Последние дни Гитлера. Тайна гибели вождя Третьего рейха. 1945
Шрифт:
Таким образом, имеющиеся свидетельства вынуждают нас поверить в то, что Борман пережил катастрофу, а показания Аксмана нуждаются в дополнительном подтверждении. Если мы и можем поверить в смерть Бормана, то только потому, что никто пока не представил неопровержимых доказательств того, что он был жив после 1 мая 1945 года.
Таков вклад, внесенный новыми свидетелями в реконструированную после 1945 года историю. С моей точки зрения, эти свидетельства практически ничего не добавили к ней в исторической перспективе. Подтвердился тот факт, что труп Гитлера был захоронен в бомбовой воронке во дворе имперской канцелярии. Судьба Мартина Бормана так и осталась неизвестной. Но, если эти свидетели ничего не добавили к моей истории о последних днях Гитлера, их свидетельства тем не менее пролили свет на другой важный предмет – на отношение русских к проблеме последних дней Гитлера. Уже в 1950 году, во втором издании этой книги, я смог очертить политику русских в этом вопросе. Теперь, получив новые данные, дополняющие мой рассказ, я могу завершить и эту историю.
Рассуждая теоретически, у русских в этом отношении не было больших проблем, так как все улики и свидетельства были у них в руках с самого начала. 2 мая 1945 года был захвачен бункер, в котором погиб Гитлер. Приблизительно в то же самое время русские захватили в плен – в пивной на Шенхойзераллее – ряд лиц из непосредственного окружения Гитлера, знавших факты. Двоих из этих лиц опознали уже на четвертый день. Сад имперской канцелярии, где было захоронено тело Гитлера, находился – и продолжает находиться до сих пор – под контролем русских. Более того, еще до захвата имперской канцелярии русским было со стороны немцев сделано официальное заявление о смерти Гитлера, а также неофициальные
Читатели этой книги узнают, что в ночь с 30 апреля на 1 мая 1945 года генерал Кребс был направлен в штаб русских с предложением о перемирии с Борманом и Геббельсом, которые де-факто выступали как преемники Гитлера. Но генерал Кребс был не только последним начальником Генерального штаба вооруженных сил гитлеровской Германии и свидетелем составления личного и политического завещания Гитлера – Кребс до войны был помощником немецкого военного атташе в Москве. Он бегло говорил по-русски и был лично знаком со многими высокопоставленными командирами Красной армии. Кребс всегда был горячим сторонником русско-германского сотрудничества, за что его однажды по-отечески обнял Иосиф Сталин. Таким образом, этот эмиссар, прибывший на советские позиции в первые часы после смерти Гитлера, не был незнакомцем ни для командующего фронтом маршала Жукова, ни для командующего 8-й гвардейской армией генерала Чуйкова [11] . Помимо всего прочего, Кребс должен был как-то объяснить русским, почему письмо, подтверждавшее его полномочия, было подписано не Гитлером, а Борманом и Геббельсом. Согласно опубликованному в то время сообщению русских, Кребс сказал: «Я уполномочен сообщить советскому Верховному командованию, что вчера, 30 апреля, фюрер Адольф Гитлер по собственной воле покинул этот мир». Это официальное заявление является, естественно, сухим и бесцветным: мы не знаем, во время какого из своих визитов – первого или второго, последовавшего через несколько часов после него, Кребса заставили подкрепить или обосновать это заявление. По этому поводу можно сказать только одно: как непосредственный свидетель и как человек, свободно говорящий по-русски, Кребс мог легко это сделать. Как бы то ни было, о самом факте самоубийства Гитлера Кребс сообщил русским в течение нескольких часов после этого события [12] . Оставалось лишь проверить подлинность сообщения.
11
В официальном отчете об этой встрече, опубликованном подполковником Трояновским в армейской газете «Красная звезда», утверждалось, что Кребс видел Чуйкова. В более подробном отчете, опубликованном в дюссельдорфской газете Der Fortschritt 19 мая 1955 года, говорилось, что Кребс встретился также и с Жуковым. Согласно этому последнему рассказу, основанному на воспоминаниях пленных, слышавших его от вернувшегося в канцелярию Кребса, встреча с русскими проходила в довольно теплой обстановке. Кребса угостили рюмкой водки и расспросили о событиях в бункере.
