Последнее японское предупреждение

Закончив с пельменями, Галя взялась за фасолевый суп с копченой грудинкой, а я налила себе чая и достала коробку с печеньем. И вот только тогда раздался звонок моего мобильного. Я схватила трубку – это был Савва.

– Заждались, Александра Ефимовна? – спросил он сразу же. – Извините, задержался.

– Ты узнал? – нетерпеливо перебила я, сгорая от любопытства.

– Узнал. Вы были правы – статья подписана псевдонимом, а дамочка, которая ее написала, ровно вчера ночью была сбита на пешеходном переходе каким-то лихачом. Вот так.

– Это… все?! – еле выдохнула я, чувствуя почти физическую боль под ложечкой. – Все, что ты узнал?!

– Погодите вы расстраиваться, дослушайте сперва. Узнать-то я кое-что узнал, но вот подтверждений у меня нет теперь. Ее сбили как раз в тот момент, когда она шла ко мне на встречу. Я должен был отдать ей деньги, а она мне – доказательства того, что клинок в музее фальшивый, а настоящий спрятан в здании банка. Она должна была сказать, где именно. Мы ее ждали…

– Мы? – перебила я, и Савва вздохнул:

– Мы с вашим мужем. Это меня Никита надоумил, когда девка денег запросила.

– А почему вы мне не позвонили?! – сорвалась я, но вовремя осеклась и извинилась: – Прости. Продолжай.

– Ваш муж согласился заплатить, мы ждали ее в машине, я пару раз выходил посмотреть, и в последний выход увидел, как она идет к нам. Уже на переходе ее нагнал мотоциклист с пассажиром, сбил, а пассажир на лету вырвал сумку. Вот так… Когда я подбежал, девушка была мертва.

– О, черт… – простонала я, хватаясь за голову. – Ну, как же так?!

– А все просто. Ее наняли за деньги, а она решила заработать еще и на противоположной стороне.

– И мы так и не знаем, где чертов клинок!

– Ваш муж сказал, что постарается решить этот вопрос сам.

– Как?! В одиночку обыщет все пять этажей?!

– Я не знаю. Меня он на помощь точно не приглашал, – слегка раздраженно ответил Савва.

Мне стало стыдно – я кричала на человека, помогавшего мне. Совсем нервы ни к черту!

– Ты извини, Савва… нервы расшатались совсем… – пробормотала я в трубку виноватым тоном.

– Да я понимаю. Что делать-то будем?

– Искать. У нас нет другого выхода. Его просто нет.

Положив трубку, я задумалась. Автора заказной статьи убрали, потому что явно отслеживали все контакты. И заказчик знал, что Акела попытается при любом удобном случае получить информацию. Значит, я была права – целью операции был именно мой муж. Скомпрометировать его в глазах отца и вынудить уйти, а тогда уж можно и к отцу подбираться. Черт… Как мне надоело быть правой, как надоело… Я хочу тишины и спокойной жизни, а не этих скачек дурацких с оружием и прочей атрибутикой. Я женщина, в конце концов! Но мне приходится делать это, чтобы отвести беду от семьи. От мужа, от отца, от дочери. От всего, что мне дорого и что я люблю. И ради этого всего я могу далеко зайти и сделаю это, не задумываясь. Да, мама когда-то, если была в настроении, учила быть мягкой, нежной и улыбчивой. Но что мешает мне при этом, все так же мило улыбаясь, врезать оппоненту с ноги, как научил папа? Ведь понятно же, чья школа в конечном итоге победила, правда? Мало кто сомневался в моих способностях. Но никто не знал, как тяжело мне это дается.

– Санюшка, ты чего это трубкой-то по зубам стучишь? – ворвался в мои мысли голос Гали, и я очнулась от боли в верхней губе – увлекшись, слишком сильно ударила трубкой и разбила. – Ты гляди, кровищи сколько! Посиди, я сейчас. – Она принесла вату и перекись, ловко запрокинула мою голову и резким движением приложила тампон. Я взвизгнула, но прижала Галину руку сильнее, чтобы кровь скорее остановилась.

– Вот же дура, – прогнусавила я, забирая тампон и прижимая его уже самостоятельно.

– Задумалась крепко, вот и не заметила. А я тебе пельмешек сварила, – сообщила Галя, ставя передо мной на стол тарелку с дымящимися пельменями, политыми сверху сметаной. – Как есть-то теперь будешь?

– Подожду немного, пусть остынут, да и кровь окончательно остановится.

