Последние Каролинги

К июню или июлю 971 г. Адальберон по неизвестным причинам вступил в борьбу с неким графом Эдом (Otto), вероятно, сыном Альберта де Вермандуа. [118] Эд угрожал разорить владения Реймской церкви. Архиепископ первым начал наступление. С помощью своего брата Годфрида, земли которого граничили с землями Эда и которому он поручил крепость Мезьер, осадил замок Варк-на-Маасе, резиденцию Эда. Войска осаждающих включали отряды Реймской церкви и воинов из Арден и Эно, приведенных Годфридом. Хотя осаждающие были вооружены баллистами и пращами, осада тем не менее продвигалась с трудом. Тщательно построенный замок имел утолщенные стены, высокие башни. Основная его сила заключалась в расположении. Замок находился в слиянии рек Мааса и Сормонны, которые невозможно было миновать вброд ни людям, ни животным. Но произошло, в буквальном смысле, чудо: одна корова сумела пересечь Маас вброд, Граф в полном вооружении устремился за ней, увлекая за собой войско. Переправившись, нападавшие подожгли крепостную стену, а затем через образовавшуюся брешь проникли в замок. Осажденные укрылись в донжоне (dominione), [119] но вскоре вынуждены были сдаться, при виде разгорающегося пожара и грабежа крепости. Во время этих событий произошло еще одно чудо. Дело в том, что огонь пощадил одну только церковь, хотя та и была деревянной, но в ней находились мощи святого Арнульфа.

118

В «Chrouicon Mosomensis monasterii» делает его родственником императоров Оттонов. Эд (Otto), сын Альберта де Вермандуа, был родственником императоров по своей матери Терберге, дочери Людовика Заморского и внучке Генриха Птицелова (57, стр. 604; пр. 1).

119

Донжон – центральная башня в замке, становившаяся последним убежищем осажденных. – Коммент. редактора

Этот святой Арнульф был всего лишь бедным лотарингским паломником. Как-то в лесу Марсеолис на Фуаймоне, на него напали разбойники, нанеся ему тяжелые раны. С трудом Арнульф дополз до деревни Грюйер, и как только его подобрали жители, он тут же испустил дух. Бесхитростная набожность народа создала святого из жертвы. Ходил слух, что на его могиле происходили чудеса, и молва о святом Арнульфе разошлась по всему краю, Эйран, рыцарь, которому принадлежала Грюйер, виновный в убийстве и мучимый угрызениями совести, передал мощи святого Арнульфа графу Эду, Последний перевез его в церковь Сен-Илэр-де-Гилледиум, затем в Варк. Архиепископ изъял драгоценные мощи и намеревался сначала переправить их на лодке в Бро-сюр-Маас, где находился монастырь, насчитывавший двенадцать каноников, который он собирался реформировать. Но в момент отплытия передумал и направился в противоположную сторону и высадился в Музоне 24 июля 971 года.

Приблизительно в двадцати километрах на юго-запад от Мезьера находилась бедная община Тен-ле-Мутье (Tignus),подчиненная Сен-Реми де Реймс, состоявшая только из восьми монахов и аббата. По совету святого Герарда Броньского (умер в 959 г.), тогда аббата Сен-Реми, она была основана графом Порсьена, Этьеном, и его женой Фредуидой, у которой не было детей. Монастырь был совсем бедным и часто подвергался нападениям со стороны соседского замка Шантрена, принадлежавшего графу Гёрену. Адальберон вознамерился разместить в Тен-ле-Мутье монахов из Сен-Реми и отправить в Музон монахов Тена с их аббатом Летальдом. Он сумел убедить действовать с ним заодно Рауля, аббата Сен-Реми и его монахов. Вместе с ними он отправился в Мезьер, вызвав к себе Летальда и его монахов, и, не медля, отправил их через Маас. Сам же, в спешном порядке, вернулся и Музон, опередив их. Архиепископ собрал каноников и предоставил им выбор либо стать монахами, либо немедленно покинуть это место. [120] Большинство предпочло уехать. Монахи из Тена высадились в то самое время, когда изгоняли каноников. Адальберон приказал им войти в Музон 7 ноября 971 г. Изгнание каноников было лишь половиной дела, поскольку теперь требовалось обеспечить содержание монахов, которые их заменили, а монастырь находился в разрушенном состоянии. Адальберон проявил большое великодушие, с разрешения своего брата Годфрида даровал монастырю множество владений своей вотчины в епископстве Меца. Кроме того, защитником этого аббатства стал родной брат архиепископа, граф Годфрид.

