Последние герои империи
Шрифт:
Именно в это время Рощаковский и знакомится с Николаем Александровичем Морозовым. Последний был удивительным человеком Член «Народной воли», он занимался пропагандой и террором, за что, после убийства императора Александра Второго в 1881 году, был арестован и приговорен к бессрочной каторге. До ноября 1905 года Морозов содержался в одиночной камере Шлиссельбургской крепости. Находясь в заключении, бывший студент занялся самообразованием, выучил полтора десятка языков, изучил астрономию, физику, высшую математику и химию. Но настоящей страстью узника Шлиссельбурга стала история раннего христианства. Морозов был первым, кто с научной точки зрения разобрал текст «Апокалипсиса» с точки зрения астрономии и на основе этого сделал ряд сенсационных открытий. После революции 1917 года Морозов ушел от политической деятельности и целиком посвятил себя науке. Он стал руководителем научно-исследовательского института в Петрограде. Следствием многолетней работы Морозова стал его знаменитый фундаментальный семитомный труд «Христос», ставший фундаментом т.н. «Новой хронологии» академика А.Т. Фоменко. Прочитав первый же том
Казалось бы, ну что может связывать бывшего блестящего офицера и любимца императорской семьи с бывшим террористом-революционером? А связала их любовь к истории человечества и огромное желание разобраться в теряющемся во мраке веков прошлом, отыскать истоки нашей цивилизации и отделить правду от нагромождений лжи. И Рощаковский, и Морозов были настоящими романтиками, желавшими, хоть и каждый по-своему, добра своему Отечеству. Отметим, что, судя по переписке, Рощаковский выступает не только поклонником таланта Морозова, но его скрупулезным редактором, критиком и соратником. Кроме этого, откровенные и честные письма Рощаковского дают нам представление об этом нелегком (а когда ему было легко?) периоде жизни нашего героя.
«Прочёл я IV т. "Христа". — Это гениальный и первый научный (физико-математический) исторический труд. Подобно Ньютону, Вы создали эпоху. Только Ваша роль тем крупнее, чем значительнее все S суммы культуры 2 — 3 научных дисциплин. Эрудиция Ваша феноменальна, и применение научного метода виртуозно; но мощь Вашего гения выразилась, главным образом, в смелости полёта воображения, а за ним и трезвой мысли. Вы — самый великий, нужный и полезный в нынешний исторический момент учёный, и с выводами Вашими должны ознакомиться миллионы людей. Между тем Ваш, далеко ещё не законченный, труд содержит 5940 стр., что несовместимо с темпами наших дней, и тираж — ничтожный. Сомневаюсь, чтобы "Христос" был переведён на английский, немецкий и французский языки. Текст — разрешите говорить прямо — нуждается в систематизации и сокращении, а также в переработке стиля.
6 ноября 1933 г… Но Вам, конечно, надобно знать, что я за человек? — 57 лет; по образованию моряк и дипломат; прожил за границей 26 лет; по сравнению с Вами круглый невежда, но люблю и умею работать. При Советской Власти работаю с 1927 года и занимал должности: заведующий иностранным отделом НИГРЭС (Балахна), старший инженер Строительного комитета СССР, старший научный сотрудник института сооружений, руководитель группы новых материалов Центрального Союзстроя, старший инженер — инспектор Военно-строительного управления РККА, и сейчас служу инженером-экономистом и куратором треста Речсудоверфь. На случай, если Вы физиономист, пришлю очень похожую мою фотографию; но всего лучше позвоните в Ленинграде по тел. 2 — 30 — 39 (Набережная Рошаля, 6, кв. 9) профессору Морской академии Всеволоду Евгеньевичу Егорьеву. Самый звук его голоса внушает доверие, и человек он милейший. Он откровенно скажет Вам, стоит ли со мной связываться (лично ему об этом, конечно, не пишу).
14 ноября 1933 г. Т.к. телефона у меня на квартире пет, сообщаю служебный 94 — 01 (Речной судостроительный трест, ГУМ, 3 этаж, 3 ряд, помещ. 236). Плановый отдел, чтобы Вы могли мне сообщить о дне и часе Вашего посещения… Сегодня мне стало известно, что меня, вероятно, бракуют по службе, где не понравился мой трудовой список, которым я, однако, прослужил уже 31 ½ лет. Если меня действительно уволят, то я должен буду отказаться от данного мною Вам предложения безвозмездной работы, т.к. придётся готовить кусок хлеба, быть может, особенно тяжёлым трудом
29 ноября 1933 г. Я писал Вам, что не имею телефона на квартире, и дал Вам служебный; но он уже отпал, т.к. сегодня уволен от службы "ввиду сокращения штата", а на самом деле — за происхождение. Ищу другой работы.