Это оказалось трудно – подождать. Пельмени пахли так, что рот непроизвольно наполнялся слюной, а в желудке раздавались жалобные звуки. Все-таки никакой ресторан не сравнится с домашней кухней! Устав мучиться, я схватила вилку и, не обращая внимания на болевшую губу, принялась уписывать за обе щеки.

– Галя, никто лучше тебя не делает пельмени, – пробормотала я, доедая, а она только улыбалась, спрятав руки под передник, в котором готовила.

– Да ты ж всегда это любила! Только когда замуж вышла, стала перенимать новые привычки, мужнины. А раньше всегда то пельмени, то голубцы, то вареники.

Фраза про мужнины привычки вернула меня к необходимости снова обдумывать новый план. Журналистка сорвалась с крючка весьма радикальным способом, вот уж «жадность фраера сгубила», а это означает только одно – банк. Мне нужно ехать туда самой, действовать нахрапом, чтобы папа, ошалев, не смог ничего противопоставить. Я догадывалась, что Сашка на работе не появляется – ну, вполне ожидаемо, что и отец не против этого, вряд ли он сейчас рад видеть зятя, которого подозревает в чем-то. Для меня это скорее хорошо – папу обвести вокруг пальца легко, а вот мужа – вряд ли.

Мне почему-то казалось, что клинок непременно находится там, где никому в голову не придет его искать. То есть место должно быть наименее подходящим для тайника. Но что это может быть? Как замаскировать клинок, чтобы это ни у кого не вызвало подозрений? Нет, без четкого плана действий соваться в банк нельзя, я должна подготовиться и продумать каждую мелочь. А пока… поеду-ка я в музей. Точно, сейчас Соню дождусь, она пообедает, и я совмещу приятное с полезным.

Никита не очень удивился, когда я появилась на крыльце с дочерью и заявила, что мы хотим в музей. Он прекрасно понял, что хранящиеся в залах реликвии и исторические документы интересуют меня ровно так же, как его техника изготовления пуантов, допустим, но зато хорошо знал, к какой именно экспозиции я питаю особый интерес. И даже знал, как поступить, чтобы Соня не увидела лишнего и не проговорилась о том, о чем не нужно.

– Мы с тобой, Софья, сразу в зал, где мамонт стоит, пойдем, а потом в зал быта купцов, – пообещал он, выезжая из ворот, – я в детстве всегда так делал. Сперва к мамонту, потом фарфор рассматривать. Ох, и красиво там!

– Тогда уж лучше в зал советского периода, – сказала я, рассеянно глядя в окно, – вот уж где статуэтки! Я, когда впервые увидела, истерику закатила – не хотела уходить, очень мне там балерина понравилась. «Умирающий лебедь», вроде как с Майи Плисецкой, что ли.

Глаза у Сони загорелись. Балет она любила, не пропускала ни одного показа по телевизору, да и дисков с записями у нас накопилось огромное количество. Самое странное, что танцевать Соня не хотела – ей нравилось смотреть, нравилась музыка, костюмы, декорации. Но чтобы танцевать самой – нет.

В музее было малолюдно – ну, неудивительно, сейчас в кафе куда больше народа ходит. Мне это было как раз на руку – я хотела по возможности сделать несколько снимков, а это невозможно при посторонних. Никита сразу взял Соню за руку, подмигнул мне и сказал:

– Так, мама пусть нас догоняет.

– Я боюсь этого мамонта, как огня, – подыграла я, чтобы мотивировать свое отсутствие, – мне потом всю ночь кошмары снятся. Вы уж без меня, а в фарфоре встретимся.

Соня с серьезным видом кивнула, и они с Никитой исчезли в зале доисторических реликвий. Уф… Я прошла к экспозиции, посвященной пленным японцам, и быстро оглядела зал. Никого, только старенькая смотрительница сидит на стуле у окна и не особенно наблюдает за мной. Я двинулась вдоль экспозиции и поняла, что клинок, единственный из оружия, находится в таком месте, что со стула смотрительницы его не видно, и я безнаказанно сделаю столько снимков, сколько сочту нужным. И мне это удалось – я сняла клинок в мельчайших подробностях, и табличку под ним, и панораму. Прекрасно! Останется напечатать фотографии, чтобы с ними было удобнее работать – и все. Кроме того, у меня вдруг появилась идея полететь в Москву и разыскать полировщика, о котором говорил Акела. Найти и показать фотографии. Если он такой великолепный мастер, то наверняка вспомнит клинок, с которым работал. Если, конечно, это было.