Последний леший

— Что же, — сказал Рахта, уже почувствовавший, что дело не просто, — рассказывай, друже, что там, впереди!

— Завелось тут в лесу, аж с зимы, чудо-юдо невиданное, да такое, что никто из видевших его жив не остался…

— Да, видно и впрямь невиданное, — согласился Сухмат, слезая с коня, — а хоть бы издали кто видел?

— Вроде дети малые видывали, у них, детишек глазки востренькие.

— Ты давай, рассказывай по порядку, — приказал Рахта строго, — что да как, и подробнее!

— Жила да была тут в лесочке, на опушке, в маленькой избушке, бабушка-старушка, — начал сказку сказывать дружинник, — ну и ведьмой же она слыла, эта бабка — не приведи… Может, и не Яга, но все равно лихо было с ней повстречаться. Взглянет недобрым глазом — так дите малое и заикаться начнет, ну, а уж баба на сносях может и выкинуть. Да чего там говорить, встретит, бывало, оратай ведьму-баушку, та только взглянет — и пошло. Конь ногу спортит, посев пропадет, у коровы вымя высохнет… Но терпели, просто старались стороной обходить, да подалече. Да вот что потом вышло. Жил тут один, Вышлой кликали. И уродился тот Вышла таким уродом — ну, да ладно, что уродом, у каких уродин и сердце златое бывает, их все равно кто-то да полюбит… А этот уродился и злым, и гадким, мало что уродина. Ни одна девка и слышать о нем не хотела, даже рядом стоять, а не то что замуж пойти… Видно, сильно был зол Вышла на судьбу, да на всех других людей. Взял да пошел он к той баушке. Сторговались, видать, пообещала злая старуха ему великое ведовство навести, да оплаты потребовала не простой, а такой, что все так сразу и увидели, как Вышла с ведьмой расплатился. Короче, взяла она у него один глаз, и стал тот Вышла еще и одноглазым. А дальше совсем плохо стало. Глаз-то, который у Вышлы остался, совсем злым стал. Встретит Вышла девку в лесу иль в поле одну-одинешеньку, как взглянет — девки потом рассказывали, что и забывали обо всем. Недолго терпели отцы да женихи, поймали того Вышлу, да этот злой глаз и вырезали. А глаз — прыг да скок, по полю шмыг — и к лесу напрямик. Люди за ним, все норовят поймать да раздавить, но не тут-то было! Глаз так хитро скакал, что никто его прихлопнуть так и не смог. Бежали за ним, бежали, глядь — так прямо к ведьминой избенки и подобрались. Старушка та из гнилушки-то своей вылезла, на порожке стоит, да глазик поджидает. Но тут мальчонка один, восьми годков, маленький, да удаленький, глазик-то и словил. Мужики глаз хвать — тут же, на глазах у ведьмы, его камнем по камню и размазали. Закричала тут ведьма диким голосом — смотрят люди — течет у ней из глазницы кровь. Видно — был тот глаз ее собственный. Понял народ, откуда все беды берутся, да решили люди, что надо с этим делом кончать. Схватили колья — и к ведьме. Та колдовала, колдовала, да против кольев осиновых разве что наколдуешь? Взяли люди, да выкололи ей второй глаз, хотели и вовсе жизни лишить, да пожалели старость. А зря — потом думали, да себя ругали, надо было ее колом, а избенку огнем священным запалить…

— Ну, известное дело, мужик задним умом крепок, — подал голос Сухмат, — но что дальше то было?

— А дальше вот что было, — продолжил удивительный рассказ дружинник, — отпустили ее с дуру, а ведьма шасть в избушку, а там у нее запасной глаз, у Вышлы купленный, хранился. Поставила она тот глаз себе на место, выскочила к людям и давай причитать: «Ой и лихо мне, один глазик родный раздавили, другой выкололи, и осталась я с глазом чужим, бесполезным… Ох и лихо же мне! Пусть и вам всем лихо будет, Лихо Одноглазое пусть сюда придет, что б вам всем лихо стало!». Как закляла она теми словами, вдруг земля задрожала, древа затрещали, ветер взревел. Испугались люди, да бросились бежать — кто куда. Бегут, не оглядываются. А кто смелее был — на миг оглянулся, да рассказывал потом, что земля вспучилась у самой избенка, да полезло из-под земли что-то, а что — и не рассмотрели… Потом осмелели чуть, возвернулись, глядь — а от старухи одни кости обглоданные лежат. Видно, пришло Лихо, да первым делом саму старушку и сожрало!

— А потом?

— А потом решил Вышла за свои обиды людям отмстить. Хоть и слепой стал, да дорогу в лес нашел…

— И что, нажаловался Лиху?

— Нажаловался — не нажаловался, да только больше того Вышлу живого никто не видел, зато нашли на опушке, у той самой избушки кости кривые. А у кого еще в деревеньке такие кости дрянные могли быть? Ясно дело — у Вышлы!

