Последний идол (сборник)
Шрифт:
— Нет, все было не так.
— Но ты же признавался?
— Я действительно что-то такое признавал, я боялся избиения, — коротко ответил Шейнин и сменил тему.
«Было очевидно, что он ничего не хочет рассказывать, — сказал мне во время одной из бесед Волин, когда вспоминал об этой встрече. — „Умная голова“ посчитала, что так будет лучше. А вообще-то он был по характеру нестойкий…»
Была у Шейнина памятная встреча и в родной прокуратуре, где ему и его коллеге Дорону вернули партийные билеты, хранившийся там после ареста. Это было единственное, что можно было тогда сделать. Как сказал снятый в то же время с работы за то, что не обеспечил надлежащего надзора за исполнением законов в органах МГБ, Генеральный прокурор Г. Н. Сафонов, «где начинался порог МГБ, там заканчивался прокурорский надзор». Впрочем, и сам Шейнин знал это не хуже.
Он знал систему, в которой прошла его жизнь, которой он служил в меру своих сил, и потому никогда и ничего не любил вспоминать из прошлого — ни политических процессов, ни собственного ареста,
В последние годы своей жизни Шейнин работал заместителем главного редактора журнала «Знамя», затем редактором на киностудии Мосфильм, принимал активное участие в создании знаменитого сериала «Следствие ведут знатоки». По его сценариям в это время были сняты фильмы «Ночной патруль», «Цепная реакция», «Игра без правил», поставлена пьеса «Тяжкое обвинение». Завершена трилогия «Военная тайна».
В моей библиотеке на книжных полках среди произведений Шейнина хранится не совсем обычная книга — «Записки следователя». И не совсем обычна она тем, что дарственная надпись автором сделана не мне, а Марку Юрьевичу Рагинскому, который в 1945–1946 годах в том же качестве, что и Шейнин участвовал в Нюрнбергском процессе. Они дружили и работали вместе в Прокуратуре СССР с 1934 года. А подарил мне эту книгу и «Настольную книгу следователя» уже после кончины Рагинского его сын — Дантон Маркович, вместе с некоторыми фотографиями отца и документами, касающимися Нюрнбергского процесса.
Когда был жив Марк Юрьевич он мне в самый разгар перестройки, в 1987 году, как-то сказал: «Понимаете, Александр Григорьевич, объяснить в новой жизни при новой власти то, что творилось тогда невозможно. Никто не поймет. И Лев Романович это хорошо знал. Да и потом, скажем откровенно, воспоминания о прошлых делах могут преподнести самые неожиданные сюрпризы — особенно тем, кто принимается их ворошить. Я не раз на эту тему разговаривал с Шейниным, и он мне говорил, что не собирается ни с кем сводить счеты. Просто хочет жить в свое удовольствие на сколько позволят ему годы и здоровье. И вы знаете, он до конца дней оставался очень интересным жизнелюбивым человеком, говорил, что получает удовольствие от творческой работы. Правда, он всегда немного хондрил и за полгода до смерти подписал мне эту книгу. — И Марк Юрьевич протянул мне «Записки следователя» — Прочтите. Вы видите, он здесь уже говорит в прошедшем времени и будто бы подводит некий итог. А итог — это, простите, ведь почти всегда некий конец!»
Я открыл книгу и стал читать: «Дорогой Марк! — твердым уверенным почерком писал Шейнин — Мы рядом прошли долгую и сложную жизнь. На старости уже нет времени менять друзей и, к тому же, лучше старых не найдешь… Прими эту книгу, как выражение этой идеи и неизменной любви к тебе и Иде. 6/IX 66. Ваш Лева».
И действительно Марк Юрьевич был прав: Шейнин, с его интуицией чувствовал, что он находится на зыбком рубеже и для него уже пробил час прощаний и итогов. Через шесть месяцев и пять дней — 11 мая 1967 года Льва Романовича не стало. Он ушел в мир иной после обширного инфаркта, хотя считал, что сердце у него абсолютно здоровое и всегда боялся умереть от рака.
Льва Романовича Шейнина нет в этом мире более сорока лет, и мало кто сейчас вспоминает о его былых делах и пережитых страданиях, а вот книги его все издаются и с интересом читаются. И имя его у абсолютного большинства поклонников ассоциируется исключительно с творческой деятельностью. С той деятельностью, которая по признанию самого Шейнина лечила ему душу и помогала жить. «Только в творчестве, — говорил выдающийся русский юрист и писатель Анатолий Федорович Кони, — есть радость. Все остальное прах и суета». И ведь прав был…
ФОТОМАТЕРИАЛЫ
«Отмщение»
«Первая
кровь»«Наследственный порошок»
«Схватка с Вепрем»
«Женщина племени „фарангов“»
«Майские церемонии»
«Последний идол»
«Другие ценности»
«Майские церемонии»
«Внеслужебный роман»
< image l:href="#"/>«Ворон»
«Интимные обязанности»
Д. Несыпова. Столыпин. Последние минуты
И. Репин. Портрет Столыпина
П. Липгард. Портрет императора Николая Второго
П. А. Столыпин за рабочим столом в своем кабинете
П. А. Столыпин беседует с крестьянином
Клиника Маковского в Киеве. Здесь умер П. А. Столыпин
Памятная доска на клинике Маковского
П. А. Столыпин на смертном одре
Дмитрий Богров
А. Г. Звягинцев и В. В. Найденов. Киев, 1976 (фото из архива автора)