Последний из могикан

Ружье Чингачгука отвечало им неторопливым огнем. Старший могикан с бесстрастной твердостью не покидал своего поста в продолжение всей предыдущей сцены. Только когда победный клич Ункаса долетел до его слуха, отец ответил молодому человеку радостным восклицанием, но тотчас же снова замер, и теперь лишь его выстрелы доказывали, что он с непоколебимым усердием охраняет свой пост.

Так пролетело много минут. Нападающие стреляли то залпами, то врассыпную, но осажденных защищали прикрытия, и они так старательно скрывались в своем убежище, что до сих пор единственным пострадавшим из их маленького отряда был бедный Давид.

– Пусть жгут свой порох, — спокойно сказал Соколиный Глаз, слушая, как пули визжат, пролетая мимо скалы, за которой он скрывался. — Тем лучше: когда дело окончится, мы подберем пули. И, думаю, забава надоест этим бесам раньше, чем камни попросят у них пощады... Ункас, мальчик, ты даром тратишь порох и засыпаешь его слишком много. Ружье отдает, и пуля летит плохо. Я говорил тебе: целься в этого злодея так, чтобы угодить ему под белую черту, ну, а твоя пуля попала на два дюйма выше.

Спокойная улыбка осветила черты молодого могикана, однако Ункас ничего не ответил.

– Напрасно вы упрекаете Ункаса в недостатке искусства,— произнес Дункан. — Он спас мне жизнь самым разумным, отважным образом. Теперь я его друг навеки и никогда не забуду, чем ему обязан.

Ункас приподнялся и протянул Хейворду руку.

Соколиный Глаз усмехнулся:

– В пустынях и лесах друзья часто оказывают друг другу такие услуги. Кажется, и мне случалось выручать Ункаса из беды, и я отлично помню, что он пять раз заслонял меня от смерти: три раза при столкновении с мингами, раз при переправе через Горикан и...

– Эта пуля была пущена лучше остальных! — вскрикнул Дункан и невольно отшатнулся от скалы, в которую попал выстрел.

Соколиный Глаз поднял сплющившуюся пулю, покачал головой и сказал:

– Свинец, падающий на излете, никогда не расплющивается. Это могло случиться, только если бы пуля свалилась с облаков.

Ружье Ункаса поднялось кверху, и глаза всех остальных устремились туда же. Загадка мгновенно открылась. На правом берегу реки поднимался могучий дуб; дерево это так наклонилось вперед, что его верхние ветви нависли над рекой. Посреди листвы, едва прикрывавшей узловатые ветви старого дуба, приютился гурон; он то прятался за ствол, то выглядывал из-за ветвей, желая увериться, попал ли в цель его выстрел.

– Эти бесы готовы забраться на самое небо, чтобы только погубить нас, — сказал разведчик.— Держи его под прицелом, мальчик, пока я заряжу свой оленебой. Потом, мы сразу выстрелим в дерево с обеих сторон.

Ункас дожидался сигнала разведчика. Наконец вспыхнули два выстрела. Кора и листья дуба полетели в воздух, и ветер разнес их в разные стороны. Дикарь ответил своим врагам только насмешливым хохотом и послал новую пулю, которая сбила шляпу с головы Соколиного Глаза. И снова из лесных чащ вырвался дикий, свирепый крик, и свинцовый град засвистал над головой осажденных; казалось, будто дикари хотели заставить своих врагов не двигаться с места, чтобы облегчить прицел воину, взобравшемуся на высокий дуб.

– Нужно защититься от пуль, — сказал разведчик. — Ункас, позови-ка отца: нам нужны все ружья, чтобы справиться с хитрым чёртом и выбить его из гнезда.

Прозвучал сигнал, и не успел Соколиный Глаз зарядить свое ружье, как к нему подошел Чингачгук. Когда Ункас показал опытному воину положение, занятое противником, с губ старого могикана сорвалось только обычное восклицание «хуг»; больше он ничем не выразил ни своего удивления, ни тревоги. Соколиный Глаз и могикане несколько секунд оживленно совещались между собой на делаварском наречии; по окончании же. беседы каждый из них спокойно занял свое место, готовясь выполнить намеченный план.

С тех пор как осажденные заметили воина, скрывавшегося среди ветвей, его выстрелы стали малодействительны, потому что, едва он показывался из-под прикрытия, ружья врагов грозили ему. Все же его пули иногда падали среди притаившихся людей. Мундир Хейворда был пробит в нескольких местах. Один рукав его запятнала кровь, выступившая из легкой раны.