120

Реформирование монастырей встречало сильное сопротивление со стороны монахов или каноников, живших по мягким правилам и не желавших подчиняться строгой дисциплине и распорядку. Не раз дело доходило до вооруженного противостояния. Известный канонист, аббат Флери Аббон был убит гасконскими монахами, когда приехал реформировать Ла-реольское аббатство. Не менее известен случай, когда Бушар, граф Вандомский, обманом выманил монахов из монастыря Сен-Мор-де-Фосс, а обратно пустил только тех, кто согласился жить по новому, более строгому бенедиктинскому уставу. – Коммент. редактора

Адальберон, окружая заботой наиболее удаленные и наиболее бедные монастыри своей епархии, не оставлял без внимания, разумеется, и аббатства вблизи Реймса. Архиепископ питал особую любовь к знаменитому аббатству Сен-Реми, «величайшему монастырю», как говорил про него папа Иоанн XIII. Не удовлетворенный грамотами на привилегии, пожалованными монастырю Лотарем в начале своего царствования, Адальберон хотел, чтобы это аббатство получило документ, защищающий его не только от чиновников, более или менее верных королю, но также и от самого короля. [121] Кроме того, архиепископ принес ему в дар монастырь святого Тимофея, чтобы размещать там гостей. Он сгорал он желания подтвердить эти про образования и дары у Святого престола. Едва монахи приехали в Музой, он отправился в Рим, куда прибыл в середине или в конце декабря. Адальберон бы и очень хорошо принят папой Иоанном XIII, с которым он много и обстоятельно беседовал. А в день Рождества Господня папа оказал ему великую честь, поручив отслужить праздничную мессу в присутствии двенадцати епископов.

121

Булла Иоанна XIII первым среди тех, кому запрещается тревожить аббатство, называет самого короля

Затем папа даровал архиепископу все, чего тот добивался. Однако Адальберон не мог оставаться и Риме до тех пор, пока папские грамоты будут состав лены. Он вернулся во Францию, а буллы для Музона и Сен-Реми, датированные 23 и 24 апреля 972 г, были ему туда высланы позднее.

На епископском соборе, состоявшемся в Нотр-Даме ан Тарденуа в мая 972 г., Адальберон рассказал о своей поездке в Рим, прочел папские буллы, затем передал их в руки епископов, чтобы те могли лично удостовериться в их подлинности. После чего каждый епископ поставил там свою подпись. Затем грамоты были отданы монахам, которые бережно спрятали их в монастырском архиве. Собор одобрил, кроме того реформу, проведенную в монастыре Сен-Венсен до Лан одиннадцатью годами раньше епископом Рориконом, который изгнал каноников и заменил их двенадцатью монахами из монастыря Сен-Бенуа-сюр-Луар с ирландцем Мак-Алланом в роли аббата. Пока они занимались обсуждением этих дел, Адальберон печально посетовал на поведение монахов, после чего собор решил допустить аббатов на свое совещание для дальнейшего обсуждения. Но поскольку никого из аббатов не было рядом, собор распустили и назначили время и место, где он соберется в следующий раз. Где и когда они собрались снова, нам неизвестно. Нa том соборе председательствовал Рауль, аббат Сен-Реми, располагаясь напротив архиепископа, сидящего в кресле. Адальберон начал с упреков в адрес монахов, обвинив их в упадке нравственности. Ничто лучше ни может раскрыть дух средневековья, столь наивного и формалистского, чем жалобы аббата Рауля. Он горестно укорял монахов за то, что они обращаются друг к другу «приятель» (а не брат), что они входят и выходят из монастыря, не спрашивая благословения своих братьев, носят слишком богатую, разноцветную и к тому же слишком короткую одежду, натертые носком остроконечные башмаки, наконец, они носят белье (lintea)и меховые шубы. Собор наложил строгий запрет на эти безобразия. Но если это все, за что Рауль мог упрекнуть монахов, то нужно признать, что духовенство Сен-Реми не являлось таким уж испорченным.

