Последние Каролинги

«Лотарю устроили похороны поистине с королевским великолепием. Для него было изготовлено ложе, украшенное королевскими инсигниями, тело облачили в шелковые одежды, накрыли пурпурной мантией, усыпанной драгоценными камнями и расшитой золотом. Знатные люди королевства несли это ложе, впереди шли епископы и духовенство с распятиями и евангелиями. Среди них, жалобно вздыхая, шли те, кто нес корону, сверкающую золотом и самоцветами, и другими знаками отличия. Погребальные песнопения почти все время прерывались слезами. После с печальными лицами шли строем рыцари. Остальная толпа, рыдая, следовала за ними. Как он и приказал ранее, его похоронили в Реймсе, в монастыре Святого Ремигия, рядом с отцом и матерью, этот монастырь находится в двухстах стадиях (50 километрах) от места его кончины. И на протяжении всего пути его сопровождали проявлениями сильной привязанности и горячей любви» (131, гл. Ш, 110).

Неожиданная смерть Лотаря, а спустя год кончина его сына сильно поразили народное воображение. Многие не хотели верить, что оба последних короля из династии Карла Великого умерли своей смертью. Отсюда и проистекают обвинения в адрес жен обоих королей, Эммы и Бланки-Аделаиды, будто бы они отравили своих мужей. Это совершенно нелепые предположения, и открытие рукописи Рихера [191] свидетельствует об их бессодержательности. Однако подобная мелодраматичная кончина более нравилась народному воображению.

191

Манускрипт «Истории» Рихера Реймского, единственного подробного нарративного источника по истории Франции второй половины X в. был найден в 1833 г Г. Пертцем. – Коммент. редактора

Полезно будет оценить характер Лотаря и его роль в истории Франции. Если касаться человеческих качеств, достоинств или недостатков, физических и моральных, то в данном случае придется смириться с незнанием данной стороны вопроса, поскольку мы не имеем склонности создавать панегирики, какой был написан Гельгоном для Роберта II. [192] К чему изображать портреты в стиле Капефика и Мурена. [193] Когда молчат документы, этот прием становится по-детски смешным. Самое большее, что можно предположить, основываясь на грамотах, что Лотарь был хорошим сыном и любящим, привязанным к своей жене Эмме супругом Он никогда не называл ее, кроме как приятнейшая, сладчайшая супруга (delectissima, dulcissima conjux), и никогда не верил слухам об ее интимной связи с Асцелином. Рихер сообщает, что во время осады Вердена Лотарь был ранен, так как слишком близко подошел к врагу, – подобный штрих дает основания предполагать, что король был не лишен личной отваги. Его внезапное нападение в 978 г. на Оттона II представляется не совсем честным, но если бы оно удалось, то прослыло бы в его век (и в наш) как верх ловкости и ума. Поэтому мы не слишком суровы на этот счет.

192

Гельгон – монах аббатства Флери, написавший хвалебное жизнеописание короля Роберта II – Коммент. редактора

193

Капефик, Мурен – французские историки XIX в. Капефик (Ж.-Б.-О-Р.), французский публицист и историк, автор книги «Гуго Капет и третья династия до Филиппа-Августа». Мурен (Э.) – франц. историк XIX в., автор «Графов Парижских» (Париж, 1869). Оба автора, обладая легким пером, часто создавали выдуманные ими портреты политических деятелей изучаемой эпохи, не опираясь при этом на достоверные источники. – Коммент. редактора

Но если ничего не известно или почти не известно о личной жизни человека, то совсем иначе дело обстоит с Лотарем-королем. Когда читаешь историю царствования Лотаря, ясно видно, что он был государем, не лишенным ни ума, ни активности, хотя действия его иногда были бестолковыми. Но несмотря на это, правление Лотаря оказалось более славным и счастливым, нежели царствование его отца Людовика IV. Ему неоднократно приходилось бороться с противодействием Робертинов, но зато против него не создавали грозных коалиций, как это было во времена его отца и деда. Правда, это зависело как от исчезновения Гуго Великого и мудрого покровительства Брюнона и Герберги, так и отличных качеств короля.

Лотарь не оставил слишком яркого следа в народном сознании. Упоминание о нем я нашел лишь в одной героической поэме об Рауле из Камбре. [194] Одного маленького ребенка, Лоэреля, вместе с королевой-матерью в лесу Рувруа (Булонский лес) захватили в плен Бернье и Герри. Может быть, это смутное и искаженное воспоминание о том, как в 945 один из сыновей Людовика Заморского оказался в плену у норманнов? Сам Людовик Заморский, царствование которого было несчастнее и беспокойнее, чем правление его сына, гораздо чаще упоминается в средневековой поэзии и легендах (которые между тем часто путают его с Людовиком Благочестивым). Однако в XI веке Лотарь еще остается в воспоминаниях как деятельный и славный государь, о чем свидетельствует восторженная похвала хрониста, жившего во времена. царствования короля Роберта: «… среди своих предков поистине блистал Лотарь, сын Людовика, муж прославленного рода и скромного нрава, стремившийся к славе, усердный и разумный, который счастливо многие годы правил королевством Франков», «Крепкий сложением, проворный, здравый рассудком», – говорил Рауль Глабер. [195] Разумеется, можно только усмехнуться, читая Адальберона Реймского, который не переставая предавал Лотаря, но в письме к Экберту называл его «Славнейшим королем Лотарем, светилом именитейших Франков». Эти слова, очевидно, являются преувеличением: но идя от противного, можно допустить, что их вряд ли применили бы к государю, чье царствование было постыдным или незначительным.

