Последний бой
Шрифт:
— Речь не мальчика, но мужа, — я поднял вверх указательный палец. — Гюнтер, найди священника. Граф, пойдите уже разбудите невесту, приступим к исправлению ваших ошибок, а то мы из-за вас итак задержались в этой дыре больше, чем это было необходимо.
Глава 14
Вахмистр Розничий привстал в стременах и внимательно посмотрел вдаль на дорогу, по которой вот уже час не спеша ехал их небольшой отряд. Он был назначен командиром дальнего разведывательного отряда, куда помимо казаков входили еще и башкиры. Они находились в трех днях езды от Дрездена, и в их задачу входило вовремя засечь появление армии Фридриха или дозорных отрядов и немедля сообщить о них вышестоящему начальству.
Сначала, услышав такой приказ еще до того, как была пересечена граница Речи Посполитой, ребята зароптали, но их быстро привели к дисциплине. Сделал это сам цесаревич, который тогда приезжал, чтобы провести инспекцию войска. Он велел их всех собрать и построить, а затем выдал на-гора, что они сейчас не за зипунами намылились, что это регулярная армия, и хотят они, или не хотят, а обязаны выполнять приказы, особенно вот такие. Что они, в конце концов, не дети малые, которых только от сиськи оторвали, и за каждым бегать с платочком он не намерен. И что, если он узнает, что по вине кого-то, кто не выполнил приказ, касающийся распределения обязанностей, образовались лишние жертвы в армии Российской империи, то разбираться кто прав, а кто не очень, он не будет, просто повесит всех на ближайшей осине, аки Иуд. И плевать ему будет в этот момент, кто именно перед ним: казак ли, али башкир, да хоть китаец как-то в войсках окажется. Говорил он это все спокойно, ни разу не сорвавшись на крик, да так, что до самого последнего казака дошло, а ведь действительно повесит, чтоб другим неповадно было.
Ну а после, Петр сказал все положенные в таких случаях слова и пожелания, после чего уехал. А чего приезжал, никто так и не понял. Потому что почти бегом пробежался по расположениям частей, по обозам, выслушал доклад Ласси, покивал и уехал. Правда, как говорил потом урядник Поддубный, которому выпало коней для его высочества готовить, шибко хмурился чему-то цесаревич, да размашисто что-то в книгу свою писал, в которой задачи для себя ставил.
Но, как бы то ни было, а душа иной раз требовала размаха. Только приходилось терпеть, с дороги съезжать, лишь кого подозрительного углядишь, да прятаться, так, что не каждый тать сумеет.
Всего было развернуто три линии разведывательных отрядов: в трех днях пути, в двух днях и на расстоянии дневного перехода. И если им, дальним, хоть какое-то разнообразие попадалось, то те, что за ними были, вообще от скуки уже начали с ума сходить.
— Ты тоже что-то заметил, Аким? — к Розничему подъехал башкир и, прищурив свои и так узкие глаза, посмотрел в том же направлении, куда сейчас всматривался казак.
— Да, какое-то движение показалось, — Розничий приложил руку ко лбу, чтобы неяркое солнце не мешало обозревать окрестности. — Ежели ты тоже что-то видишь, то лучше с дороги уйти, да подождать, пока поближе подъедут.
— Земля замерзла уже, пыли нет, плохо видно, — покачал головой башкир и уже собрался отъехать к своим, чтобы отдать соответствующий приказ, как его остановил голос Розничего.
— Айдар, а там, похоже, погоня идет. Шибко быстро скачут, две группы, и одна явно старается в отрыв уйти, но догоняют тоже не отроки, — и тут, словно в подтверждение его слов, вдалеке раздался выстрел. — Что же делать-то? Айдар, что делать будем? — в такой ситуации они оказались впервые. Вмешаться — намеренно нарушить весьма четкий приказ. А ежели там свои сейчас пытаются из ловушки вырваться? Ничего не делать и позволить им погибнуть, или в плен попасть? Потом же даже умыться не сможешь, чтобы морды своей паскудной не видеть.