12
Во введении ко второму изданию я упомянул о демарше чехословацкого правительства, потребовавшего суда над Кребсом, как над военным преступником. Однако в действительности чехи требовали выдачи не начальника гитлеровского Генерального штаба, а другого Ганса Кребса, организатора национал-социалистического движения в Чехословакии, ставшего впоследствии почетным гаулейтером протектората Чехии и Моравии. По имеющимся данным, генерал Кребс покончил с собой в бункере. По крайней мере, об этом сообщил русским после своего пленения генерал Вейдлинг, о чем русские сообщили 9 июня 1945 года, хотя и после этого Сталин в Москве продолжал утверждать, что Кребс остался жив и бежал.
Не может быть никаких сомнений в том, что в течение следующей недели русские занялись этим вплотную. 13 мая Гарри Менгерсхаузену, сотруднику охраны, который хоронил труп Гитлера, был показан весьма важный документ. Менгерсхаузен был взят в плен в ночь с 1 на 2 мая, но в течение десяти дней упорно отрицал свою причастность к захоронению останков Гитлера. Однако после предъявления того документа он счел дальнейшее запирательство бессмысленным и начал благоразумно давать показания. Документ этот, датированный 9 мая, представлял собой полное описание смерти Гитлера и захоронения его останков Менгерсхаузеном. Документ был составлен для русских другим немцем, принимавшим участие в захоронении. Вероятно, этим немцем был Гюнше [13] . Этот документ был второй (по меньшей мере) частью доказательства, которым располагали русские, и его достоверность была подтверждена тем, что он позволил развязать язык Менгерсхаузену.
13
Менгерсхаузен до сих пор отказывается назвать имя автора этого документа, из чего я могу заключить, что он (автор) в настоящее время жив. Из всех оставшихся в живых свидетелей Гюнше был самым информированным. Но были и другие свидетели, которые могли снабдить русских достаточным материалом, хотя, возможно, и из вторых рук.
Немедленно после получения признания в участии в захоронении останков Гитлера Менгерсхаузен был доставлен во двор имперской канцелярии, где от него потребовали показать могилу Гитлера. Менгерсхаузен без колебаний отвел конвой к одной из воронок, но, оказалось, что она разрыта и тел Гитлера и Евы Браун в ней не было. Ясно, что русские воспользовались полученными ранее показаниями других свидетелей, а показания Менгерсхаузена использовали лишь для подтверждения.
Действительно, теперь ясно, что русские эксгумировали трупы 9 мая, в день, когда получили документ с описанием смерти и захоронения. В тот же день два русских офицера – мужчина и женщина – пришли в приемную доктора Хуго Блашке, на Уланштрассе. Доктор Блашке был личным дантистом Гитлера. Однако этот Блашке не стал дожидаться прихода русских; он бежал из Берлина в Мюнхен, а его практику унаследовал другой зубной врач, еврей из Силезии, доктор Феодор Брук. Русские попросили доктора Брука показать им медицинскую карту Адольфа Гитлера. Брук ответил, что он не в курсе дел Блашке, и направил их к его ассистентке Кете Хойземан, которую он унаследовал вместе с практикой. Эта Хойземан, по странному стечению обстоятельств, во время осады Берлина пряталась в имперской канцелярии и стала свидетельницей многих деталей последних дней Гитлера. Госпожа Хойземан сказала русским, что Гитлер никогда сам не появлялся в амбулатории Блашке, тот всегда сам ездил в имперскую канцелярию, и именно в медицинской части канцелярии следует искать нужные медицинские документы – если они существуют, то находятся именно там. Сама Кете Хойземан не один раз сопровождала доктора Блашке в его визитах в имперскую канцелярию и была хорошо осведомлена о состоянии зубов Гитлера. Так, она описала некоторые характерные особенности: мосты на верхней и нижней челюсти, а также «облицованную коронку», какие редко использовались в современной стоматологии, на одном из резцов [14] . После этого Кете Хойземан доставили в имперскую канцелярию, но никаких документов там не нашли, и фрейлейн Хойземан отвезли в главный штаб русских в Бухе. Там один русский офицер показал Хойземан ящик из-под сигар. В ящике лежал Железный крест, значок члена нацистской партии и несколько зубных протезов. Когда Кете Хойземан спросили, знакомы ли ей эти протезы, она ответила, что это, несомненно, зубные протезы фюрера, Адольфа Гитлера, и, вероятно, Евы Браун. 11 мая фрейлейн Хойземан освободили, и она вернулась к доктору Бруку, которому подробно рассказала свою эпопею. Через несколько дней в амбулаторию явился посыльный и принес Кете Хойземан письмо, в котором ей предлагали собрать вещи для отъезда на несколько недель. Тогда доктор Брук в последний раз видел свою помощницу. Восемь лет спустя из русской тюрьмы вернулась одна женщина, которая рассказала, что в Бутырской тюрьме осталась ее сокамерница, некая Кете Хойземан, которая прожужжала всем заключенным уши своими рассказами о последних днях Гитлера и о его извлеченных из могилы зубных протезах [15] .
