Некоторые шумно возражали, а другие пожимали плечами. Последние думали по-другому. Но американец защищал свою точку зрения.