Айдар Башметов закусил губу. Он уже привык к тому, что все, кто сейчас с ним служит плечом к плечу — это свои. Неважно, какого они роду племени: казаки ли, бывшие
крестьяне от сохи, или вообще немцы, коих в армии Российской империи хватало. Тем более, что цесаревич, не делал между ними различий, во сяком случае, между теми, кто воевать за него пошел. А Великого князя башкиры очень уважали, ведь он единственный не просто им что-то обещал, а делал, да со своих ставленников строго спрашивал за каждый сделанный или не сделанный шаг. Он вспомнил, как какой-то ответственный за обеспечение строящихся мануфактур генерал не смог в срок станки завезти. Что-то там англичане, у которых купить их договорились, мутить начали. Так бегал он потом как ужаленный, все ответ Великому князю сочинял, чтобы того он устроил.И ведь молод еще князь, да только глаза у него старика. Порой казалось, что эти светлые глаза настолько холодные, будто там смертельный лед поселился. Лишь когда взгляд этих глаз падал на юную жену, в них появлялись огоньки тепла. Айдар тогда только головой качал, ох и не повезет врагам князя, если они у него жену отнимут. Почему-то, когда он в Уфе смотрел на молодого цесаревича, то вспоминал башкирскую легенду о Кук-Буре, белом волке, который олицетворял собой холод, метель, ужас и смерть. Вот только смерть не всем, а лишь своим врагам. Тех же, кто доверится ему, Кук-Буре обязательно выведет к земле обетованной, в новую, гораздо лучшую жизнь. Нужно только потерпеть, собрать все свое мужество и шагнуть за ним в круговерть метели. Другие батыры потом говорили, что им на ум тоже белый волк все время приходил, когда они с князем встречались. Айдар точно знал, что женщины уже и подарок готовят князю: ковер на стену, с Кук-Буре посредине, самоцветами выложенным.
— Эй, Айдар, что делать-то будем? — повторил Розничий. Всадники были уже близко и нужно было принимать решение, а башкир словно уснул, зараза.
— Давай с дороги съедем, Аким. Да посмотрим, кто от кого убегает. И, ежели наши это, то помощь окажем, и шайтан с ним, с наказанием. Главное, чтобы собственная совесть чиста была, — тихо проговорил Башметов.
— Дело говоришь, Айдар, — кивнул вахмистр и махнул рукой, давно уже отработанным жестом, означающем, что все должны сей же миг в кустах придорожных укрыться.
И казаки, и башкиры знатными наездниками были. Ни в чем не уступали друг другу, а на коней детей садили прежде, чем те ходить начинали. Так что уговорить своего верного коня лечь на землю и затаиться ни для кого в отряде проблему не составляло. Да и кони уже натренированы были этому фокусу, так что в тот момент, когда в этом месте показался первый всадник, ничто не указывало на то, что здесь вообще был какой-то отряд.
Олег Груздев пришпорил коня, чувствуя, что тот уже на пределе.
— Потерпи, родной, давай еще немного, — шептал он в прижатое лошадиное ухо. — Они тоже не двужильные, обязательно устанут и оставят погоню. Нам надо только потерпеть немного и оторваться.
Из его отряда в живых осталось четверо, включая и его самого. И он не видел ни малейшего шанса, чтобы уйти. У них даже форы не было никакой, разъяренный Фридрих практически сразу пустил за ними погоню, у которой были вполне четкие указания, живыми гадом, погубивших столько прусских солдат, не брать.
Единственное, что все еще приносило Олегу мрачное удовлетворение — пруссаки так и не смогли распознать в них не поляков. Любым хорошим отношениям Пруссии с Речью Посполитой пришел конец, и это в его авантюрной вылазке было главное. Он вообще не думал, что им удастся покинуть лагерь прусской армии. А ведь у четверых почти получилось добраться до Дрездена. Его побелевшие, потрескавшиеся губы сами собой расползлись в зловещей улыбке.
Позади снова раздался выстрел, и Груздев уже привычно пригнул голову, пропуская над собой пулю. На скаку стрельба у пруссаков не слишком получалась, к тому же они вынуждены были сбавлять скорость, чтобы перезарядиться, и это давало крохотный шанс на возможность оторваться.