Последнему - кость

Драки не будет. Жаль. Так бы хоть уважал Вовку.

– Ну и что?

– Ну, это – мешаешь ты.

Алексей не испытывал особого желания сидеть со Светкой, но процедил сквозь зубы:

– А может, ты?

– Леш, ты чего?! Понимаешь, я с ней серьезно...

– Ну и что?

– Леш! – взмолился Гилевич.

Его унижение взбесило Порфирова:

– Пшёл отсюда!

– Ты чего, Леш! Ну не надо...

Закончить не успел, потому что получил под дыхало. Гилевич крякнул и замер полусогнутый. Чуб упал на глаза, прикрыв, наверное, слезы. Если бы Вовка дал сдачи, Лешка не бил бы больше. Ну, может, еще разок врезал бы, но не отнимал Светку. Однако сопротивления не было, поэтому, раззадоривая, щелкнул Вовку по кончику носа.

– Так кто лишний.

Еще щелчок.

– Так кто?

Гилевич кривился и молчал, а глаза метались загнанно со Светки на дорогу к дому и обратно. Веснушчатые щеки плаксиво расползлись и мелко задрожали.

– Лешка, прекрати! – возмутилась Смирнова.

– Пшёл отсюда! – подражая интонации Жука, приказал Порфиров и, когда Гилевич развернулся, пнул ногой под зад. – Сыкун!

Вовка, спотыкаясь, побрел в сторону, противоположную дому.

– Зачем ты так? – жалостливо спросила Смирнова.

– Трус! – коротко бросил Лешка, садясь на лавку.

– Все равно не надо было.

– Если тебе так жалко его, можешь догнать! – Алексей и сам чувствовал жалость к Гилевичу, но гордость не позволила признаться в этом.

Светка не побежала догонять. И не сопротивлялась, когда Лешка обнял ее и поцеловал. Губы у нее были податливые и неумелые, боязливо подрагивали, точно боялись, что их сейчас укусят. Она спрятала лицо на груди Алексея и мяла руками рубашку на плечах. От нее пахло такими же духами, как от Юлии Сергеевны, наверное, у матери взяла. Запах этот напомнил, что у Светки есть груди, что она такая же женщина, как учительница или Бандитка, что с ней можно...

В доме скрипнула дверь.

– Света, домой иди, – строго позвала бабка.

– Рано еще.

– Домой-домой, хватит. И этого гони.

– За что меня гнать? – шутливо возмутился Алексей.

– Никак ты, Леша?

– Он самый.

– А-а... Я думала, полицаенок, – уже спокойно сказала бабка. – Ходит тут...

– Баб, так я еще посижу? – попросила Света.

– Только недолго, а то мы спать ложимся.

Они просидели чуть ли не до утра. Лешка боролся с ее маленькими теплыми ручками и никак не мог осилить. Будто извиняясь за сопротивление, припухшие Светкины губы жадно льнули к Лешкиным губам.

А на следующий день Порфиров лишний раз убедился, как быстро разносятся слухи по поселку. Во-первых, все с ехидными улыбочками посматривали на него и на Светку, а во-вторых...

После уроков он пошел за школу. Сигареты у него были, стянул у бати. Угостив Тюхнина, стал с ним чуть поодаль от всех, под деревом с ярко-зелеными распускающимися почками, и прислушался к гулу машин на дороге. Он уже научился по гулу отличать КамАЗы и даже иногда угадывал Вовкин.

За школу пришел Гилевич. Избегая смотреть на Порфирова, подошел к Филиппскому и попросил без вчерашней наглости:

– Дай закурить, Филя.

Семиклассник покосился на Лешку. Тот отвернулся: меня это не касается. Филиппский сквозь зубы матюгнулся, предложив вместо сигареты кое-что потолще.

– Ты чего – деловой стал?! – возмутился Гилевич.

Не успело замолкнуть последнее слово, как Вовка, дернув головой, полетел на землю. Тело его загудело под ногами Филиппского, как мешок с картошкой. Бил Филя долго и от души.

Когда Гилевич прекратил закрываться руками и вскрикивать, Порфиров остановил Филиппского:

– Хватит!

Филя не удержался и еще разок врезал.

– Ну?!

Семиклассник нехотя отошел.

Порфиров швырнул окурок в лежавшего на земле Гилевича. Бычок серой головкой стукнулся о грязную щеку, скатился в густую бурую лужицу у рта. Лешкиному примеру последовали остальные, но не у всех получалось так же метко. А один пятиклассник, дохлый и зашуганный, проходя мимо Гилевича, радостно всхлипнул и заехал ногой по ребрам.

Глава тринадцатая

– Так ты говоришь, пошутил Мишка с Надькой, а она надулась?! – насмешливо переспросил Жук.

– Ага! – хохотнув, подтвердил Лешка.

– Значит, завтра свадьба – самогоночки попьем от пуза?

– Тюхнины много наварили. Гришка давал попробовать: крепкая, – сообщил Алексей. – А Кузины водки накупили.

– Где достали? Сейчас же сворачивают везде, «сухой закон» собрался вводить – повесить бы его за яйца! – ругнулся Вовка Жук.

Ключ соскочил с гайки. Жук рукой ударился о раму автомобиля.

– Черт!.. Нет, без выпивки – это не работа, даже гайки не слушаются. Леха, а ну, плесни полстакашка.

КамАЗ стоял на эстакаде в дальнем углу леспромхозовского автохозяйства. Солнце нагрело кабину, внутри было душно. Алексей достал из-за сидения чекушку самогона, выпил сам, налил наставнику.

– Подержи, я докручу, – попросил наставник. Справившись с гайкой, стукнул по ней ключом. – Держит, собака. Давай стопарь.

Жук медленно и со вкусом выпил, аппетитно захрустел моченым яблоком. Вытирая усы, он с сожалением произнес:

– Да, гробанули за зиму рулевку, придется помудохаться с ней.

– Может, заменим? Вон с того снимем, – показал Алексей на разбитый, но пока не раскулаченный КАМАЗ.

– Ух ты, шустрый какой! – Вовка снисходительно улыбнулся. – Тогда уж лучше поменять прокладку.

– Какую?

– Между рулем и седушкой!

Лешка обиженно засопел.

– Ладно, не дуйся, – примирительно сказал Жук, опускаясь на землю у столба эстакады. – Эх, лето подходит! Ишь, трава как полезла. Хорошо тебе, до осени гулять будешь. Экзамены сдаешь?

Алексей пожал плечами:

– Пришел, трояк поставили, ушел.

– Лишь бы не двойки. Получишь аттестат, вези сразу в ПТУ, в группу на водителя-автослесаря.

– Туда, говорят, конкурс, просто так не попадешь. Придется на тракториста.

– Возьмут, – пообещал Жук. – Вдвоем поедем, у меня там знакомые есть, похлопочу.

Во двор заехала черная «Волга» и директорский «уазик».

– 0, начальство прикатило. Давай за работу, – приказал Вовка Жук.

Лешка взял ключ, полез под кабину закручивать гайки у колеса, куда не просовывалась рука наставника. За работой не услышал, как к машине подошли люди.