Затем неутомимый архиепископ занялся монастырем Сен-Тьерри де Реймс. 8 декабря 962 г. Лотарь, находясь в Реймсе, пожаловал этому монастырю иммунитет. Королевская грамота не избавила монастырь от алчности соседних сеньоров. Один граф по имени Роже подчинил себе аббатство. Двенадцать каноников пыли только его послушными слугами и не заботились более об исполнении своих обязанностей. Архиепископ с трудом отнял аббатство у Роже, изгнал каноников и заменил их монахами, а аббатом поставил Рирара, монаха из Сен-Реми, одного из своих самых преданных слуг. Кроме того, по своему обыкновению, Адальберон обогатил реформированный монастырь. В следующем году он вернулся в Компьень к Лотарю и 26 мая 974 г. добился у короля подтверждения своих реформ и возобновления иммунитета, который был распространен на новые земли Сен-Тьерри. Граф Роже с другими знатными особами из духовной и светской знати даже подписал грамоту.

Эти изгнания коллегиальных каноников и замещение их монахами были повседневным явлением во второй половине X века, Это характерный признак церковных реформ того времени; они свидетельствовали о более низком положении белого духовенства по сравнению с черным, чью жизнь в начале века святой Верной и святой Одон сделали более строгой. [122]

Восстановив порядок в соборном капитуле, Адальберон озаботился украшением архиепископской церкви, построенной при Людовике Благочестивом из обломков городской стены архитектором Румальдом. Четверть пространства Реймского собора занимала, начиная с дверей, сводчатая крипта, которая на половину выступала из земли и была труднопреодолимой. Адальберон приказал разрушить ее до основания и на этом месте соорудить алтарь, хранящий в себе мощи святого Калиста. Главный алтарь, украшенный золотым крестом, был окружен с двух сторон решеткой из драгоценного металла. Архиепископ приказал изготовить переносной алтарь, четыре угла которого были украшены четырьмя Евангелистами из золота и серебра, с крыльями, обращенными на четыре стороны, в церкви находились ковчег и подвешенные венки. Окна были украшены витражами с изображениями библейских персонажей; на башнях находились колокола, звонившие необычайно громко.

122

Речь идет первых аббатах Клюни, монастыря, основанного на юге Бургундии в 909 г. Клюни стал источником мощного реформаторского движения в Южной Франции, стремившегося к высвобождению из-под власти светских лиц, свободе аббатских выборов, духовному и нравственному совершенствованию монахов, введению строгого монастырского устава. – Коммент. редактора

Наконец, Адальберон построил вне города церковь Сен-Дени; ее двери выходили к воротам собора, и само строение расположили таким образом, чтобы священник Сен-Дени, служащий мессу лицом на восток, мог видеть священника собора, исполняющего ту же службу, и следовать за всеми его движениями. Без сомнения, архиепископ приказал разрушить крипту и алтарь Спасителя при входе в собор, чтобы сделать возможными эти постройки.

Мы довольно подробно осветили положение дел в Реймской церкви. Этот очерк показал, какую активность, решительность и энергию проявил один средневековый епископ-реформатор; таким образом мы покачали деятельность одной из самых выдающихся личностей X века. Теперь вернемся назад.

Робертины отказались от всех враждебных действий против Аквитании. [123] К 970 г Гуго Капет вступил в союз с герцогами этой области; он женился на Аделаиде, дочери Гильома Патлатого, а в 972 г. она подарила ему сына, который в будущем станет королем Робертом II. В 971 г. Герберт, сын Гуго Великого и одной конкубины Рейнгарды, был назначен епископом Оксерра, разумеется, не без помощи своих братьев, Гуго Капета, Генриха и Герберта де Труа, по всей вероятности, его крестного отца. Этот епископ не имел совершенно ничего общего с церковной жизнью. Его заботили только охота и строительство замков. Так он построил Туси и Сен-Фаржо. Герберт умудрился растратить добро своей епархии, причем немалую часть земель пожаловал графам Эду Шартрскому и Герберту де Труа. В отличие от Герберта, его брат Генрих, герцог Бургундский, хотя и был мирянином, продемонстрировал более сильные религиозные чувства: он реформировал аббатство Сен-Жермен д'Оксерр при поддержке святого Майёля и поставил там аббатом Гильдрика; он поддержал монахов из Сен-Коломб де Санс, когда в 974 г. они просили у Лотаря возобновить грамоту Людовика Благочестивого, по которой аббатству были пожалованы значительные владения в Йонне и иммунитет.

