Последний день

– Может быть, может быть… Но я хочу побольше узнать о самом благовестнике. Чей голос я услышал только что?

– Пусть это будет голос ангела или демона. Пускай это будет голос божественных Суда и Предопределения. Ты же не отрицаешь, что слышал его?

– Как я могу отрицать то, что до сих пор звенит в моих ушах и бьется в каждой капле моей крови?

– Ты не веришь в сказанное им?

– Верю. Да, верю. Но вместе с тем предпочел бы не верить.

– Почему?

– Потому… потому что ненавижу могилу.

– А вот могила тебя не ненавидит. У нее нет ненависти к кому-либо или к чему-либо, она открыта для всего, что вообще ходит или ползает по земле, – равно как и для всего, что застыло или остановилось.

– Я не готов опуститься в нее сегодня.

– А разве кто-либо был готов к этому до тебя?

– У меня слишком много дел, которые нужно закончить.

– Например?

– Например, операция на желчном пузыре…

– Ха! Могила избавит тебя от этой необходимости.

– …или, хотя бы, моя книга, которую надо донести до типографии и отредактировать. Эту книгу я писал целых десять лет. Я хочу услышать отзывы о ней, хочу присутствовать на ее обсуждении в философских клубах…

– Ха! Могила избавит тебя и от нужды в книге.

– …и жена, моя жена, которая меня бросила! Да, я достаточно с ней промучился, но в ней есть… должна быть живая совесть! Допустим, ее страсть и похоть попрали всякий стыд и мораль, но я уверен, что совесть в ней когда-нибудь, да проснется. Она вернется ко мне и к своему несчастному ребенку… Я вот уже прямо слышу, как она просит у меня прощения, и хочу, чтобы она знала: я простил ей это преступление в тот самый час, когда она его совершила…

– Ха! Могила легко заменит тебе и жену!

– …а мой ребенок, Хишам! Господи, это же моя самая любимая и вместе с тем самая тяжелая ноша! В момент его рождения я воображал, будто само время выламывает мою дверь, чтобы одарить меня невиданным счастьем, но, увы, оно принесло мне необычайно изуродованное существо. Сегодня ему восемнадцать. Его голова превосходит размерами все когда-либо виданные мною головы. Я в самом деле удивляюсь тому, как его шея держит этот огромный шар… Предплечья, руки и пальцы моего мальчика слишком сильны для этого возраста, а вот его длинным, худым ногам повезло меньше: их покрывает постоянно осыпающаяся короста и какая-то шелуха, чем-то похожая на перхоть. Конечно, он не может даже встать на ноги, а его язык еле ворочается в рту. Он способен издать разве что невнятное мычание. Но его огромные карие глаза с поволокой… В них столько глубин и углов, столько затаилось призраков, что я многое бы отдал, лишь бы постичь все их измерения, испытать на себе и познать их истинный смысл.

Но сегодня этот ребенок, мой ребенок отдан на попечение прислуги. Как я могу уйти, не обеспечив его всем необходимым?!..

– Ха-ха! Могила избавит тебя и от забот о его судьбе, глупец!

– …дом! У меня же еще есть дом, тот, что я покупал в рассрочку три года назад! Я до сих пор не провел несколько платежей, не оплатил всей его стоимости, а ведь если я опоздаю хоть на день, бывший хозяин получит полное право вернуть его себе, как свою собственность, законно присвоив, к тому же, неплохую сумму денег… Я приобрел автомобиль и купил этот дом, отстоящий на десятки миль от города и Университета, только для того, чтобы исполнить волю жены и обеспечить ей безбедное, спокойное существование. Как же мы с ней были счастливы в тот день, когда, наконец, переступили этот порог! Мы тут же, как два воробья, принялись обустраивать комнаты, украшать их и расставлять наши вещи… Настолько же счастливы мы были в автосалоне, когда я подписывал бумаги, сделавшие нас владельцами выбранного ею автомобиля! Мы заплатили половину суммы, разделив остаток на многолетний кредит, и поехали домой. Руль был в ее руках; она вела машину так уверенно, так естественно!..

Неужели теперь я должен по ветру пустить дом и автомобиль, подарить кому-то заплаченные мною деньги – плод моей недолгой жизни? Эти деньги – не просто какие-то бумажки; они – моя кровь, мое сердце, без устали работавшее целые годы. Мне дорога моя кровь, равно как дорого мне мое сердце!..

– Ха! Могила быстро заставит тебя выкинуть из головы и дом, и автомобиль. А если в них ты вложил свою кровь и мысли, что ж, она вытравит из тебя всякую мысль, высушит каждую каплю крови.

