Последний единорог

– Я принес ей голову дракона, – сказал он. – Она, как обычно, была в своей комнате. Я втащил эту голову на самый верх, чтобы сложить к ее ногам. – Он вздохнул и порезал палец кинжалом. – Черт побери, я же хотел не этого. Пока я тащил ее, это была голова дракона – достойнейший дар для кого угодно и от кого угодно. Но когда она взглянула на нее, голова стала печальной уродливой кучей из чешуи, рогов, налитых кровью глаз и хрящеватого языка. Я чувствовал себя деревенским мясником, принесшим своей девушке в знак любви изрядный кус мяса. Потом она посмотрела на меня, и мне стало стыдно. Стыдно за то, что я убил дракона! – Он рассек дряблую картофелину и снова порезался.

– Режьте картошку от себя, а не к себе, – посоветовала ему Молли. – Вы знаете, по-моему, не стоит убивать драконов для Леди Амальтеи. Если пять драконов не тронули ее сердце, едва ли поможет еще один. Попробуйте что-нибудь другое.

– Но чего же в этом мире я еще не пробовал? – спросил Принц Лир. – Я переплыл четыре реки шириной не менее мили во время разлива. Я взобрался на семь гор, на которые еще никто не всходил. Проспал три ночи на Болоте Висельников, вышел живым из леса, в котором цветы жгут глаза, а соловьиные песни ядовиты. Я прекратил ухаживать за принцессой, на которой обещал жениться, и если ты думаешь, что это не подвиг, то лишь потому, что не знаешь ее матери. У пятнадцати бродов я победил ровно пятнадцать не дававших никому проезда черных рыцарей – возле их черных шатров. И я уже потерял счет ведьмам в терновых лесах, демонам в виде девиц, стеклянным горам, роковым загадкам, ужасающим деяниям, волшебным яблокам, кольцам, лампам, мазям, мечам, плащам, сапогам, галстукам и ночным колпакам. И это не говоря о крылатых конях, василисках, морских змеях и прочей живности. – Он поднял голову, в его темно-голубых глазах были смятение и печаль. – И все попусту, – заключил он. – Что бы я ни сделал, я не могу прикоснуться к ней. Ради нее я стал героем, я, сонный Лир, позор своего отца и мишень для его насмешек, – но с тем же успехом я мог бы оставаться прежним скучным дураком. Мои великие дела для нее ничто. Молли взяла нож и принялась нарезать перец: – Быть может, сердце Леди Амальтеи не завоюешь подвигами.

Удивленно нахмурясь. Принц посмотрел на нее. – А разве есть иной способ добиться любви девушки? – честно выразил он свое недоумение. – Молли, ты знаешь его? Скажи мне? – перегнувшись через стол, Принц схватил ее за руку. – Мне нравится быть храбрым, но я вновь стану ленивым трусом, если ты скажешь, что так лучше. Когда я гляжу на нее, мне хочется уничтожить все злое и уродливое на земле, но в то же время хочется и забиться в уголок и плакать. Что мне делать, Молли?

– Не знаю, – внезапно смутившись, ответила она. – Быть добрым, любезным, хорошим и все такое прочее. Иметь чувство юмора. – Громко мурлыча, к ней на колени прыгнул небольшой черно-рыжий кот, с рваным ухом и потерся о плечо. Чтобы переменить тему, она спросила: – Что же случилось с лошадью? Что было забавно?

Но Принц Лир смотрел на маленького кота: – Откуда он? Он твой?

– Нет, – ответила Молли. – Просто я кормлю его и иногда глажу. – Она почесала тощую шею кота. он замурлыкал и зажмурился. – Я думала, он живет здесь. Принц покачал головой:

– Мой отец ненавидит кошек. Он говорит, что кошек вообще не существует – есть только форма, которую принимают бесенята, гоблины и всякая нечисть, когда ей надо попасть в людское жилье. Если бы он узнал о коте, то, вне сомнения, убил бы его.

– Так что же было с лошадью? – спросила Молли.

Лицо Принца Лира вновь помрачнело. – Странно, но когда ее совсем не обрадовал мой подарок, я подумал, что, может быть, ей будет интересно узнать, как он был добыт. Поэтому я описал ей внешний вид дракона и бой, ну знаешь – шипение, кожистые крылья, драконий запах, в особенности дождливым утром, струю черной крови из-под наконечника моего копья. Но она не слушала ни слова. пока я не рассказал про язык пламени, что едва не сжег ноги моего коня. Тогда, да, тогда она вернулась оттуда, где бродит, пока я говорю с ней, и сказала. что должна пойти посмотреть моего коня. Я отвел ее в стойло, где бедняга кричал от боли, и она прикоснулась к нему, к его ногам. Он перестал стонать. Когда им по-настоящему больно, кони так ужасно кричат. Он замолчал, и это было как песня.

