Последние флибустьеры

Оглушающий рокот заполнял долину, эхом отражаясь в горных лесах.

— Хорошенько держите свои шляпы, — сказал дон Баррехо, — и попытайтесь использовать их как зонты.

Между тем быстрые воды Маддалены заплескивали на прибрежный песок и быстро разливались среди редких кустов.

Индеец и троица авантюристов, немало обескураженные неблагоприятным оборотом, который принимали «дела», как выражался дон Баррехо, покинули свое убежище и вскарабкались на скалу, подставив себя бешенству торнадо.

По-прежнему сверкали молнии и пугающе грохотал гром; на четверых людей обрушивались такие сильные порывы злого ветра, что они вынуждены были схватиться за руки, чтобы кого-то не унесло. Дождь продолжал лить, и порой с неба падали капли величиной с кулак: они не приносили вреда, но одежда совсем вымокла.

— Это называется гнев Божий, — сказал дон Баррехо, которому смертельно наскучило молчать. — Эй, дарьенский друг, долго это еще будет продолжаться? С меня уже хватит.

Сын лесов посмотрел на небо, непрерывно озаряемое молниями, потом пожал плечами и ничего не ответил.

— Как они скупы на слова, — прокомментировал его жест дон Баррехо, философски воспринимавший эту купель. — Можно подумать, что у индейцев вечно болят языки.

— Зато твой болтается без перерыва, — сказал Мендоса.

— Дорогой мой, ты выбери себе жену, тогда увидишь, что и твой язык развяжется.

— Пока что мне этого не нужно.

— Ну да, ты ведь слишком затасканный авантюрист.

— Да и ты вернешься в Панаму не таким жирным.

— Зато с полными карманами, — возразил гасконец. — Мы уже подошли к границам Дарьена, и я надеюсь, что местные дикари не окажут плохого приема внучке великого касика и позволят нам опустошить пещеры, полные золота.

— А если они, наоборот, съедят нас? Еще несколько лет назад они были людоедами, и надо тебе напомнить про Пьера л’Олонэ, самого знаменитого флибустьера в Береговом братстве, который закончил свою славную карьеру то ли на вертеле, то ли в котле.

— Ты что-то сегодня все видишь в черном цвете, дружище. Может, это от погоды?

— Возможно, — ответил баск.

— А вода поднимается все быстрее, — вступил в разговор Де Гюсак. — Равнину уже полностью залило.

Маддалена и в самом деле покинула свое ложе и с неслыханной быстротой разливалась по равнине. В ее грязных волнах белесого цвета неслись огромные деревья, сплетения корней и земли, плывшие по поверхности подобно знаменитым chimponas [113] озера Мехико. [114] Эти плывущие предметы не всегда пустовали: то на них нашла пристанище стайка белок, то — кугуар, то — ягуар. Хищники были настолько испуганы, что свернулись в клубок, шерсть у них стояла дыбом, и никакого охотничьего запала они не проявляли.

113

Chimponas — вероятно, автор имел в виду chinampas, как жители Мезоамерики называли живые изгороди. Этим традиционным способом выращивания цветов и зелени жители Центральной Мексики, в том числе и долины Мехико, пользовались задолго до прихода европейцев. Впоследствии толтеки и другие мексиканские народности стали развивать овощеводство по берегам болот и временных водоемов на вручную насыпанных почвах. К 1519 г. такая техника (она тоже называлась чинампа) охватила почти всю поверхность озера Ксошимилко, южнее современного Мехико-Сити. Площади под чинампами занимали большое место и на озере Текскоко (см. следующее примечание). Стоит также напомнить, что испанское champa означает «спутанные корни растений» (в Южной Америке) или «навес; шалаш» (Мексика, Центральная Америка); общее для Испанской Америки значение этого слова — «корневище; дерн».

114

Озеро Мехико. — В долине Мехико когда-то располагалась водная система, образованная пятью озерами. Самое крупное из них, озеро Текскоко, располагалось к востоку от Мехико-Сити, современной столицы страны. Система эта усыхающая; одно из озер в наши дни прекратило свое существование, другие сильно уменьшились в размерах.