123

Экспансия Робертинов в Аквитанию началась почти одновременно с расцветом этой династии в к. X в., которая, владея обширными территориями в междуречье Сены и Луары, стремилась расширить границы своих владений на юг. Король Эд I, воспользовавшись смертью Рамнульфа II, графа Пуатье и герцога Аквитании и малолетством его сына Эбля Манцера, попытался захватить Пуатье и сделать графом этого города своего брата, будущего Роберта I. Однако эта попытка окончилась неудачей; вплоть до 970 г. Робертины не прекращая старались завоевать Аквитанию и, за исключением отдельных периодов, не смогли ничего добиться. После брака Гуго Капета и сестры графа Пуатье и герцога Аквитании между двумя династиями надолго воцарился мир. – Коммент. редактора

После 968 г. Лотарь теряется из виду, поскольку нет ни грамот, ни какого-нибудь упоминания в хрониках, которые могли бы в течение шести лет освещать его жизнь. В начале 973 г. он совершает путешествие на запад, в Аквитанию; 19 января, находясь вместе с Гибуином в Пуатье и большим числом епископов, он пожаловал грамоту аббатству Боннево под Пуатье по ходатайству Жоффруа Анжуйского; но подлинность этого акта вызывает сомнения. В 972 г. Лотарь отправил к Оттону I в Рим посла по имени Геранн, архидиакона Реймсской церкви. Цель этого путешествия неизвестна, В Риме Геранн встретил молодого монаха, который очень просил разрешения учиться у него философии (в этом Геранн снискал большую известность). Архидиакон согласился и отвез своего ученика в Реймс: это был знаменитый Герберт.

Герберт родился в центральной части Аквитании в 940–945 г., в бедной семье. Детство он провел в монастыре святого Герольда в Орильяке, воспитывался аббатом, который носил имя этого святого. Монах Раймонд обучил его грамматике, т. е. латинскому, и его первое обучение было достаточно основательным, насколько можно судить по стилю его писем. Как-то в 967–968 гг. в монастырь приехал помолиться Борель, граф Барселоны. По просьбе аббата Герольда, он взял с собой юного Герберта, чтобы по ту сторону Пиренеев продолжить его образование. Гаттон, епископ Вика, обучал его математике. Борель и Гаттон, пламенно желали, чтобы епископство Вика стало архиепископством этим намереньем отправились они в 970 году в Рим. Они увезли с собой и Герберта. Его познания в математике и музыке (тогда музыка была частью математики) поразили папу Иоанна XIII. [124] Эти науки, если можно так выразиться, были почти забыты в Италии. Поэтому он поспешил известить императора о приезде молодого ученого. Оттон I приказал любой ценой задержать Герберта. Борель и Гаттон ответили согласием на просьбу папы оставить Герберта в Риме. Последний жил там около года. Его представили императору, который поинтересовался, каковы его познания. На это Герберт ответил, что, хотя он хорошо знает математику, но не владеет логикой (философией), и поэтому он очень хотел бы ее изучить. Наверняка приезд Геранна очень его обрадовал. Герберт отправился к императору и получил у него разрешение последовать за архидиаконом во Францию. Герберт очень быстро достиг уровня знаний своего учителя, но сам так и не смог добиться успеха в обучении Геранна математике. Геранна оттолкнули трудности в изучении музыки. Представленный архиепископу, Герберт снискал себе его расположение, а вскоре и дружбу. Адальберон поручил ему управление соборной школой, где он провел около десяти лет, и именно там приобрел репутацию первого ученого своего времени. [125]

124

Иоанн ХШ – папа Римский в 965–972 гг. – Коммент. редактора

125

Его ученик Рихер посвятил 20 глав (45–65), чтобы описать для нас его преподавание. Но хоть и таковы были уроки этого ученого, следует заметить, что обучение в X в. в общем являлось довольно наивным. Единственным его достоинством можно считать знакомство с некоторыми азами математики и чтением великих латинских писателей: Цицерона, Вергилия, Теренция, Ювенала, Горация и Лукана; и даже они изучались только с точки зрения убогой риторики (131, гл. III, 43–45).