Кинжал Принца поблескивал среди картофельных очисток. Снаружи дождь мощными порывами барабанил в стены замка; сидя в кухне, об этом можно было только догадываться – в холодной комнатенке не было ни одного окна. Темноту разгонял лишь колеблющийся в очаге огонек. Кучкой осенних листьев дремал в подоле у Молли кот.

– И что же случилось потом, – спросила она, – когда Леди Амальтея прикоснулась к коню?

– Ничего. Совсем ничего, – Принц Лир, казалось, внезапно рассердился. Он хлопнул ладонью по столу, свекла и чечевица раскатились во все стороны. – Ты думаешь, что-нибудь произошло? А она ждала, что ожоги заживут в один миг, обгорелая плоть срастется и покроется нежной кожей! Она ждала этого, клянусь моей надеждой на ее любовь. И когда с ранами ничего не случилось, она убежала, и я до сих пор не знаю, где она.

Его голос ослабел, рука печально уперлась в стол. Он поднялся и подошел к горшку на огне.

– Кипит, – сказал он, – пора класть овощи. Она плакала, когда ноги коня не зажили, я слыхал это, и все же, когда она убегала, в ее глазах не было слез. В них было что угодно, но не слезы.

Молли осторожно спустила кота на пол и начала выбирать для котла овощи получше. Принц Лир смотрел, как она сновала от очага к столу по усеянному каплями воды полу. Она пела:

Если б я только сумелаНаяву, как во сне, осмелетьИ в таинственной пляскеТанцевать, словно в маскеПрекрасная смерть. Это было бы мило,Но все жеЗахотела бы я стать моложе,Выйти замуж или стать мудрей?

Принц спросил:

– Кто она, Молли? Что это за женщина, которая верит, нет, которая знает – я видел ее лицо, – что может исцелять раны прикосновением рук и плачет без слез? – Молли продолжала работать, все еще напевая себе под нос.

– Любая женщина может плакать без слез. И почти каждая может исцелять раны прикосновением рук. Все зависит от раны. Она женщина, ваше высочество, а это само по себе загадка.

Но Принц преградил ей путь, и она остановилась с полным подолом нарезанных овощей и трав, волосы лезли ей в глаза. Принц Лир нагнулся к ней, лицо его стало теперь на пять драконов старше, оставаясь по-прежнему симпатичным и глупым. Он сказал:

– Ты поешь. Мой отец заставляет тебя заниматься самой нудной работой на свете, и ты поешь. В этом замке никогда не было ни пения, ни кошек, ни вкусной еды. А причина всему и моим подвигам – Леди Амальтея.

– Ну, я всегда хорошо готовила, – мягко сказала Молли. – Все-таки семнадцать лет в лесу с Калли и его людьми…

Принц Лир продолжал, не слыша ее слов: – Я хочу служить ей, как ты, помочь ей найти то, зачем она пришла сюда. Я хочу быть тем, в чем она нуждается больше всего. Скажи ей. Скажи, ладно? Скажешь?

Его слова прервал неслышный шаг, шелест сатина затуманил его лицо. В дверях стояла Леди Амальтея.

Даже время, проведенное в леденящей твердыне Хаггарда, не смогло сделать ее менее прекрасной. Скорее наоборот, зима обострила и отточила ее красоту так, что она оставалась в нанесенной ею ране, как зазубренная стрела. Леди Амальтея была в одеянии сиреневого цвета, ее белые волосы перехватила синяя лента. Платье не лучшим образом сидело на ней. Молли Отрава была не слишком умелой портнихой, и сатин раздражал ее. Но в дурно сшитом платье среди холодных камней пропахшей репой кухни Леди Амальтея казалась еще прекраснее. В ее волосах поблескивали капли дождя.

Принц Лир поклонился ей поспешно и неловко, будто кто-то ударил его в живот.

– Миледи, – пробормотал он. – Вам следовало бы прикрывать голову, выходя в такую погоду.

Леди Амальтея присела у стола, и маленький кот цвета осенних листьев тут же прыгнул к ней, часто и мягко мурлыча. Она протянула к нему руку, кот скользнул в сторону, не от страха, нет, – не позволяя се руке прикоснуться к его ржавой шерсти. Она манила кота, тот вилял всем телом, как собака, но не да вал ей прикоснуться к себе. Внезапно охрипшим голосом Принц Лир сказал: – Я должен идти. В двух днях пути отсюда какой-то великан крадет и пожирает деревенских девушек, Говорят, его может убить только обладатель Большого Топора герцога Альбанского. К несчастью, герцог Альбанский был съеден одним из первых – чтобы обмануть чудовище, он переоделся деревенской девушкой, – и в том, кто сейчас владеет этим топором, сомневаться не приходится. Если я не вернусь, вспоминайте обо мне. Прощайте.