14
Точность этого описания зубов Гитлера подтверждается данными рентгенограмм
черепа Гитлера, сделанных во время медицинского обследования после взрыва бомбы Штауффенберга 20 июля 1944 года. Эти снимки находились в архиве лечащего врача Гитлера доктора Мореля. Я хочу выразить благодарность доктору Д.С. Хэйтону Вильямсу за любезное описание этих снимков.15
The Times от 9 июля 1945 года (рассказ доктора Брука); S"uddeutsche Zeitung от 30 декабря 1953 года (рассказ госпожи Лизелотты Шпальке).
Рассказ фрейлейн Хойземан подтверждается показаниями другого свидетеля, которому тоже было предложено идентифицировать зубные протезы Гитлера. Этим свидетелем был зубной техник Фриц Эхтман, который изготовлял в 1944 году протезы для Гитлера и Евы Браун. Ему тоже показали сигарный ящик с тем же содержимым. Эхтман, так же как Хойземан, опознал эти протезы и тоже был отправлен в тюрьму. Правда, не в Бутырскую, а в Лубянскую. Позже он сидел в одной камере с Гарри Менгерсхаузеном и мог делиться с ним своими воспоминаниями. В 1954 году Эхтман был освобожден и, вернувшись в Германию, дал показания в окружном суде в Берхтесгадене, где решался вопрос о том, можно или нет выдать официальное свидетельство о смерти Гитлера [16] .
16
S"uddeutsche Zeitung от 30 декабря 1953 года: свидетельство Менгерсхаузена (The Times от 14 октября 1954 года). Еще одним дантистом, имевшим несчастье заниматься зубами Гитлера и проведшим в связи с этим десять лет в России, стал доктор Хельмут Кунц (см. S"uddeutsche Zeitung от 21 октября 1953 года).
Таким образом, становится ясно, что к 9 мая, то есть к моменту ареста Эхтмана и Хойземан, русские уже эксгумировали трупы Гитлера и Евы Браун. Возможно, эксгумация была проведена 9 мая, ибо именно в этот день русские получили письменный документ с описанием местоположения могилы. По-видимому, эксгумация была проведена специальным подразделением НКВД, так как служащий этого подразделения капитан Федор Павлович Василький (?) рассказывал впоследствии одному восточногерманскому офицеру, в квартире которого жил, о том, как охранялись тела Гитлера и Евы Браун [17] . «Череп Гитлера, – рассказывал Василький, – был почти цел, во всяком случае свод, верхняя и нижняя челюсть». Василький подтвердил, что идентичность трупа была затем «неоспоримо» подтверждена по зубам. Наконец, в конце мая, русские сделали следующий шаг – они показали Менгерсхаузену труп Гитлера.
17
Das Bild от 26 января 1956 года.
Менгерсхаузен сам описал это опознание. На машине его привезли в лес в районе Финов под Берлином. Там Менгерсхаузену показали почерневшие обугленные трупы, положенные в большие деревянные ящики. Менгерсхаузена попросили опознать трупы. Несмотря на повреждения, вызванные огнем и разложением, он легко опознал их. Это были тела Геббельса, Магды Геббельс и Гитлера. Геббельс и Магда Геббельс были обожжены лишь поверхностно, труп Гитлера же был разрушен намного сильнее. Стопы были практически уничтожены огнем, кожа и мягкие ткани были сильно обожжены и почернели, но строение лица было узнаваемо. В виске виднелось пулевое отверстие, однако верхняя и нижняя челюсти остались нетронутыми. После опознания Менгерсхаузен был доставлен обратно в тюрьму. Что стало после этого с трупами, он не знает. Три месяца спустя он, как Хойземан и Эхтман, был отправлен в Россию – на одиннадцать лет.