– …а мои университетские связи! Как я могу их так быстро, буквально за один день, разорвать? Сегодня я должен выступить на философской конференции с докладом об «Энхиридионе» Эпиктета, затем вечером мне нужно присутствовать на общем собрании профессоров, которое пройдет под председательством ректора. Да и в конце концов, я должен отработать обещанный срок, чтобы получить достойную пенсию, вернуть долги нескольким моим коллегам… Кто сделает за меня мою работу? Кто отдаст за меня мои долги?

– Невежда! Могила и вычтет твои деяния, и обесценит все долги, как твои, так и чужие!

– Нет-нет-нет! Это невозможно! Мне не хватит одного дня, чтобы расквитаться со всеми счетами! Мне нужно на день больше – нет, на месяц, на год…

– Ха! Кому недостаточно одного дня, не хватит и целой вечности! Будь уверен: могила сама сведет все счеты.

– Я хочу знать час своей смерти…

– Прознав о дне смерти, ты пришел в ужасное смятение. Что же случится тобой, если ты узнаешь о часе смерти?

– … Я хочу знать и о том, как именно я умру. Лопнет желчный пузырь? Разорвется сердце? Не выдержит мозг? Я утону? Буду сожжен? Задохнусь? Поскользнусь и сверну шею? Или пробью себе голову? Меня укусит змея? Догонит шальная пуля?.. Я хочу знать, как мне суждено умереть, насколько долго будет длиться агония, какую боль мне предстоит вынести. Я хочу видеть того, кто закроет мне глаза, и мою жену, когда она получит весть о моей смерти. Интересно, почувствует ли она подступивший к горлу ком или хоть небольшую горечь в груди? Уронит ли она хотя бы одну слезинку, промолвит ли хоть слово сожаления, раскаяния? Дада, она скажет: «Бедняга!» – и, опустив глаза, замрет на несколько минут. Потом, должно быть, схватится обеими руками за голову, закроет веки, застонет, и на ее щеки одна за другой сбегут шесть слезинок. Она бросится на ближайший диван, будучи не в силах дышать, к ней подойдет любовник, что-то спросит, а она, таким знакомым движением руки, отодвинет его и еле слышно прохрипит: «Оставь меня в покое!»

Да-да, она придет в себя, вспомнит наши с ней ночи. Она вспомнит, наконец, как бились наши сердца, как мы буквально растворялись в объятиях друг друга и песнях любви, забывая обо всем на свете, разумеется, за исключением самого счастья. Ее снова коснется сладкое волнение того дня, когда мы, словно воробьи, обустраивали свое гнездышко; она припомнит радость рождения Хишама и захочет его снова увидеть. Она раскается, она вернется…

Но вернется ли теперь уже моя вдова сюда вместе с ним? Оформят ли они официально свои отношения? Сделает ли она его своим вторым мужем? Нет! Я не хочу, чтобы он спал в моей кровати, ел моей ложкой, пользовался вещами, оплаченными мною своей кровью, сердцем, мыслями! Никогда этому не бывать! Ни-ко-гда!

– Ха-ха! Даже если всему этому суждено случиться, то какое тебе-то, увальню, спокойно лежащему в могиле, будет до того дело?

– Бр-р-р. Какая мерзость!..

Час второй

Не верю, не верю даже самому себе. Прошел час с тех пор, как меня разбудил какой-то голос. Целый час. Целых шестьдесят минут. Я-то по-прежнему сижу в кровати, подперев руками голову, которая вот-вот разорвется от толпящихся в ней картин, призраков, звуков, воспоминаний и мыслей.

Если голос не соврал – а он не соврал, – то мне остается жить всего двадцать три часа, а потом уже в моем доме столпятся молящиеся, соболезнующие близкие и кладбищенские рабочие, со всех сторон посыплются корявые пожелания «царствия небесного»… И вот, доктор Муса ал-‘Аскари отправится отдохнуть от земных хлопот в свое последнее пристанище. Черви быстро сделают свою работу и освободят кости от мяса, а лицо покойного постепенно скроется от человеческих глаз и сотрется в человеческой же памяти. Его голос навеки смолкнет… И ни солнце, встающее утром, ни звезды с луной, просыпающиеся ночью, даже не спросят: где этот доктор Муса ал-‘Аскари? Что же он не открывает глаза перед нашим светом? По весне зацветут в саду кроваво-алые розы, но они тоже не спросят: где доктор Муса, что когда-то приходил целовать нас? Соловей, свивший гнездо в кустах жасмина прямо под моим окном, как обычно, начнет петь и даже не подумает спросить: где же доктор Муса, отчего он не слушает мои трели?.. Да, роза и жасмин забудут о посадивших их руках, а соловей и не вспомнит о том, что он всей своей жизнью обязан моему жасмину и моему же окну.