Последний дар любви

Александра Федоровна с замиранием сердца разглядывала невестку, увидев ее впервые. В общем, ясно, почему сын так увлекся. Это тип красоты, совершенно чуждый привычному, славянскому или восточно-европейскому. Испанка, жаркая кровь, смуглая кожа… Дай Бог, чтобы нрав у нее оказался столь же пылкий, как у Саши, уж она-то, бывшая Шарлотта Прусская, хорошо понимает, что такое разница темпераментов мужа и жены…

Александра Федоровна не озвучила мужу свои мысли, но не удивилась бы, узнав, о чем он думает. А думал он о том же, о чем и жена.

Николай Павлович с долей цинизма исследовал невестку взглядом, вспоминая похождения ее матери, герцогини Вильгельмины. С одной стороны, не дай Бог, чтобы девочка удалась в матушку. С другой стороны, дай Бог, чтобы она в нее удалась, потому что при анемичной, вялой натуре не видать им с Сашкой счастья в семье. Будут плодить детей, Александр станет относиться к жене почтительно и благородно, но начнет гулять направо и налево, с соблюдением всех внешних приличий и тонкостей этикета… с его-то пылкой, влюбчивой, неугомонной натурой. Интересно, существует ли вообще на свете женщина, ради которой он забудет всех остальных, которая могла бы его удержать пришитым к своей юбке? Вряд ли.

Император хорошо знал своего сына. И он не ошибся ни насчет его неугомонного темперамента, ни насчет отношений с женой, которые принесут им обоим немало радости, но еще больше страданий, тех глубоких, потаенных страданий, на которые стыдно, невозможно жаловаться, но которые изъязвляют брак, словно неизлечимая болезнь. Не ошибся император и в количестве будущих любовниц сына. Ошибался он только относительно женщины, ради которой сын забудет всех остальных.

Такая женщина была!

Впрочем, уместнее употребить глагол будущего времени, потому что в те минуты, дни, мемсяцы и годы. Когда Александр связывал свою судьбу с Марией Гессенской, она еще не родилась.

Глава 18 Много лет спустя

– Впереди Тепловка, – негромко сказал адъютант.

Александр Николаевич рассеянно кивнул. Он слишком углубился в свои мысли, чтобы сразу отвлечься от них.

Эти места близ Полтавы были ему знакомы. Сейчас он ехал на маневры, а когда-то проезжал здесь с отцом, матерью и женой. Все были счастливы: он – своим начинающимся и столь много сулящим семейным счастьем, отец и мать – тем, что счастлив любимый сын. Но как все изменилось за те пятнадцать лет! Мечты о счастье обманули, а боль при мысли о страшной смерти отца все еще мучительно оживала в сердце. Николай Павлович, император всероссийский, сам выбрал путь, которым ушел… Доктор Мандт не скрыл от наследника, что император пожелал оставить этот мир по своей воле. Это не было самоубийством в прямом смысле слова, ведь яд дал ему доктор. Император не пережил ужасного поражения России в Крымской войне, он ушел вслед за теми, кто погиб по его, как ему казалось, вине. По вине его натуры, которая не желала мириться с тем, что приходило в противоречие с привычкой и твердой верою.

Спустя годы Александру сделалось известно, что все могло бы сложиться иначе, если бы отец послушался совета… княгини Ливен!

Накануне войны Дарья Христофоровна постоянно жила в Париже: на это было дано формальное разрешение императора Николая, надеявшегося, что еще сумеет воспользоваться уникальными талантами этой женщины в области шпионажа. Он не ошибался.

Княгиня сняла бельэтаж старинного отеля, некогда принадлежащего ее старинному приятелю Талейрану, между улицами Сен-Флорентен и Риволи. В этом отеле в 1815 году, во время осады Парижа союзными войсками останавливался император Александр Павлович.

