Последний из Двадцати
Шрифт:
Читль отчаянно вырывалась. С таким же успехом мышь могла пытаться вырваться из кошачьей хватки. Груди головорезу было мало — ему хотелось ощупать виранку во всех местах.
— Но ты прав. Зачем тратить время на простую, грязную виранскую рабыню? Их ведь там было под сотню! Ар-ро, наверняка должна была попасться и рыбка покрупнее, верно?
Головорез опрокинул Читль наземь, но повержено поднял руки, едва заметил как нахмурилась Ска. Вряд ли стальная дева испытывала к ней хоть каплю сострадания, но настроение своего
— Не нужно лацкать, пацан. Пусть сучка привыкает — вскоре я познакомлю её со всем собой, а не только руками. Ар-ро, мы ведь не об этом — виранцы оказались настолько гнилым народом, что умудрились передраться друг с дружкой. На ровном месте.
Читль как будто не слышала. Шипела, будто змея, потирая ушибленный локоть.
Эта рабыня не так проста, как кажется, вспомнились чародею его собственные мысли. Но передравшиеся друг с дружкой виранцы?
К ещё большей путанице, Мик не врал. Рун же чуял себя слепым котёнком — он так увлёкся своей погоней, носился с святой миссией, назначил себя последним и единственным Двадцатым — а на деле не видел ничего дальше собственного носа.
Что, если Вигк говорил правду о рушащейся в пыль стене?
Рун утёр ладонью вымокшее лицо.
— Она была в той заварушке. Ар-ро, сопляк, ты бы только видел, что там творилось! Они дрались, словно в кукольном театре — нелепо, но неистово. А перед этим они нашли… нечто, что разделило их на два враждующих лагеря.
Парень закусил нижнюю губу — выходит, вот зачем виранцы столь отчаянно искали встречи с матриархом и выпрашивали разрешение. Нечто, способное заставить кукловодов вцепиться в глотки друг дружке — наверняка дорогого стоит.
Но причём здесь Читль?
Разбойник торжествующе ухмыльнулся. Видимо, пришло время класть карты на стол, а у него пол руки козырей…
Парень чуть не сплюнул — уже мыслить начал теми же категориями, что и проигранцы…
— Эта подстилка кажется тебе всего лишь рабыней. Ар-ро, она даже мне казалась просто рабыней. Уверен, что вскрой мы ей череп и увидим, что даже она саму себя не ставит на ступень выше. Но она командовала войсками. Видел бы ты эти сиськи в механической броне! Ар-ро, клянусь рудокопом, её пизда была столь покрыта бронёй, что не пробить и тараном!
У парня всё похолодело внутри, едва он осознал, что головорез не лжёт. Читль старалась не смотреть на господина: словно набедокуривший пёс, она прятала взгляд. Движения виранки стали не чёткими — её всю колотила мелкая дрожь.
Это она-то командовала? Сидела в механическом доспехе? Рун сверлил взглядом Ска — здесь должна быть ошибка. Наверняка, блок отвечающий за распознавание лжи дал сбой. Юному чародею легче было поверить в то, что Мик на самом деле переодетый Старый Мяхар, нежели в то, что робкая, как птичка, Читль способна идти в атаку.
Некстати вспомнилось, как ловко она сбила его с ног там, где он едва не прикончил разбойника-великана. У парня опускались руки.
— Тебе-то она рассказала совсем другую байку, ар-ро? Ай-яй-яй, яйца, как у мужика, ума что у телка. Баял рудокоп — пизде и бригадиру веры нет!
— Захлопнись! — зло огрызнулся Последний из Двадцати. Наглость разбойника была омерзительна и не вызывала ничего, кроме отвращения с раздражением. Мик же в ответ лишь пожал плечами и развёл руками — разбирайся, мол, сам.
— Читль, это правда?
У парня бешено колотилось сердце. Что он сделает, если она отрицательно покачает головой? Кому поверит — ему или ей? И самое жуткое: что делать, если она кивнёт?
Мир не рухнет, говорило всё внутри него. Перед тобой лишь виранская девчонка, с которой тебя связывает едва ли несколько часов общего знакомства. С чего бы тебе, спрашивал его здравый смысл, терзаться из-за её обмана?
Рабыня молчала — словно забыла о том, как говорить. Рун сдержал себя, когда в голове возникла мысль отвесить ей затрещину и привести в чувство.
— Читль?
— Я… я не знаю, господин.
У юного чародея разве что рот не раскрылся от удивления. Всё — от начала и до конца начало превращаться в какой-то развесёлый, но до страшного жуткий фарс. Виранка обхватила саму себя руками — из неё буквально лилась неподдельная неуверенность.
Рун встал, сделав к ней пару шагов, замахнулся. Внутри кипело варево злости, уже порядком льющееся через край — он устал от всей той лжи, что окружала его с ног до головы.
Его руку перехватил Мик, даже не бросив взгляда на в тот же миг отреагировавшую Ска. Читль не пыталась закрыться — если хозяин хотел её бить, значит так правильно и нужно.
— Не порть товар, сопляк. Ар-ро, уйми стрекало в портках и сунь башку в хладильню — некась отбрюкает, — он выпустил руку чародея не сразу. Рун с удивлением осознал, что понимает смысл всей той тарабарщины, что потоком текла с уст головореза.
И что он прав.
Тогда-то к нему и наведались первые признаки лихорадки. Они умело прятались за маской обычной усталости, а теперь норовили кашлем разодрать горло и обратить лоб мальчишки в печь.
Нужно было успокоиться и переварить услышанное, взглянуть на ситуацию иначе.
— Ар-ро, сопляк, ты нетерпелив, что голодный хруставолк. Где же хвалёная терпеливость Двадцати?
Рун теперь захотел врезать уже головорезу. Мик как будто чувствовал, но решил не развивать. Вместо этого он вновь оказался рядом с Читль. Его ручища схватила несчастную за голову, пальцем отдёрнула мешающуюся прядь волос. Взору Руна не предстало ничего нового — плохо зажившую шишку он уже видел.