7 декабря 1933 г. Спешу уведомить Вас, что устроился сегодня на новую службу, что позволит мне уделять вечернее время "Христу". Употребил уже 30 ч на перечитывание I тома и его обдумывание. — Чудная Ваша книга… Мне очень бы хотелось (чтобы не дразнить безбожников) обходить теологию и особенно личность Христа, как можно дольше; но пока не вижу реальной возможности такого построения популярного конспекта — буду читать, и думать дальше.
24 декабря 1933 г. Я работал, когда был здоров, по 12 — 14 час/день и не дал себе ни одного выходного дня.
2 января 1935 г. Дорогой Николай Александрович! Вы столько натерпелись сами, что, конечно, отзывчивы — решаюсь просить помощи. Меня «сократили». Своей площади, денег и имущества нет. Надо наниматься; но полезной специальности не имею, и влиятельных людей не знаю. Последние 7 лет служил на инженерных должностях; т.к. инженерного дела хорошо не разумею, то меня долго не держат! Почему брался? — п.ч. предлагали, что, путём невероятных усилий, всё-таки справлялся, п.ч. ничего другого, способного оплатить прожиточный минимум, найти не мог. И так не ел досыта уже 8 лет. А что-то другое? — Сам не знаю. Качества мои, которые остались от нормального флотского офицера и дипломата (в эти ведомства меня, естественно, не взяли); а затем все отрицательные: не лгу, не изменяю, не трус, не избалован, не ленив, не беспорядочен, не ошибаюсь в вычислениях. Кое-что, конечно, знаю, но так мало… При этом очень властолюбив, энергичен, распорядителен и заботлив о подчинённых; но это не пристало боле «бывшему человеку». Сам себя не люблю; но дурным человеком себя не считаю. Чего добиваюсь? — возможности пожить без нищеты до естественного конца, и за это трудиться, как умею. Если бы не проклятая барская физическая беспомощность, пошёл бы в сторожа. Прошу Вас, извините меня, обдумайте и приспособьте куда-нибудь.
Бывало, помогал другим, теперь сам нуждаюсь. Так вертится колесо фортуны. Мне совестно отнимать у Вас время. У меня обеспечен кров и хлеб только на январь. М. Рощаковский.28 марта 1935 г. Дорогой Николай Александрович! При обыске, в связи с заключением меня на 24 дня, у меня были взяты, о сих пор ещё не возвращённые, все бумаги, в том числе и переписка с вами, равно как и составленная мною записка о широкой пропаганде Ваших трудов. Сообщаю Вам об этом на случай, если бы записка эта приобрела известность; сам же я, как и писал Вам своё время, ей хода не давал, но вставил её только для Вас на тот случай, если бы Вы сами пожелали её использовать. В тюрьме мне сказали, что буду вызван повесткой, на предмет возвращения бумаг, когда это найдут нужным. Причина ареста мне неизвестна; обвинение предъявлено не было; освобождение, по-видимому, полное без выселения из Москвы. Никого из моих знакомых здесь не беспокоили, и горячо надеюсь, что и Вас из-за меня не потревожат. Пользуясь случаем Вам послать мой сердечный привет, М. Рощаковский.
25 августа 1937 г. Решаюсь послать Вам конспект I-VII т.т. "Христа", составляющего 0,36% Вашего текста, которого старался придерживаться возможно ближе. В некоторых местах делал просто выписки из текста. Тем не менее отклонения есть. — Ваша редакция необходима, не исключая и хронологии.