Спустилась ночь, когда речные воды с мрачным шумом стали разбиваться о скалу. Дон Баррехо посмотрел на индейца.

— Ну же, — сказал он, — развяжи-ка свой язычок. Ты все еще веришь, что вода до нас не достанет?

— Наводнение сильное: настоящий потоп, — ответил дикий сын лесов.

— Ну и что мы можем сделать?

Индеец указал на травяные островки, которые продолжала приносить река, складывая их по краю равнины.

— Они похожи на каноэ, — сказал он.

— А если они натолкнутся на какую-нибудь скалу?

— Не будьте слишком требовательным, дон Баррехо, — сказал Мендоса. — Последуем совету этого человека и займем место на палубе. Вот как раз один такой кораблик направляется в нашу сторону.

Плавучий островок, на который указал баск, состоял из плотной массы корней, тесно переплетенных между собой, и прикрыт кустами, которые раз за разом ворошили сильные порывы ветра.

Трое авантюристов вместе с индейцем встали и приготовились прыгнуть.

— Старайтесь не промахнуться, — предупредил Мендоса. — Такому сильному течению невозможно сопротивляться. Кто упадет в воду, погибнет.

Островок приближался, тяжело покачиваясь. Наткнувшись в своем странствовании на скалу, островок перевернулся вокруг самого себя, но не развалился и продолжал плавание. Короткой задержки было достаточно для авантюристов и индейца.

Они приземлились в самую гущу кустов и быстро соскользнули на противоположную сторону плавучего островка, обнаружив острейшее беспокойство.

— Видел? — спросил дон Баррехо у Мендосы.

— Да, он спрятался в листве.

— И он не один, — сказал Де Гюсак. — Я видел другого ягуара, спрятавшегося чуть подальше.

— Tonnerre!.. — выкрикнул грозный гасконец. — Хорошенький экипаж! Только я предпочел бы его сбросить в воду.

— Да и аркебузы тоже, — добавил баск. — Они ведь сейчас совершенно бесполезны. Мы должны от них освободиться.

— Они объединены какой-то стихийной силой. Может, им захотелось испробовать прелести водного путешествия?

— Вероятно, их унесло вместе с кусочком берега. Предложи им мостик, дон Баррехо, и увидишь, как они выскочат, не обращая на нас внимания.

— Подставь лучше свою спину, — обиделся гасконец. — Я слишком дорожу своим позвоночником и, что бы ты ни говорил, никогда не оставлю его в пределах досягаемости звериной пасти.

— Я-то предпочитаю оставить зверей в их убежищах. Они, кажется, настолько испуганы, что не имеют никакого желания атаковать нас.

— Если ты меня убедишь, что страх сделал их кроткими, как ангелы, я готов стерпеть их присутствие.

— И я тоже, — сказал Де Гюсак. — И потом: жаркое из ягуара ведь может понравиться, не так ли, дон Баррехо?

— Жаркое на реке?.. Ах… Де Гюсак, жизнь авантюриста явно не для тебя, и я считаю, что лучше бы…

Он не смог закончить фразу. В это самое мгновение плот попал в серию водоворотов, он стремительно завертелся, потом почти полностью ушел под воду и сразу же толчком вылетел на поверхность, словно его подтолкнула какая-то неведомая сила.

Это вращательное движение было таким быстрым, что четверо мужчин, включая индейца, почувствовали головокружение. Ягуары, тоже перепугавшись, запыхтели и зафыркали под служившими им убежищем кустами.

— Это что за сарабанда? [115] — спросил дон Баррехо у баска, который не смог удержаться на ногах. — Быть может, мы приближаемся к водопадам? Ты этого не знаешь, наш дарьенский друг?

— Нет еще, — ответил индеец, пытавшийся выдернуть большой сук и воспользоваться им как веслом. — До водопадов еще много времени, и я не желаю вам, белые люди, подплыть к ним слишком быстро.

— Представляю, какой там будет скачок.

— А я слышал, как об этих водопадах всегда говорили с ужасом, — сказал Де Гюсак. — Говорят, что даже индейцы, которые слывут лучшими гребцами, не осмеливаются пройти через них.

115

Сарабанда — старинный испанский танец живого характера.