— Стало быть, сожрало Лихо Вышлу? — усмехнулся Сухмат, — Ну, да так ему и надо!

— Ему-то может, так и надо, — покачал головой воин, — да только поселилось то Лихо Одноглазое с тех пор в том лесу, и нет через тот лес ни проходу, ни проезду. Многие туда входили, да никто не выходил!

— А что князь ваш? — спросил Рахта.

— Князь туда дружинку малую послал, троих лучших мечников, да ведуна искусного — в придачу. Пошли они в лес, да не вернулись, ни слуха, ни духа…

— И что же дальше?

— Не такая большая у нашего князя дружина, чтобы лучших на съедение отправлять. Вот нас поставили, что б сторожили, да народ проезжий дальше не пускали и объезд показывали…

— Что же, так и будете стоять теперь? — удивился Сухмат, — Чего ждать-то?

— Да кто его знает, чего ждать… — пожал плечами дружинник.

— Может, само уйдет али с голоду сгинет? — подал голос молчавший до сих пор румяный молодец весен этак шестнадцати от роду, — Иль заедет сюда сильный богатырь Илья Муромец…

— Илья да Илья… — проворчал Рахта и добавил громче, — Мы и сами с усами! — и, как в доказательство, закрутил себе длинный ус.

— Поедите, стало быть?

— Да уж в объезд не поедем, это точно! — отозвался Сухмат.

— А чего так? Иль удаль молодецкая? — продолжал допытываться воин.

— Если не мы, так кто ж? — пожал плечами Рахта. Вид у него был даже какой-то недоуменный — что, мол, спрашивать о вещах очевидных.

— Что ж, — согласился дружинник, — два богатыря да ведун… Может, и сладите! Тогда да поможет вам Перун!

— Ну, это вряд ли, — проворчал Рахта.

— Отчего ж? — подал голос Нойдак, — Может, и поможет!

— На богов надейся, да сам не плошай! — Рахта почему-то сердился.

— Как хоть звать-величать вас, добры молодцы? — спохватился дружинник, — Вдруг как и не вернетесь, а у меня будут спрашивать-допрашивать…

— Я — Рахта-богатырь, это — Сухмат-богатырь, ну а это — Нойдак, ведун наш!

— В добрый путь, и ни пуха вам, ни пера, добры молодцы — Рахта-богатырь, Сухмат-богатырь, да Нойдак мудрый ведун! — пожелал на прощание воин.

Нойдака в первый раз в жизни назвали «мудрым ведуном». А то все — Нойдак-дурачок…

— Какой же он, однако, вежливый, — рассуждал Сухмат, — и мне — в добрый путь, и Рахте, и Нойдаку, и всех — по званию… Было бы нас человек этак сорок добрых молодцев — прощались бы до вечера!

* * *

Лес был на удивление тих. Ни пения птичьего, ни шороха звериного, только деревья так жалобно и сиротливо поскрипывают вокруг.

— Не очень-то дружелюбный лесок, — заметил Сухмат.

— Этот лес нам не друг, — согласился Нойдак.

— Нас, кстати, никто не гонит вперед, спешить некуда, — рассудил Рахта, — остановимся, подумаем, поговорим…

Богатыри, не спеша, расседлали коней и расположились на привал. Нойдак, беспокойно озираясь, придвинулся к парням на этот раз гораздо ближе, чем обычно…

— Так о чем мы будем говорить? — спросил побратима Сухмат.

— Считай, что мы перед боем, — объяснил Рахта, — и чем лучше мы будем знать врага, тем скорее и вернее его победим.

— Знать? — удивился Сухмат, — А я ничего об этом самом Лихе и не знаю!

— И я не знаю, — сказал Нойдак. Последнее время он принимал участие в разговорах на равных со своими могучими друзьями, и эти не одергивали его, зная, что он иногда, если не с большого ума, так с глупой удачливости, может сказать и что-то дельное…

— Даже сказок? — спросил Рахта, обращаясь к обоим сразу.

— Ну, одну сказку про Лихо Одноглазое я знаю, — ответил Сухмат.

— Расскажи! — сразу попросил Нойдак.

— Вот именно, расскажи… — почти приказал Рахта. Впрочем, поскольку они были сейчас как бы «в бою», настала очередь — по их старому уговору с Сухматом — верховенства Рахты.

" Жил один кузнец.

— Что, — говорит, — я горя никакого не видал. Говорят, лихо на свете есть; пойду поищу себе лихо.

Взял и пошел, выпил хорошенько и пошел искать лихо. Навстречу ему портной.

— Здравствуй!

— Здравствуй!

— Куда идешь?

— Что, брат, все говорят: лихо на свете есть; я никакого лиха не видал, иду искать.