Последний Исход

Задержавшись под предлогом того, что потерял кирку, Арлинг спрятался в одной из траншей и, дождавшись, когда уйдет последний рабочий, направился к тому месту, где, словно сломанный зуб, торчал из песка каменный выступ стены. Освобожденной от песка площади было немного – всего пара салей, но Арлингу больше было и не надо. Он наизусть помнил каждый поворот и выступ старой стены, ведь когда-то он каждый день бегал по ней, соревнуясь в скорости с ветром.

Регарди снял повязку с глаз, сбросил рубашку, поправил сапоги. Они мало подходили для бега, но он решил их оставить. В наступающих сумерках можно было легко наступить на скорпиона. Если он не собьется, то прибежит к тому же месту, где оставил верхнюю одежду. Постояв некоторое время и послушав песни ветра, Арлинг медленно побежал, делая первый круг вокруг мертвого города. Он не торопился, внимательно считая шаги, вспоминая движения и повороты. Бежать по песку было труднее, чем по камням, но одна мысль о том, что где-то глубоко под ним вьется лентой старая крепостная стена, придавала силы и вдохновляла на подвиги. Кусок стены, который откопали рабочие, был самым высоким участком крепостного вала, откуда его друг Беркут любил наблюдать закаты. Он был романтиком, этот Беркут. Арлинг не разделял его увлечений, так как ему было все равно, что за вид открывался со стены днем или ночью, однако он всегда ходил туда, когда Беркут звал его. Шолох смотрел на догорающий диск солнца, а Регарди нарезал круги вокруг города – за время заката ему удавалось обежать Балидет три раза.

Сейчас Арлинг бежал куда медленнее, чем в молодости. Когда солнце окончательно скрылось за горизонтом, выпустив мрак на волю, Регарди оставалось еще половина пути. Он достиг каменного выступа, откопанного рабочими, в полной темноте, но не огорчился. Скорость была неважна, ведь тренировки на стене остались в прошлом. Бег должен был помочь ему вспомнить другого Арлинга – того, кто не просто знал наизусть Книгу Махди, но верил в каждое ее слово, кто не вырывал глаз у своих жертв и носил в сердце чистый солукрай, не испачканный кровью сотен мертвецов, устилавших путь халруджи. Регарди остановился слишком быстро, и кровь бешено застучала в висках, требуя продолжения. Но второй круг он не побежал. Не было никакого другого Арлинга. Всегда был только один человек, и этот человек был убежден: хорошее не случается два раза подряд.

К шатру он вернулся в глубоких сумерках. Вокруг Сикта-Иата разливался гул веселящейся толпы, – кучеяры отмечали новый год, и по этому случаю администрация устроила танцы ряженых и угощение для всех горожан на главной площади. Арлинг совсем забыл об этом и только сейчас понял, почему рабочие просили бригадира отпустить их на час раньше. Для него праздники давно перестали иметь значение, вызывая раздражение вместо приятных эмоций. Судя по гремевшим тамбуринам и таблам, маскарад в городе уже начался. Арлинг сердито покосился в сторону гуляющих, раздумывая, где бы найти местечко потише. Он валился с ног от усталости и единственное, что хотелось ему в этот вечер – заснуть с котом на животе и самукой под боком.

Задумавшись о том, как отреагировали на шум его звери, он не сразу определил, что у палатки стояли люди. Четверо всадников на хороших скакунах легкой самрийской породы и один наездник на верблюде. Арлинг уже вышел на бархан, откуда его было хорошо заметно – бежать в кусты было поздно. Он слышал, как скрипели ножны, а у троих за спинами должны были висеть колчаны со стрелами. У него же с собой был только нож, спрятанный в голенище сапога. Брать оружие на раскопки запрещалось.

Его увидели, но лучники не спешили натягивать тетиву. Удобный момент, чтобы сократить расстояние для броска ножа, решил Регарди и медленно двинулся к ним. Если гости ему не понравятся, первым он убьет того, кто сидел на верблюде. От него пахло лимонным маслом, которое кучеяры использовали для отбеливания кожи. Арлинг ненавидел лимон, и судьба наездника была решена.

– А потом ты вырежешь им глаза, – прошептал Нехебкай, обнимая его за плечи золотистым хвостом. – Начни с модника. Зачем ему белая кожа в царстве мертвых?

Регарди почувствовал себя так, словно ему в рот залетела пустынная колючка. Сглотнув горькую слюну, он грубо спросил:

– Что вам нужно?

