Последний гость

– Отпусти меня, не надо, не надо, отпусти!

К его крику присоединилась мать, умоляя подождать до завтра:

– Ромочка, завтра его Бог защитит, положено окунаться девятнадцатого, на Крещение, а сейчас прямо из постельки не выживет Глебушка, заболеет, простудится… – Она хватала мужа за руки, тянула на себя сына. Но когда в ее тираде послышались слова «Он такой слабенький», мужчина резко оттолкнул жену и быстро окунул Глеба в прорубь, придавив рукой с такой силой, что тот с головой ушел под воду.

Мальчик перестал сопротивляться, его замерзшее тело уже ничего не чувствовало, он поднял голову на свет, еле пробивавшийся через толщу воды, и наблюдал, как пузырьки выдыхаемого им воздуха медленно поднимаются вверх, потом заметил свои руки с растопыренными пальцами и черную большую пуговицу, которую оторвал от куртки отца, все это, как в странном сне, медленно плыло перед глазами. Ему стало вдруг так легко и безразлично, что показалось, он уже умер, и тела нет, а только душа парит в мягком желе бескрайней вселенной. Как вдруг чья-то огромная рука схватила его за волосы и потащила из воды.

Спустя годы повзрослевший юноша, получив образование в сфере IT, поселился в Персиковой Долине, подальше от родителей, но его ненависть к отцу не прошла, а переросла в более глобальное чувство, оно выражалось в отрицании всего, что делали люди возраста его папы. Его раздражало то, что старое поколение старалось навязать молодежи свои ценности, заставляло чтить память их героев, восторгаться непонятными подвигами. Ему были чужды любые традиции, его тяготило всякое назидание, а если кто-то говорил ему, что нужно делать, он тут же чувствовал, словно огромная рука опускает его в ледяную воду, и начинал отчаянно сопротивляться. Глеб не мог понять, что дело тут совсем не в борьбе поколений, а в том, что в нем говорила детская травма и банальная обида. Он, ведомый своими комплексами, жаждал мести и был готов крушить все старые устои, сбросить с руководящих должностей престарелых толстосумов. Его целью было построить общество молодых и энергичных людей, лишенных предрассудков прошлого, полностью пропитанное инновационными технологиями и прогрессивными идеями. И когда случайно попал в Персиковую Долину, то понял, что этот поселок, отделенный от суетного мира с одной стороны горным хребтом, а с другой морем, почти построил что-то, напоминающее утопическое общество, поэтому был отличным плацдармом, чтобы осуществить его мечту – сбросить с постаментов старых богов и создать город будущего.

Сегодняшним утром Глеб, как и обычно, бежал трусцой по тротуару вдоль ровно подстриженной зеленой изгороди и не мог без раздражения слышать звук газонокосилки, который доносился то с одной, то с другой стороны. Его доводили до исступления буйно цветущие клумбы с удушающим ароматом лилий, женщины с плетеными корзинами, собирающие поспевшую черешню, по-соседски переговаривающиеся друг с другом, словно добрые подруги. А стоящий на лестнице крепкий седовласый мужчина, подкрашивающий и без того идеальные наличники окон, вовсе заставил Глеба сердито скривиться. Он мечтал, что эти улицы заполнят роботы, вытеснив тем самым ручной труд, он представлял себе стеклянные купола над павильонами виртуальной реальности, что еду будут доставлять дроны.

«Чего они все суетятся вокруг своих бесполезных цветов? – проносились мысли в голове молодого человека. – Кому нужны эти газоны? Лучше бы в то время, что они тратят на их стрижку, совершили виртуальное путешествие на Марс». Глеб не хотел быть похожим на этих людей и все время старался продемонстрировать, что не желает жить по их законам, а если учесть, что его улица называлась Звездная, и по законам Долины ее жители могли иметь только красные крыши домов и высаживать у себя во дворе цветы красных оттенков и никаких других, такое ущемление прав для Глеба было выше всякого здравого смысла, и он не собирался с этим мириться. Поэтому, когда у его дома буйно зацвел ярко-красный олеандр, он схватил ржавый секатор, доставшийся ему от бывших хозяев, срезал все до единого соцветия и уже на следующий день заменил этот куст на белую колерованную сирень. К счастью, его дом находился на окраине, и этого вопиющего безобразия никто из комитета по благоустройству так и не заметил.