Салон княгини Ливен достиг наибольшего процветания и получил известность в Европе. Здесь собирались не только дипломаты, министры и посланники, но и замечательные ученые, писатели и знаменитости. Среди блестящего общества этого прославленного салона, среди дам, обращавших на себя внимание красотой, молодостью, изяществом туалета и любезностью, наибольший интерес для всех представляла сама княгиня. Она главенствовала над всеми, очаровывала умом, необыкновенной ясностью и силой мысли. Ливен обладала исключительным искусством возбудить и поддержать общий, оживленный разговор. Она очень похудела, но это странным образом только способствовало ее женской прелести. Глаза стали огромные, по-девичьи изумленные, они сияли так, что мужчины цепенели, лишь спустя некоторое время вспоминая, сколько на самом деле лет этой grand dame… [10]

10

Знатная дама (фр.).

Дарья Христофоровна говорила отрывистыми фразами, произнося каждое слово с уверенностью и непринужденностью истинной патрицианки, не любила шумных споров, громких возгласов и не допускала их в разговоре. Благодаря любящему Гизо, который в сороковых годах занимал пост министра иностранных дел, она была au courant [11] всего, что происходило в европейском политическом мире. И, разумеется, мимо нее не прошло осложнение отношений Англии, Франции и России, приведшее в конце концов к такому ужасному событию, как Крымская война.

11

В курсе (фр.).

Посол России в Париже Николай Дмитриевич Киселев являлся завсегдатаем салона Дарьи Христофоровны. Здесь он черпал свои сведения о политических настроениях Франции, о тайнах тюильрийского двора… Но часто изображение всей этой парижской картины оказывалось у Киселева кривым. Ведь этот господин был очень своеобразным человеком! Понятие о дипломатическом шпионаже – то, что было une forte partie [12] княгини Ливен, – он начисто отвергал и пребывал в убеждении, будто начальству следует докладывать лишь то, что оно жаждет слышать. У императора же Николая почему-то сложилось мнение, что никогда не возникнет союза между Англией и французским императором Наполеоном Третьим, племянником ненавистника Англии Наполеона Первого. Поэтому и Бруннов, русский посол в Англии, и Киселев в Париже, закрывали глаза на факты, а твердили то, что царю было приятно узнать.

12

Сильная сторона (фр.).

А между тем Наполеон Третий старательно искал любого предлога для войны с Россией. Это явствует хотя бы из того, какой скандал он старался раздуть из пустого спора о словообращении между императорами («добрый друг» или «дорогой брат»). Хватался за все поводы к ссоре, даже за самые ничтожные и искусственно создаваемые. Наполеон вполне мог ждать, что единственный его поступок, который всегда вызовет одобрение со стороны его политических врагов слева, во Франции, да заодно и в Англии, это война против Николая.

Дарья Христофоровна была по-женски дружна с императрицей Евгенией и одновременно состояла в личной переписке с императрицей Александрой Федоровной, женой Николая. Она совершенно случайно узнала об избыточно-оптимистическом тоне депеш Киселева и попыталась предостеречь русскую императрицу. Однако Николай не зря называл жену «маленькой птичкой». В золотой клетке царского дворца она не хотела знать ни о чем дурном и предпочитала пожимать плечами в ответ на осторожные и настойчивые намеки Дарьи Христофоровны на русофобские настроения французского двора. А между тем княгиня внимательно следила за всеми парижскими настроениями и уже со страхом предвидела близкую войну.

Попытки Дарьи Христофоровны обратиться к императору напрямую сначала наткнулись на его неприятие, а когда дошли до него, было уже поздно.

Войну Дарья Христофоровна провела в Брюсселе, с великим трудом получив от Наполеона разрешение вернуться в Париж. Почему-то этого императора оскорбили ставшие ему известными настойчивые попытки княгини предостеречь Николая предотвратить войну, и он мстил Дарье Христофоровне. Вмешалась в историю с возвращением княгини Ливен в Париж и старательно подзуживала Наполеона и Виктория. Не следует забывать, что Англия участвовала в Крымской войне против России. «Красивая, элегантная, очаровательная девушка, с глубокими синими глазами, приоткрытым ртом, белыми ровными зубами» осталась в прошлом и скоро забыла, сколь пылко она была влюблена в русского принца.