С таким же успехом можно было спрашивать у камня, какая завтра будет погода. Никто из всадников даже не повернул головы в его сторону, хотя он заметил, как напряглись кисти их рук – движение, выдающее профессионалов.

Когда из палатки вышла женщина, Арлинг уже догадался, что кто-то без приглашения осматривал его жилище.

– Они со мной, – улыбнулась Альмас, окрашивая воздух в теплые тона сладкого апельсина. – Здравствуй, Арлинг. Не ожидал?

Регарди поспешил склонить колени. Хотя он уже давно не был халруджи, а она не была знатной кучеяркой из древнего рода, ему было проще придерживаться старых отношений. Впрочем, он не так уж и ошибался. В Сикта-Иате Альмас носила статус помощницы имана и имела свиту телохранителей, Регарди же был простым рабочим с неизвестным происхождением и невнятным будущим.

Однако Альмас возмутилась.

– Немедленно поднимись, – отчитала она его. – Если кому и стоять здесь на коленях, так это мне. Ты спас меня, а такое не забывается.

Арлинг кивнул, но по-прежнему не знал, что ей сказать. Конечно, он был рад Альмас, однако разница между ними сейчас ощущалась особенно остро. Девушка была, как всегда, безумно красива и величественно прекрасна, он же, как всегда, был грязен и жалок. После тяжелого дня раскопок и бега по крепостной стене вокруг старого города, Арлинг должен был походить на пайрика, выскочившего из бархана. Ветер выдувал с него пыль. С его волос, отросших настолько, что ему приходилось собирать их в хвост, сыпался песок, а вонь от немытого тела должна была оскорблять тонкое обоняние благородной кучеярки.

Но Альмас, похоже, ничуть не смущал его растрепанный вид.

– Скажи мне что-нибудь, – улыбнулась девушка. – Ведь ты же не успел за два месяца стать немым?

Наверное, это была шутка, но она ему не понравилось.

– Что ты здесь делаешь? – произнес он скрипуче. Арлинг откашлялся, но сказанного было не исправить. Вообще-то он хотел приветствовать ее, но долгие дни молчания, проведенные в компании кота и собаки, не прошли бесследно. Наверное, он скоро вообще разучится общаться с людьми.

Юная Пир уперла руки в бока и сердито склонила голову на бок.

– Значит, вот как ты рад меня видеть, – фыркнула она, но тут же спохватилась. – Прости, вечно путаюсь с этими словами. Ты ведь меня не видишь…

– Все в порядке, – успокоил он ее, озадаченно принюхиваясь к запаху моханы, который пробивался сквозь сладкий нектар адраспанов, окутывающий Альмас. Конечно, лучше всего было предположить, что она опрокинула на себя кувшин кучеярской водки, однако правда была почти неприкрыта.

– Я приехала поздравить тебя с новым годом, – заявила, между тем, Альмас. – Жду тебя уже целый час. Где ты был? Все рабочие давно вернулись.

Теперь понятно, почему эти парни на лошадях и верблюде отнеслись к нему с такой неприязнью. Им должно было быть обидно – прождать целый час у какой-то палатки на окраине городе, в то время как все жители праздновали и веселились. Неужели они все это время провели в седлах?

– Я гулял, – неопределенно ответил Арлинг и, не выдержав, задал главный вопрос:

– Иман приехал с тобой?

– Ох, Арлинг, – девушка снова улыбнулась. – Могла бы догадаться, что сначала нужно рассказать о твоем учителе, а потом поздравлять с новым годом.

– Что с ним? – он не мог избавиться от тревоги в голосе, да и не очень старался.

– С ним-то как раз все в порядке, – ответила Альмас и успокаивающе похлопала его по руке. – Я здесь из-за Видящей. Помнишь, я рассказывала тебе о ней? Она подхватила какую-то лихорадку, и Тигр отправил ее в Сикта-Иат, боясь, что она не выдержит условия походной жизни. А меня попросил за ней приглядеть. Мы приехали с целым штатом всяких знахарей и лекарей, которых откуда-то собрал твой учитель. Это человек, у которого есть знакомые и связи даже в самом захолустном постоялом дворе Сикелии. Думаю, Видящая скоро пойдет на поправку. У нее еще сохраняется жар, но прошла та страшная сыпь по телу. А мы ведь сначала решили, что это Бледная Спирохета.