Наконец, ободренный терпеливым ожиданием врагов, гурон попытался прицелиться получше. Быстрые взгляды Чингачгука и Ункаса тотчас же уловили его намерения. Сквозь скудную листву в нескольких дюймах от ствола дуба мелькнули ноги дикаря, и ружья могикан мгновенно выстрелили. Гурон присел, и все его тело показалось из-под прикрытия. С быстротой мысли Соколиный Глаз воспользовался этим и выстрелил из своей роковой винтовки. Листья дуба заволновались, ружье гурона упало с высоты, и после короткой напрасной борьбы тело дикаря. закачалось в воздухе, хотя он все еще отчаянно цеплялся за обнаженный сук дерева.

– Во имя милосердия, пустите в него пулю!— воскликнул Дункан, с ужасом отводя взгляд от несчастного.

– Не истрачу ни одной порошинки, — твердо произнес Соколиный Глаз. — Он все равно погиб, а у нас нет лишнего пороха, между тем бой с индейцами иногда длится по нескольку дней. Вопрос идет о том, сохранят ли они свои скальпы или уцелеют наши.

Никто не мог возражать против такого сурового и непоколебимого решения.

Крики в лесу смолкли, выстрелы ослабли; взгляды друзей и врагов не отрывались от несчастного, висевшего между небом и землей. Ветер раскачивал тело, и хотя из уст погибающего не вырывалось ни стонов, ни ропота, он по временам мрачно оглядывался на своих противников, и тогда, несмотря на расстояние, они читали в его чертах лица муку отчаяния. Три раза разведчик поднимал свою винтовку, три раза осторожность останавливала его, и длинное дуло прославленного оленебоя медленно опускалось. Наконец одна рука гурона разжалась и, обессилев, повисла вдоль тела. Отчаянно, но бесплодно пытался он снова овладеть веткой — рука судорожно хватала пустоту. Молния не была бы быстрее выстрела Соколиного Глаза; труп дикаря дрогнул и, точно свинцовый, упал в пенящиеся волны реки.

Даже суровые могикане с ужасом молча переглянулись между собой. Только один Соколиный Глаз сохранил способность рассуждать; он покачал головой и вслух пробормотал себе укор.

– Это был последний заряд пороха, последняя пуля из сумки, — сказал он. — Ну не все ли мне было равно, живой или мертвый он свалится в воду!.. Ункас, мальчик мой, пройди-ка к челноку да принеси оттуда большой рог. Там весь запас нашего пороха. К сожалению, мы, вероятно, скоро истратим его до последней крупинки. Если я ошибаюсь, пусть скажут, что я совсем не знаю макуасов.

Молодой могикан быстро пошел исполнить приказание разведчика. Соколиный Глаз уныло и бесполезно перебирал содержимое своей сумки и напрасно старался выскрести порох из своей пустой пороховницы. Его унылое занятие скоро прервал громкий и пронзительный крик Ункаса. Даже для неопытных ушей Дункана восклицание молодого могикана показалось сигналом нового, нежданного бедствия. Хейворд быстро вскочил, совершенно позабыв об опасности, которую мог на себя навлечь, выпрямив свою высокую фигуру. Точно поддаваясь его побуждению, все остальные тоже кинулись в узкий проход между двумя пещерами. Они двигались так быстро, что выстрелы их врагов пропали даром. Крик Ункаса заставил сестер и раненого Давида выйти из своего приюта, и скоро все поняли, какое несчастье привело в ужас молодого индейца.

Невдалеке от утеса виднелся легкий челнок разведчика; он несся по реке, очевидно под управлением какого-то невидимого пловца. Когда взгляд Соколиного Глаза различил неприятную для него картину, он мгновенно приложился и спустил курок; сверкнула искра кремня, но ствол не ответил выстрелом.

– Поздно! — вскрикнул Соколиный Глаз и с отчаянием уронил винтовку на землю. — Этот злодей миновал быстрину, и даже будь у нас порох, я не мог бы остановить его пулей.

Между тем отважный гурон выставил голову из-за бортов челнока и, скользя по течению, взмахнул в воздухе рукой. Из его груди вылетел победный клич; из лесу ему ответили завывания, смех и свирепые крики.