Последний апокриф. Роман-стёб

– А вот увидишь тогда – чо! – неопределенно, но достаточно красноречиво пообещал черный человек.

– Ой, да я же тебя любя, Вань! – нервно и неискренно засмеялась Белокурая и потянулась к нему обеими руками, чтобы обнять.

– Отвали, – опять по-хорошему посоветовал Иван.

– Ну, Кудрявый, ну, чо он выпендривается, да скажи ты ему! – пожаловалась она крупье.

– Пардон!– поднял обе руки Джордж, как бы заранее сдаваясь.

И правда, никто за нее не вступился, когда Ваня фатально и бесцеремонно схватил ее черными пальцами за белое ушко и грубо утащил прочь от стола.

– Ой-ой, Вань, да больно же, Вань! – запричитала она, следуя за ним покорно, на полусогнутых.

– Порву оба уха, как старые письма, – внятно и без пафоса пообещал афророссиянин.

– Черножёпый! – в запале, и почему-то через "ё", бросила ему в спину Белокурая.

Иван обернулся и только покачал головой.

– Твои мани, Вань, не мои! – опасливо попятилась она.

На что ей Иван ничего не ответил, а только обернулся к крупье и недвусмысленно кивнул: "еще!".

– Плизз! – растянул губы в казенной улыбке Джордж и протянул посетителю черную шестерку пик…

5.

…Между тем к Белокурой развязно приблизился хам с золотым кольцом в трехноздревом носу и спросил одним словом:

– Хочиш?

– Дышал бы ты в сторону, чмо! – почти вежливо и по-хорошему попросила она.

На что трехноздревый надул щеки и выпучил на девицу свои болотисто-блеклые, как старая плесень, глаза…

6.

… – Плизз! – Джордж, играючи, выложил карты на стол…

7.

…Наконец трехноздревый выдохнул Белокурой в лицо весь запас своих легких и нагло осклабился.

– Чмо, гляди, я кусаюсь! – угрожающе прищурившись, предупредила она.

На что чмо, явно испытывая судьбу, в очередной раз раздул свои жирные щеки…

8.

…Черный Иван между тем, ухмыляясь, достал из заднего кармана штанин пухлую пачку долларов, небрежно швырнул их на игральный стол, инкрустированный золотыми брызгами шампанского, и лениво отхлебнул виски из бокала.

– Баксы, пожалуйте в кассу, плизз! – вежливо попросил Джордж, лениво перетасовывая карточную колоду.

– Какая разница, фрэнд? – удивился Иван.

– Большая, мой смуглый друг! – подчеркнуто вежливо и по-русски ответил Джордж.

Долго не думая, афророссиянин протянул деньги стоящему рядом ротозею-альбиносу с маленькими вдавленными зелеными глазками и странно скрученными, наподобье рулета, конопатыми ушами.

– Что ли, на все? – наивно поинтересовался тот.

– Ну возьми себе, что ли, хаф! – усмехнулся Иван.

– Не понял… – не сразу и честно признался зевака, забавно помаргивая щеточками белесых ресниц.

– Хаф – это хаф, половина, чувак, в переводе с миссисипского! – объяснили ему из толпы.

– Я подумал, ты фак предлагаешь… – с облегчением пробормотал белый как лунь зевака.

– Еще чего захотел! – рассмеялся Иван, подтолкнув альбиноса ногой под зад в направлении кассы, за фишками…

9.

…И опять трехноздревый дыхнул Белокурой в лицо.

– Ох, чмо, пожалеешь! – в последний раз по-хорошему предупредила она.

На что хам поморщился и ухмыльнулся…

10.

… – Кудрявый, куда? – хмуро поинтересовался Иван, заметив, как Джордж вдруг нетерпеливым жестом подозвал своего молодого коллегу-сменщика.

– В приют для философа, с вашего позволения! – с легкой иронией отрапортовал Джордж.

– Не забудь, воротись, фрэнд! – пригрозил ему Ваня.

– Ворочусь, не забуду! – торжественно пообещал Джордж…

11.

…Все, кто в эту минуту находились в Казино, сначала услышали страшный девичий вопль и следом – ужасный мужской рев.

Понятно, на вопли сбежался народ.

Лик юной тигрицы алел свежей кровью, на грязном полу сиротливо валялся трехноздревый огрызок, тут же, подле, корчился в муках чмо…

12.

…Закрывшись на ключ в белокаменном туалете и мурлыча под нос армянскую народную песню "Утки летят", крупье неторопливо достал из тайника в унитазе колоду "тузов" и колоду "десяток" и аккуратно рассовал карты по бесчисленным потайным карманам в рукавах и внутри атласного пиджака.

Наконец он внимательно посмотрелся в зеркало.

Неожиданно Джордж растянул рот в ослепительной белозубой улыбке (обязательное упражнение из каждодневного тренинга любого профессионального крупье!), оглядел себя в профиль, после чего извлек изо рта протезы и тщательно прополоскал под журчащей струей воды.

И опять посмотрел на себя и сам себе улыбнулся беззубым ртом…

13.

…Возвратившись в зал, Джордж с изумлением обнаружил валяющиеся повсюду (на полу, на игральных столах, на диванах, на креслах, на стойках бара и даже на люстрах!) растерзанные тела мужчин и женщин.

Отвратительно пахло порохом.

Густой сиреневый дым ел глаза.

Похоже, в живых не осталось никого…

Крупье (всякого повидавший на своем веку!) не то чтобы перепугался – но смутился.

– Эй, кто-нибудь! – позвал он негромко.

Поскольку на зов никто не откликнулся, повторил:

– Черт побери, наконец, кто-нибудь!

Прислушавшись, он уловил чей-то свистящий стон.

Высоко поднимая ноги и стараясь, по возможности, огибать лужи крови (хотя они были повсюду!), крупье поспешил в направлении звука и скоро увидел на полу афророссиянина, прошитого пулями, как сито, и определенно умирающего.

Что-то, впрочем, из последних сил удерживало его на этом бережку жизни.

– Стреляли, а я и не слышал, – сокрушенно посетовал Джордж, опускаясь на колени возле несчастного.

Черный Иван попытался что-то произнести – но только и выдавил из себя нечленораздельный хрип.

Внезапно в его васильковых глазах отразились боль и отчаяние, а интересное лицо исказила гримаса невыразимого страдания.

– Как вы себя чувствуете? – участливо поинтересовался Джордж (хотя прекрасно видел, каково тому!).

– Чувствую! – скорбно простонал афророссиянин, и на белый пиджак, исполосованный автоматными очередями, из уголков губ пролилась алая кровь.