194

Поэма о Рауле из Камбре – поэма, записанная в XII в, где в искаженном виде передаются события 40-х гг. X в Герой поэмы – реальный исторический персонаж, погибший в столкновении с графами Вермандуа в 943 г. – Коммент. редактора

195

Рауль Глабер – бургундский хронист XI в. – Коммент. редактора

Когда читаешь историю раннего средневековья X века, в особенности удивляешься отсутствию политической идеи, четко сложившегося плана, одним словом, последовательности. События развиваются по воле случая, без видимой связи. Союзы заключались и разрывались, по причине ничтожных, непонятных или неизвестных мотивов. Ни на кого и ни на что нельзя было положиться. Вчерашний друг неожиданно становился смертельным врагом из-за незначительных обстоятельств; и напротив, между еще недавними ярыми противниками наступало примирение. Чувства и разум были непостоянны. Люди той эпохи, особенно светские сеньоры, походили на варваров. Им были присущи сильные страсти, хитрость, коварство, жестокость [196] и одновременно легкомыслие, безрассудство, неожиданный переход к чувствительности и любви. Все они были людьми верующими, а некоторые набожными и благочестивыми, но, тем не менее, не упускали, как известно, случая присвоить церковные и монастырские владения. Случалось, они возвращали награбленное, но чтобы при первой же возможности опять приняться за старое. Ни клятвы, ни страх быть отлученным от церкви не могли остановить сеньора, охваченного алчным желанием при виде богатого церковного домена. Он захватывал его во что бы то ни стало, с необдуманным и непреодолимым желанием ребенка или зверя, у которого мысль и поступок были неразделимы. Духовенство тоже было глубоко проникнуто феодальным духом. Коллегиальные канонники совсем потеряли духовное достоинство. Реформа, задуманная в Клюни, даже не предусматривала их исправления (их нравы пали слишком низко). Каноников просто-напросто изгоняли из монастырей и размещали вместо них бенедиктинских монахов (в особенности начиная с середины X века). Белое духовенство страдало от обычая королей и знати присваивать себе право назначения епископов, невзирая на права кафедрального капитула, духовенства и народа, и устраивать на епископские места своих сыновей, чаще всего незаконнорожденных. Дошло до того, что нельзя было больше отличить епископа от графа, настолько их нравы и поведение были схожи. Характерный образец феодального епископа X века – Герберт Оксеррский, внебрачный сын Гуго Великого. Его интересовала только охота и строительство укрепленных замков; он не скупясь жаловал своим друзьям, Эду Шартрскому и Герберту де Труа, собственность своей церкви.

196

А. Мартен справедливо назвал X век «эрой лжи и обмана».

Таким образом, понятно, что слово «политика» бессмысленно применять к светским сеньорам той эпохи, и почти нелепо упрекать самих же королей, которые часто не имели последовательного плана действия. При таком социальном устройстве власть короля зависела, в основном, от его личных качеств, его собственного влияния и особенно от обстоятельств. В общем и целом ситуация благоприятствовала Лотарю. Ему повезло избавиться от Гуго Великого в начале своего царствования; если бы тот остался жив, правление Лотаря только бы повторило правление Людовика Заморского. Гуго умер, его дети были еще слишком молоды, чтобы представлять угрозу для Лотаря. К тому же, как и король, они находились под покровительством Брюнона, и их недобрые помыслы, направленные против царствующего кузена, хоть неоднократно и претворялись в жизнь, но всегда подавлялись их дядей, архиепископом Кельна. Следовательно, у Лотаря была относительно спокойная молодость, если сравнивать с молодостью его отца и деда. Несколько удачных походов в Бургундию и Нижнюю Лотарингию принесли ему определенный авторитет, и, лишившись поддержки Брюнона и советов своей матери Герберги, он настолько укрепился на престоле, что мог более не опасаться Робертинов. Брачные союзы его сестер с королем Бургундии, графами Вермандуа и Руси, наконец, его личные качества, обеспечили ему самое прочное положение, какое занимал каролингский монарх со смерти Карла Лысого. [197]

197

Карл Лысый – внук Карла Великого, король Франции в 840–877 гг. – Коммент. редактора

Однако нельзя сказать, что на территориях, которые простирались от Шельды до Пиренеев и от Соны до океана, власть Лотаря была равным образом признана повсюду. Две области, Гасконь и Бретань, с самого начала полностью ускользнули из зоны его влияния. В Гаскони не признали даже за королем того неопределенного суверенитета, который выражался в исчислении времени годами его царствования. Настоящими и единственными правителями страны были герцог Гильом-Санш [198] и его брат Гомбольд, епископ Гаскони. Население армориканской Бретани жило своей особой жизнью. В Верхней Бретани, Конан, граф Реннский, Хоэль и Терек, графы Нанта, были очень независимыми и непокорными вассалами графов Шартрского и Анжуйского. [199] Последние являлись лишь подвассалами короля; видно, что власть Лотаря на чту местность не распространялась.