24 октября 1937 г. Дорогой Николай Александрович, Ваше письмо от 22.10.37 обрадовало меня. Благодарю Вашу супругу за то, что она дала себе труд прочесть Вам мои потуги; а Вас, что выслушали. Вы знаете, как высоко я ставлю Вас, а значит, ценю каждую минуту Вашего времени. Тут фразы излишни. Отмеченный Вами крупный недостаток в моей хронологической сводке, разумеется, справедлив, постараюсь его исправить, и Вам результат выслать. Вы понимаете, что такое добавление требует значительного времени. В Вашем письме Вы, не найдя, вероятно, моего имени и отчества (я — Михаил Сергеевич), назвали меня «товарищем по науке». — Я могу быть только чернорабочим, подобием чиновника от науки, на ролях смышлёной машинистки, каталогизатора и пр. С каждым годом всё более поражаюсь круглому своему невежеству; и то, что вокруг себя вижу часть ещё более невежественных людей, меня не утешает, а скорее ещё более огорчает, нас так много! Одно, что у меня есть, это научное чувство: я много больше понимаю, чем знаю, и это, вероятно, сказалось в моём конспекте; поэтому он мог Вам понравиться. Правда, над ним я продумал всю свою голову насквозь, и писал его долго. Я — "инженер-пенсионер" (не дипломирован), но 10 лет был на должностях старшего научного сотрудника, и старшего инженера, и пенсию получаю 99 рублей в месяц. На это прожить нельзя. Поэтому берусь за всё, что бы ни подвернулось: перевожу, аннотирую, редактирую, переписываю, фальцую чертежи без переплёта. На днях написал крупными буквами плакат, обучаю малограмотных чтению и письму. Всё моё время уходит на изыскания себе пропитания. Всё же случалось и голодать — вернее, жить впроголодь. Политическое лицо моё совершенно безупречно: имею московский паспорт, пенсионер, член инженерно-технической секции, пользуюсь избирательными правами. На службе был аккуратен и деятелен, составил лучший наш англо-русский технический словарь, изданный под редакцией нечестного человека Чернухина. За 10 лет был дважды арестован по лживым доносам, и оба раза меня освободили без наложения взысканий, т.к. ни в чём не был виноват. Итак, прошу посильной работы, которую обещаюсь не терять и не портить, скоро и исправно выполнить. С юных лет приучил себя к правдивости, что так важно в научной работе. С самым сердечным приветом, М. Рощаковский».
Разумеется, что ни в каких политических группировках и заговорах Рощаковский никогда не участвовал, не такой он был человек. Впрочем, при желании придраться к его прошлому было не сложно: офицер, личный друг царя и его семьи. Только этого уже было достаточно на несколько смертных приговоров в разгар "большого террора". И все же, скорее всего, причина ареста Рощаковского была иная. Всю свою жизнь Рощаковский всегда резал правду-матку прямо в глаза, невзирая на чины и на последствия для себя. Так было с великим князем Алексеем Александровичем, с императором Николаем Вторым, с королевой Греции Ольгой Константиновной, с доверенными лицами Колчака и Деникина. За это его уважали и ценили, за это его ненавидели и боялись. Откровенно и открыто он, скорее всего, вел себя со Сталиным, с Ворошиловым и другими. В месть лично Сталина я не верю. Какие счеты могли быть у него с Рощаковским? Как человек умный, Сталин прекрасно понимал природу таких людей, как Рощаковский, и знал, что от них государству одна польза.
Думается, что Рощаковский и в период массовых арестов открыто выражал свое мнение, которое, как мы знаем, нередко оказывалось весьма отличным от общепринятого, и не стеснялся в выражениях. Многое в тогдашней советской действительности вызывало у него порой непонимание, а норой и раздражение.
Из беседы Льва Разгона с Рощаковским о различии жизни в царское и советское время: «Ох, что же мне вам объясняв — невозможно это, батенька, потому что вы в своей жизни никогда вкусно не ели. Вы не понимаете, как ели у "Донона", у "Кюба", даже в "Московской" или у Тестова?! Только в нескольких парижских ресторанах можно было так поесть! У государя так не кормили! А ваши эти рестораны со старыми названиями — харчевни простые, и некому там изготовить вкусное! Быстро, ах, быстро забывается старое! Вот пошел я в Художественный, посмотрел "Анну Каренину"… Ну, не выдержал! Воспользовался тем, что когда-то в Петербурге знаком был с Немировичем, пошел к нему за кулисы и говорю ему: "Ну, Владимир Иванович — эти не знают, не видели, а вы же бывали на Высочайших приемах, насмотрелись — как же допустить такое можете?! Каренин одет в мундир для большого приема, а треуголка у него для малого!.. Как же это!"