Последние дни. Павшие кони
Шрифт:
У главных ворот на краю поселения из тени выступил охранник и включил фонарь, посветив прямо в глаза Кляйну.
– Что требуется? – спросил тот.
– Это Кляйн, – ответил он, зажмурившись.
– Точно. Мы встречались в первую ночь. Однушка. Самоприжигатель. Правая рука, верно?
– Да, – сказал Кляйн. – Уже четверка.
– Четверка? – переспросил охранник. – Лихо. Что еще?
– Несколько пальцев, ничего особенного.
Охранник перевел луч фонаря, посветил на ногу Кляйна. Теперь Кляйн его видел – тусклый силуэт за сиянием.
– Мне
– Простите. Я не могу.
– Моя работа здесь закончена.
– Боюсь, у меня приказ.
Кляйн сделал шаг вперед. Охранник направил луч фонаря прямо ему в глаза. Кляйн сделал еще шаг, услышал шорох и щелчок, и охранник быстро посветил на себя, чтобы показать на культе какой-то металлический протез со стволом.
– Я думал, протезы осуждаются, – сказал Кляйн.
– Пользоваться мы ими не любим, – согласился охранник. – Но когда приходится – пользуемся.
– А если я где-нибудь перелезу через забор.
– Милости прошу. Уверен, рано или поздно мы вас поймаем.
Кляйн кивнул, отвернулся, собираясь уходить.
– Очень приятно было встретиться, мистер Кляйн, – сказал охранник. – Если будут новые вопросы, не стесняйтесь спрашивать.
Гуса и Рамси он нашел в баре уже пьяными, особенно Рамси, который пил виски через соломинку. Гус все повторял, что ему нельзя налегать, что алкоголь разжижает кровь, а потом опрокидывал рюмку за рюмкой. Они повеселели, когда заприметили Кляйна, похлопали его по спине обрубками.
– Выпьете? – спросил Рамси.
Кляйн кивнул. Рамси подозвал бармена.
– Налей-ка моему другу, – сказал он.
– Самоприжигателю.
– Слухи быстро разносятся, – сказал Рамси.
– Скажи, – начал Гус заплетающимся языком, – когда будут женщины?
– В десять, – сказал бармен. – Я уже говорил. В десять.
– Выпьете? – спросил Кляйна Рамси.
– Мне уже наливают, – сказал Кляйн.
– Черт, – сказал Рамси. – Я сам хотел вам заказать.
– Ты и заказал, – ответил Кляйн.
– Чего? – переспросил Рамси. – Чего?
– Забудь, – ответил Кляйн.
– Чтоб вы знали, – сказал Рамси, – следующий – за мой счет.
Кляйн улыбнулся.
– Итак, – сказал Гус, ссутулившись над стаканом. – Как идет расследование?
– Не идет.
– Нет? – спросил Гус. – Ощнь плохо.
– Хотите послушать? – спросил Кляйн.
– Про что? – уточнил Рамси.
– Про расследование, – сказал Кляйн. Бармен поставил стакан на стойку. Кляйн подхватил его левой рукой и отпил.
– О нет, – сказал Рамси. – Гусу ничего говорить нельзя.
– Это еще почему? – спросил Гус. – Это еще почему?
– Гус – однушка, – ответил Рамси. – Не будем привлекать однушек.
– Я был однушкой, – возразил Кляйн. – И меня привлекли.
– Я не однушка. – Гус поднял руку. – Больше нет.
– И все равно, – сказал Рамси. – Ты мелкая сошка. Ты тот, кто ты есть, и мы тебя любим, но ты мелкая сошка.
– Да ничего, Рамси, –
сказал Кляйн. – Можешь мне поверить.– Просто, по-моему…
– Рамси, – сказал Кляйн. – Поверь мне и послушай.
Рамси открыл рот, снова закрыл.
– Элайн мертв, – сказал Кляйн.
– Элайн мертв? – переспросил Рамси, поднимая голос.
– Разве это возможно? – засуетился Гус. – Как это возможно?
– Или нет, – сказал Кляйн. – Может, и нет.
– Ну, – протянул Гус. – Так мертв или нет?
– Что ты там говоришь про Элайна? – спросил бармен.
– Ничего, – ответил Кляйн.
– О боже. – Рамси покачал головой. – Господи боже.
– Элайн или мертв, или нет, – объяснил Гус бармену.
– Потише, Гус, – сказал Кляйн.
– Ну так и что? – спросил бармен. – Мертв или нет? Разница-то большая, между прочим.
– Это, – Гус ткнул культей в воздух, – я и намерен узнать.
– В смысле, ты не уверен, что есть разница? – спросил Рамси.
– Рамси, – сказал Кляйн. – Посмотри на меня. Зачем я тут? Что я расследую?
– Что? – переспросил Рамси. – Контрабанду.
– Контрабанду?
Гус, обратил внимание Кляйн, начал прислушиваться.
– Кто-то вывозит наши фотографии.
– Какие еще фотографии?
– Сексуальные, – сказал Рамси. – С людьми без конечностей. Кто-то их ворует и продает, не отчисляя прибыль сообществу.
– И ты считаешь, – спросил Кляйн, – что я здесь поэтому?
Рамси кивнул.
– Нет, – ответил Кляйн. – Я здесь из-за Элайна.
– Который либо мертв, либо не мертв.
– Вот именно, – ответил Кляйн.
– Это большая разница, – сказал Гус. – Вот это мы и намерены узнать.
– Что? – спросил Рамси.
– Это, – ответил Гус.
– Что? – Рамси принялся озираться вокруг. – Что происходит?
– Вот именно, – сказал Кляйн. – Мне бы кто ответил.
«Есть две возможности», – думал он, когда его провожали на встречу с Борхертом следующим утром: с одного бока похмельный Рамси, с другого – похмельный Гус. Он шел по просьбе самого Борхерта. «Возможность первая: Элайн мертв. Возможность вторая: Элайн жив». Возможно, Рамси прав, возможно, он действительно что-то знал, и он – Кляйн – здесь из-за контрабанды или воровства. Но если это так, почему ему не сказали? Почему Борхерт заявил, что он расследует убийство? Ведь в самом деле, учитывая прежнюю специальность Кляйна, логично, чтобы его наняли расследовать действия контрабандистов.
Возможно, у самого Борхерта в деле корыстный интерес и есть причины помешать расследованию контрабанды.
Но если и так, зачем объявлять Элайна мертвым? Зачем говорить, что требуется расследовать убийство? Почему бы не предложить что-то не такое тяжкое?
И вот он в одиночестве – Гус и Рамси покинули его у калитки, – стоит перед Борхертом, одноруким, одноногим мужчиной, угрюмо поглядывавшим с кресла.
– Я думал, мы договорились, – говорил Борхерт.
– О чем договорились?