198

Гильом Санш – гасконский граф с 966 г., герцог Гаскони с 977 г. Ум. ок. 989 г. – Коммент. редактора

199

Отметим, однако, что Герек прибыл ко двору Лотаря, когда узнал, что его брат Ноэль был только что убит под Нантом Галуроном, возможно подосланным Конаном Реннским (58). Хоэль и Терек были сыновьями от первого брака Алена Кривобородого, умершего в 952 г. Терек побывал в аббатстве Сен-Бенуа-сюр-Луар, которое находилось под королевским покровительством

Нормандия также вела свою особенную жизнь. Кому принес клятву верности Ричард – Лотарю или Гуго Капету? Мы не можем этого сказать. С 960 по 966 гг. отношения между Нормандией и королем были враждебные, а в остальное время характер их взаимоотношений неизвестен. Лотарь принял участие в церковных делах этой страны только один раз, это было в 966 и 967 гг., чтобы подтвердить реформу в Мон-Сен-Мишель, осуществленную герцогом Ричардом I.

Влияние короля в личных владениях герцога Франции было также незначительно. Герцог единолично распоряжался аббатствами Сен-Дени, Сен-Жермен-де-Пре, Сен-Мор, Сен-Мартен и др.; он единолично назначал епископов Парижа, Орлеана, Санлиса. Однако известно, что Лотарь подтвердил реформу Сен-Маглуар в Париже и утвердил дарения, сделанные кафедральному капитулу епископом Элизиардом. Лишь одно аббатство, располагавшееся на территории герцога Франции, Сен-Бенуа-сюр-Луар, полностью находилось под королевской властью. Лотарь возобновил его привилегии и иммунитет, он лично назначал туда аббатов, Амальберта, Ричарда, Уалболда.

Суверенная власть Лотаря была полностью признана в области между Сеной и Луарой. Два знатных сеньора этой местности, графы Анжуйский и Шартрский, верно исполняли свой военный долг по отношению к королю. С 962 по 966 гг. Лотарь находился в дружеских отношениях с Тибо Плутом; его сын Эд I, стал племянником короля по своему браку с Бертой, дочерью его сестры Матильды и Конрада, короля Бургундии. Он играл активную роль в последние два года правления Лотаря.

Граф Анжуйский, Жоффруа Серый Плащ, всегда отличался верностью Лотарю; он принял активное участие в войне с Нормандией в 961 г. и в борьбе с Оттоном II в 978 г. Он занимал пост королевского знаменосца, а его сын, Фульк Черный, воспитывался при королевском дворе. Что касается церковных дел Анжу и Шартра, то Жоффруа Серый Плащ просил у Лотаря подтверждения реформы, которую он осуществил в Сен-Обене д'Анжер, и Эд добился льгот для Сен-Пер в Шартре.

Область между Сеной и Маасом была истинным центром королевской власти. Там находились личные владения короля, владения Реймской церкви его союзника и опоры до 985 г., кланов Вермандуа и Руси, которые, предав его деда и тесня его отца, оказывали Лотарю значительную поддержку (помимо перерыва в 959–960 гг. [200] ) На этих землях король сам назначал епископов и аббатов. [201]

Фландрия тогда была тесно связана с Францией. Арнульф Старый всегда поддерживал дружеские отношения с королем. Он даже завещал ему либо полностью, либо частично свои владения. После его смерти Лотарь завладел Дуэ, Аррасом, аббатствами Сен-Вааст и Сен-Аманд и фламандскими землями вплоть до Ли. Лотарю нечего было опасаться слабого Арнульфа II. Его власть на Севере простиралась настолько далеко, что иногда трудно в это поверить. Он даровал Теодориху II, [202] графу Голландскому, область Ваэс. Теодорих II признавал себя не только вассалом императора, но и короля Франции, что видно из двенадцати хартий, подписанных этим лицом и датируемых временем правления Лотаря.

200

В 959–960 гг. клан Вермандуа был враждебен королю из-за того, что тот отказался вернуть Реймское архиепископство их брату Гуго. – Коммент. редактора

201

Например архиепископа Реймского, епископов Ланского, Нуайонского и Суассонского.

202

Теодорих II – граф Голландии в 939–988 гг. – Коммент. редактора