Последний Каин

Чеченец поднял голову и посмотрел продюсеру в глаза. Тот не отвел взгляда; какое-то время они словно соревновались, кто кого переглядит.

— Врешь ты… — сказал наконец Ислам. — Не знаю, зачем я тебе нужен, и знать не хочу. Одно знаю точно: врешь. Волк ты бешеный, вот кто. А чужим волкам веры нету.

— Что ж, по-хорошему не хочешь, придется по-плохому… — вздохнул Чичкофф и достал из кармана пачку листков. — Вот, взгляни.

— И смотреть не стану, — покачал головой чеченец. — Нечем тебе меня взять. Нет у меня ничего. Ни семьи, ни дома. Нечем.

Чичкофф сожалеюще пожал плечами.

— Ладно. Тогда пускай эти бумажки здесь остаются, — он бросил листки к ногам Ислама. — Можешь ими подтираться, а то у тебя тут… Пойдемте, господин Селифанский. Выключайте камеру.

Мы уже почти вышли в коридор, когда сзади послышался сдавленный голос чеченца.

— Стой, гад. Я согласен. Стой!..

Двумя часами позже, отправив скованного по рукам и ногам Ислама вслед за близнецами-футболистами, мы взлетели в направлении Таллинна. Чичкофф заказал выпивку и поерзал, поудобнее устраиваясь в самолетном кресле.

— Выпьем за успех, господин Селифанский, вы не возражаете? Этот Ислам был самым крепким орешком. Теперь остались только легкие случаи… — он поднял бокал. — Ну, как говорят у вас, лехаим!

— Мне не хочется задавать лишних вопросов, Пол, — осторожно начал я. — Не хотите — не отвечайте, но мне просто любопытно…

— Что это были за листки? О, в жизни не догадаетесь… — Чичкофф выдержал эффектную паузу. — Лицензии на работу восемнадцати московских ресторанов, принадлежащих его тейпу. Есть предел человеческой стойкости, господин Селифанский. Черт с ней, с семьей, с домом, даже с собственной жизнью… Но рестораны… рестораны… это, знаете ли… Выпьем еще?

6.

По словам господина Чичкоффа, следующие три участника принадлежали к породе «легких». За ними не требовалось гоняться, уговаривать, шантажировать, согласовывать их месячную отлучку с тренером, хозяином, командиром, сутенером. Им не нужно было даже платить ни гроша. Думаю, они заплатили бы и сами, лишь бы попасть в столь престижное телешоу. Поэтому мы встретились с ними прямо в кафе таллиннского аэропорта, куда претенденты слетелись из разных мест по чичкоффскому приглашению. Чтобы не терять времени на отдельные разговоры, сидели за одним столиком.

Две девушки и один парень. Впрочем, годками под определения «девушки», «парень» они уже не проходили. Пока что все отобранные участники были примерно одного возраста: где-то между двадцатью семью и тридцатью. Включая, кстати говоря, и самого продюсера… и если уж быть внимательным до конца, то и меня, его оператора. Случайность? — Навряд ли: уж больно тщательно спланированным выглядел каждый чичкоффский шаг.

Вообще-то, обычно подобные шоу предпочитают комплектовать из заведомо разных людей — в том числе и по возрасту. Но широчайший охват нашего подбора и без того гарантировал непохожесть участников. Взять хоть армейского капитана и чеченского боевика… уже одно их близкое соседство предвещало весьма телегеничный конфликт.

Да и Валя, разодетая в кримплен толстая продавщица продмага из захолустного молдавского райцентра, на первый взгляд казалась существом с другой планеты по сравнению со второй претенденткой — Кларой, не слишком успешной актрисой не слишком успешного минского драмтеатра.

А впрочем, именно что на первый взгляд. При более пристальном рассмотрении в претендентках обнаруживалось все больше и больше сходства: следы пристрастия к неумеренной выпивке, тень вызывающей неуверенности в глазах, свойственная многим одиноким женщинам, и истерическая готовность на что угодно, лишь бы вырваться за пределы тоскливого ишачьего круга, которым обернулась когда-то добрая и щедрая на обещания жизнь. Да и сами эти слова: «продмаг», «райцентр», «драмтеатр» — разве нет в них какого-то особенного, удручающего подобия? Разве не принадлежат они одному и тому же безнадежному, ушедшему в прошлое словарю?

Зато третий участник, приехавший из Риги, несомненно принадлежал настоящему, а может, даже и будущему. Он выглядел повзрослевшим, но не утратившим юношеского задора скинхедом: кроссовки, спортивный костюм, бугры накачанных мышц, затейливые татуировки на незатейливые темы, где мечи и рогатые шлемы длинноусых северных воителей, а также гипертрофированные молочные железы и широкие бедра длинноволосых северных красавиц были прочно скреплены скобами стилизованных свастик. Себя скин именовал скромно — «просто Геринг».

— Просто Геринг, — повторил Чичкофф, довольно потирая руки. — Замечательно… если не ошибаюсь, «геринг» — это селедка. Вы любите селедку?

— Какая, на хрен, селедка? — скин неприязненно покосился в мою сторону. — И какая тебе, на хрен, разница, кого и что я люблю? Спросил бы лучше, кого я не люблю…

Теперь он смотрел прямо на меня — именно на меня, а не в объектив моей камеры. Удивительно, как быстро и безошибочно такие сельди идентифицируют нашего брата. Вот только плевать я хотел на эту татуированную гору стероидных мышц. Дело оператора — снимать. Снимать, не более того.

— О, на нашем острове вы без труда найдете, кого не любить, господин Геринг, — улыбнулся Чичкофф и пододвинул скину контракт. — Это я вам обещаю. Подпишите вот здесь.

Бритоголовый помедлил, вертя ручку в пальцах, более привычных к штанге или кастету.

— Тут непонятки возникли, дядя. Сказано: приз — миллион, а миллион чего — не сказано. Не рублев, я надеюсь?

— Конечно, нет, господин Геринг, — Чичкофф ткнул пальцем в мелкие буквы контракта. — Вот тут ясно написано: миллион в местной валюте. Видите?

— А какая там местная? — робко поинтересовалась продавщица Валя. — Доллары?

— Примерно… — Чичкофф дернул правой щекой. — Извините, но точнее ответить на этот вопрос я не могу. Место игры должно сохраняться в тайне. А открыв вам название местной валюты, я тем самым выдаю и…

— Да не парьтесь вы, люди, — перебила его Клара. — Миллион, он миллион и есть. Разве в этом миллионе дело? Главные бабки потом придут. Реклама, проекты всякие, обложки гламурные… вот о чем думать надо. А миллион этот, который еще неизвестно кому достанется — чего сейчас его делить-то? Доллары, рубли… да пусть хоть пиастры!

— Кому, может, и не известно, — вызывающе проговорил Геринг, напрягая все мышцы сразу. — А кому и очень даже известно. Я лично за этим миллионом и еду. Реально. Пиастры, блин…

Он поставил подпись и перебросил ручку Кларе.

— Пиастры… — зачарованно повторила кримпленовая Валя. — Пиастры…

Она явно ощущала себя героиней детского фильма про остров сокровищ. В своем желто-розовом пиджачке и нелепой прическе бедняжка и впрямь ужасно напоминала если не карибского пирата, то его попугая. Помните этих больших сварливых птиц, что время от времени хрипло кричат: «Пиастр-р-ры!.. пиастр-р-ры!..» Я невольно оглянулся по сторонам: не покажется ли из-за газетного киоска треуголка одноногого Сильвера?