Ежедневный маршрут для утренней пробежки у Глеба почти никогда не менялся. Он бежал до начала своей улицы, стараясь не задеть по пути еще не до конца проснувшихся павлинов, вальяжно переходящих от одной лужайки к другой, а потом продолжал свой путь по пляжу и обратно. Каждое утро в Долине всегда было одинаково, размеренно, идеально настолько, что раздражало. Даже солнце слепило так ярко и так постоянно и за все дни пребывания юноши в Долине только пару раз не показывало себя в назойливой красе, что Глебу начало казаться, и оно в сговоре с мадам Надин.

Богом солнца, конечно, мадам Надин не управляла, но многое действительно было в ее власти. К примеру, сейчас, когда Глеб еще стягивал с себя мокрую футболку и направлялся в душ, чтобы вскоре начать свой день, Надин, надев строгий, насколько это возможно в жаркое время года, брючный костюм, уже давно сидела за громоздким письменным столом, пахнущим полиролью, в своем кабинете. А напротив на высоких стульях с подлокотниками расположились два человека, служившие под ее началом уже много лет. Высокий худой мужчина сорока пяти лет – шеф-повар ресторана, сегодня он принес на утверждение Надин летнее меню и список вин, подобранных им для новых горячих блюд. Рядом с ним сидел начальник строительства, затеянного еще с осени, консервного завода со сметами на оборудование для очистки переработанной воды.

Неожиданно послышался стук в дверь, и мадам Надин вздрогнула, что было ей крайне несвойственно. В комнату энергично вошла круглолицая, краснощекая, излишне суетящаяся женщина, она начала громко, немного шепеляво докладывать Надин:

– Мы потеряем весь урожай. Я вызвала бригады для сборки уже на сегодня, мадам Надин, давайте передоговариваться с рефрижераторами.

Надин блуждающим взглядом скользила по ее лицу, будто не слышала сказанных слов. Потому что все ее сознание поглотили воспоминания о том, как три дня назад ночью в дверь ее дома так же настойчиво и тревожно постучал мужчина, которого она любила и который ей не принадлежал. И теперь этот мужчина был арестован. Сосредоточенность Надин на внутренних переживаниях была такой силы, что она не ощущала боли от остро заточенного карандаша, который вжимала в свою ладонь, и только когда грифель проколол кожу, дама дернулась и заерзала на стуле, незаметно для всех стирая каплю крови.

– Надин, так начинаем сегодня снимать ранние персики или нет? – услышала дама неприятный голос своей служащей.

– Почему я должна за тебя думать и решать? Может, мне еще самой отправиться в сад на сбор урожая?! – прикрикнула Надин. – Зачем, по-твоему, я тебя наняла? Ты должна быть всегда на шаг впереди проблемы и иметь запасные рефрижераторы.

Несмотря на то что книга Дэниела Гоулмана «Лидерство, которое приносит результаты» не была настольной у мадам Надин, она подсознательно чувствовала, что, когда назревал кризис, стиль руководства должен быть командным. В такие минуты она требовала беспрекословного подчинения, и в ее глазах читался лозунг: «Делай что я говорю!»

Мадам Надин была из тех людей, рядом с которыми чувствуешь себя персоналом, даже если просто заглянул на чай. Непререкаемый тон, взгляд, пригвождавший к полу, уверенная походка. Надин была работоспособна, никогда не теряла самообладания, настойчива и владела мощным даром убеждения.

Дела Долины были ее жизнью, смыслом ее существования, и, как всякий лидер с неограниченной властью, в какой-то момент Надин стала считать себя практически мессией, а заботы об этих землях и людях – высшим предназначением.

Притом что у мадам Надин не было собственных детей, можно было подумать, что Джемма – ее слабость, но у Надин не было слабостей. Скорее племянница была для нее неким сосудом чрезмерности, в который она выливала и всю свою нерастраченную любовь, и все стремление поучать, присущее ей, как отголосок оставленной некогда профессии. Поэтому Джемма могла бы охарактеризовать время, проведенное с тетушкой Надин, как своеобразный коктейль из вседозволенности и угнетения.

Вот и сегодня, зайдя в комнату Джеммы ближе к полудню и обнаружив девушку еще в постели, мадам Надин сначала сказала, что в ее доме она может валяться в кровати хоть целый день, но, увидев пижаму племянницы, состоящую из майки цвета хаки и шортиков защитной расцветки, закричала не своим голосом: