Последний костёр

– Я лично свой обоссу.

– Да ты совсем шизанулся, - Лёха уже лишь махнул рукой на этого дурака.
– Голову себе обоссы, - авось, поможет...

Но тут неожиданно прорезался и Дима.

– Слышь, а чё! Мне вот братан двоюродный рассказывал - у них в части на дембель один чувак знамя обоссал. И говорит, в другие года у них тоже так делали.

– Да не гони ты херню, твоего чувака сразу бы закрыли на пожизненно!

– Дурак ты, у нас нет пожизненного!

– Для таких как раз есть. Спецдурка. Гляди, как бы и тебе ею не кончить.

– Да ты чего таким сознательным-то заделался?
– совсем обнаглел пьяный Петров.

– Расскажи ещё, как вожачка, про пионеров-героев-подпольщиков!

Лёха подумал, что вставать с насиженного места ему всё-таки придётся... Но тут в разговор неожиданно вступил Серый.

– Кстати, во! Точно. Закопаем, как те подпольщики, а школу закончим - придём сюда же и бухнём! Это хоть весело, а вы какую-то фигню выдумываете.

– Ну-ну, как маленькие девочки "секретики" зароем, - попытался ехидничать Петров, но его уже не слушали. Мысль всем понравилась.

– Дык а они не сгниют?

– Ну ты сказанул! Мы раньше сгниём, они же из синтетики!

Действительно, у всех были обычные синтетические галстуки - те самые, что довольно быстро начинали обтрёпываться по краям, а уж у тех, кто имел привычку грызть концы галстука - вообще моментально превращались в безобразные лохмотья. Но галстуков с обмётанными краями, дорогих фраерских галстуков из шёлка, никто из ребят, конечно, не носил.

Копать взялся Лёха - у него, как истинного пионера и истинного же дворового хулигана, был с собой большой складной ножик. Охотничий, как он сам говорил, и даже врал, что такие продаются только по билету. В кустах удачно нашлась и большая ржавая банка из-под селёдки - чтоб галстуки не пачкались в земле.

Селитёр уже принялся высматривать место для схрона, но тут все опять отвлеклись на Алика.

– Ты что делаешь, идиот!
– Рыбкин всё-таки уличил момент, и сунул свой галстук в костёр. Да, все ещё раз могли убедиться, что галстук действительно из синтетики - он почти моментально обгорел и расплавился, распространяя специфическую вонь.

Лёха выхватил оставшийся оплавленный комок, обжёгся, дал придурку Рыбкину по шее, и попытался затоптать тлеющую массу, чтоб вонючий дым не отравлял атмосферу праздника. Ткань частицы знамени не хотела сдаваться - сквозь прелые листья дымок просачивался всё равно.

– Залей, - посоветовал кто-то.

– Чем?

Ну да, поблизости не было даже ни одной лужицы - специально ж выбирали место посуше. Не заливать же портвейном!

– Придётся всё-таки обоссать. Накаркал, ублюдок.

– Я тебе обоссу! Ещё хуже завоняет.

Впрочем, пока спорили, дым всё-таки иссяк. Лёха снова принялся за дело, и вскоре выкопал неглубокую, но вполне подходящую яму. Причём старался он на совесть, даже аккуратно снял дёрн правильным четырёхугольником, чтоб потом положить обратно, будто тут ничего и не было. И вот, наконец, поставив банку на дно ямы, все стали складывать туда галстуки...

Петров дурашливым голосом затянул "Взвейтесь кострами, синие ночи". Неожиданно все подхватили. Пели с подъёмом, и даже Дима быстро перестроился с придурошного тона на торжественный. А что, так ещё и смешнее! Он-то, скоморох доморощенный, прекрасно понимал, что чем пафоснее звучит этот совдеп в его устах, тем глумливее получается на самом деле. Да вот, не далее как на первомайской демонстрации он издевался точно таким же образом. Орал лозунги и пел советские песни с таким энтузиазмом и театральщиной, что историчка, сразу же почуяв издёвку, пыталась его одёрнуть. Чего только и было нужно пакостнику Петрову - он столь же театрально начал изображать недоумение и возмущение. Повеселились тогда все знатно.

Да и сейчас - разве ж он такой был один? Все ведь тоже стебались, вряд ли кто-то пел с искренним энтузиазмом. По крайней мере, Дима-то был в этом уверен. Как ни странно, слова песни все ещё помнили, допели до конца. Выпили ещё по одной. Пора было закапывать.

– Что вы делаете???
– раздался вдруг полный ужаса знакомый голос.

Все вскочили и с изумлением увидели вожатую.

Да, ей не пришлось долго искать этих безграмотных конспираторов. Едва подойдя к лесопарку, Галина уже всё поняла. Они-то наивно думали, что надёжно замаскировались за кустами... Ну-ну. Про дым костра, выдающий их с головой, почему-то никто не догадался.

– Что это значит?
– снова спросила вожатая, видно, отказываясь верить своим глазам. Банку накрыть ещё не успели, и галстуки в яме было видно прекрасно.

– Ну, мы это... решили, чтобы схоронить, - ляпнул кто-то. Он явно хотел сказать "сохранить", но ведь тут нетрудно оговориться даже и на трезвую голову...

– Что???

– Ну... похранить...
– другой парень выразился ещё более неудачно, видимо, не осилив официозное "положить на хранение". Вожатая, конечно, аж задохнулась от возмущения.

– Похоронить???

Никто и оглянуться не успел, как она быстро подошла к яме, и взяла злополучные галстуки. Лёха, правда, в это время успел удачненько спрятать бутыль. А потом разозлился. Сколько ж можно, в конце концов, терпеть, что все, кому не лень, ими командуют, и учат, как жить по каким-то дурацким правилам!

– Ничего мы не хоронили, - вызывающе сказал он.
– Просто прятали. Отдайте!

– Что? Отдать тебе галстуки, чтоб ты их закапывал?!
– Галя оторопела от такого нахальства.
– А ну-ка, живо все расходитесь по домам! А завтра разберёмся!

Лёха не пошевелился.

– А чего это вы тут вообще командуете? Мы уже не пионеры, всё.

– Точно!
– поддакнул сзади и Петров, но на всякий случай спрятался за ребят.

– И теперь осмелели, да? Ничего, увидите... На совет дружины вас никто не вызывать и не будет. Не маленькие, в самом деле! Пойдёте прямо к директору, и пусть решает с отметками за поведение. А ты, Селиверстов... Ты по детской комнате милиции, видать, соскучился...
– тут её голос как-то подозрительно зазвенел.

Селитёр лишь презрительно ухмыльнулся, - подумаешь, милиция. Бывали, слава Богу. Занудных бесед с органами правопорядка он действительно ничуть не боялся. Но сказать очередную дерзость ему не удалось. Галя неожиданно развернулась, и быстро-быстро пошла прочь. Было такое впечатление, что она вот-вот зарыдает.

Дима аж подскочил на месте и издал какой-то нечленораздельный вой, означающий ликование. Да, это была победа! Они действительно доказали, что теперь взрослые и самостоятельные люди, и нечего им указывать! Ура!..