Таким образом, к началу июня русским были известны обстоятельства смерти Гитлера. Были опознаны могила и труп – на основании нескольких подтверждавших друг друга свидетельств. Помимо свидетельства Кребса в ночь с 30 апреля на 1 мая, не говоря о других показаниях, которые они могли получить от прочих обитателей бункера, у них в руках был документ от 9 мая, ценность которого подтверждается тем, что с его помощью удалось сломить упорство Менгерсхаузена, – русские смогли заставить его показать могилу и опознать находившийся в ней труп. Более того, русские располагали показаниями Хойземан и других свидетелей последних дней в бункере, и, наконец, у русских были заключения Хойземан и Эхтмана о зубных протезах Гитлера. Далее, в распоряжении русских оказались – по крайней мере, маршал Жуков утверждал, что оказались, – дневники «попавших в плен адъютантов», откуда он впоследствии почерпнул сведения о бракосочетании Гитлера и Евы Браун. Возможно, эти «дневники» были идентичны документу, опубликованному 9 июня, но он был, скорее всего, реконструкцией, а не подлинным дневником. Наверное, у русских были и другие, возможно, весьма многочисленные документы. Все эти свидетельства хорошо согласовывались между собой и указывали на один вывод, и, хотя теоретически свидетельства могли быть подложными, большое их количество исключает возможность такого серьезного и разветвленного заговора. Таким образом, к первой неделе июня у русских было множество свидетельств и доказательств (или, во всяком случае, материалов для извлечения доказательств), способных пролить свет на обстоятельства последних дней Гитлера. Во всяком случае, у них было намного больше данных, чем у меня пять месяцев спустя.
Но в таком случае мы имеем полное право задать вопрос: почему русские так и не опубликовали выводы своего расследования? Может быть, они просто не хотели открывать известные им факты? Однако все их поведение в то время – поиск документов, аресты свидетелей, повторные опознания [18] – опровергает такое допущение. Может быть, русские были просто некомпетентны в разведке? Во всяком случае, обыск в имперской канцелярии был на удивление поверхностным. Дневник Гитлера, увесистая переплетенная тетрадь формата 18 на 36 сантиметров оставалась лежать на стуле Гитлера четыре месяца – до тех пор, пока ее случайно не обнаружил один английский визитер. Однако нельзя отрицать, что русские проявили подлинный профессионализм в допросах пленных, и я не думаю, что мы можем льстить себе предположением о том, что русская разведка работает хуже, чем наша. Если мы хотим непредвзято ответить на этот вопрос, то должны отказаться от такого допущения и внимательно оценить все относящиеся к этому делу факты.
18
Русские опознавали труп Геббельса трижды. Первый раз 2 мая, когда его идентифицировал Ганс Фриче. Потом – 20 мая, когда труп опознал Вильгельм Эккхольдт, сотрудник личной охраны Геббельса; а затем, в конце мая, как уже было сказано, труп Геббельса опознал Менгерсхаузен.
Не может быть никакого сомнения в том, что в первую неделю июня русские в Берлине признали факт смерти Гитлера. 5 июня, когда командующие союзными армиями встретились в Берлине для обсуждения принципов создания четырехсторонней администрации, «высокопоставленные русские офицеры» говорили офицерам генерала Эйзенхауэра, что тело Гитлера было обнаружено и «надежно» опознано. Офицеры указывали, что это было одно из четырех тел, обнаруженных на территории имперской канцелярии. Оно было сильно обуглено – этот факт они приписывали (ошибочно, как мы теперь знаем) действию огнеметов, которыми русские расчищали себе доступ в канцелярию. Трупы, говорили далее русские офицеры, были исследованы русскими врачами, и это исследование позволило с почти полной уверенностью идентифицировать покойников [19] . Если русские не сделали официального заявления о смерти Гитлера, говорили русские офицеры, то только потому, что хотели это сделать лишь после того, когда не останется и «тени сомнений». Но, говорили они далее, заявление последует сразу после того, как будут получены все доказательства [20] .
19
В этой связи интересно отметить, что Артур Аксман на допросе в 1946 году показал, что, «хотя это и не было заметно при наружном осмотре трупа Гитлера (который он сам видел), но если бы он выстрелил себе в рот, то неизбежно были бы повреждены зубные протезы и, значит, русские не могли бы опознать его по зубам». Но мы знаем, что протезы сохранились, и труп был опознан именно по ним. Судя по всему, в тот момент (в июне 1945 года) никто не сомневался в достоверности опознания.
20
Эти высказывания русских, перепечатанные газетой The Times 7 июня 1945 года, содержат некоторые неточности, что вполне объяснимо, так как их воспроизвели со слов офицеров штаба Эйзенхауэра по их возвращении в Париж.