Последний леший

— Так кто умер первым? — нетерпеливо перебил богатыря Нойдак.

— Знамо дело, Марья умерла. Был в то время Потык в походе дальнем, а как узнал про смерть своей суженой, все бросил, да в Киев прискакал. Но уж только мертвой Марью-красавицу и застал. Впрочем, много чего говорили, буде она и не мертвая, а заколдована была… О многом рядили, да где нам правду знать?

— И что Потык?

— Как что? Знамо дело — слово держать надобно… Построили колоду белодубову, да припасов запасли аж на три года — хлеба, соли да воды. А сам Потык сковал себе клещи железные, ибо знал он, как сгодятся они!

— Помогали Потыку его побратимы боевые, старые богатыри — Добрынюшка да Илья Муромец… Они все и устроили.

— Ты бы рассказ так, как в песне поется, — вдруг нарушил молчание Рахта, — да с самого начала…

— С самого начала?

— Или хоть с того места, как ушел Потык в новый поход…

— Хорошо, слушайте… — и Сухмат начал говорить. Удивительно, богатырь помнил стихотворный слог не хуже, чем его знали настоящие сказители. Будь Рахта таким, как раньше, до своей несчастной любви, он бы обязательно похвалил бы побратима, а может, и пошутил бы — типа — «шел бы ты в Баяны»…

Да тут затым князь тот стольне-киевской

Как сделал он задернул свой почестный пир

Для князей бояр да для киевских,

А для русийских всих могучих богатырев.

Как тут-то ведь не ясный соколы

Во чистом поли еще розлеталися,

Так русийские могучие богатыри

В одно место сьезжалися

А на тот-то на тот на почестней пир.

Каждый хвастал, кто чем. Илья, тот, который всех сильней, рассказывал о подвигах своих в поле чистом, о том, как прибавилось земли у княжества Киевского. Добрынюшка, второй богатырь русский, был далеко за синем морем, и не посрамил там чести оружия русского, побил ворогов…

Пришла пора и Потыку повыхваляться, задумался добрый молодец:

Как я, у меня нуньчу у молодца

Получена стольки есть молода жена.

Безумной-от как хвастат молодой женой,

А умной-от как хвастат старой матушкой.

Как тут-то он Михайлушка повыдумал:

Как был-то я у корбы у темный

А у тьш у грязи я у черный,

А у того царя Вахрамея Вахрамеева.

Еще-то я с царем там во другиих

Играл-то я во доски там во шахматны

А в дороги тавлеи золоченый;

Как я с его еще там повыиграл

Бессчётной-то еще-то золотой казны

А сорок-то телег я ордынскиих.

Повёз-то я казну да во Киев град,

Как отвозил я ю на чисто поле,

Как оси-ты тележный железны подломилисе,

Копал-то тут я погребы глубокий,

Спустил казну во погребы глубокий.

Как князи тут-то киевски, ecu бояра

А тот ли этот князь стольнё-киевской

Как говорит, промолвит таково слово:

Да ай же вы бояра вы мои все киевски,

Русийски всё могучий богатыри!

Когда нунь у Михайлушка казна еще

Повьшграна с царя с Вахрамея Вахрамеева,

Дак нунечку еще да топеречку

Из Киева нунь дань поспросиласе

Царю тут Вахрамею Вахрамееву,

Пошлем-то мы его да туды-ка-ва

Отдать назад бессчётна золота казна,

А за двенадцать лет за прошлый годы что за нунешний.-

Сухмат передохнул и продолжил:

— Много было всего, и в шахматы Потык с царем Вахромеем играл, и казну за двенадцать лет выиграл, да не о том сейчас речь…

На ту пору было на то времечко

А налетал тут голуб на окошечко,

Садился-то тут голуб со голубкою,

Начал по окошечку прохаживать,

А начал он затым выговаривать

А тым а тым языком человеческим:

Молодой Михаила Потык сын Иванович!

Ты играшь молодец да проклаждаешься,

А над собой незгодушки не ведаешь.

Твоя-то есть ведь молода жена,

А тая-та ведь Марья лебедь белая, преставилась.

— Что тут было, что было! Ведь любил Потык жену свою, лебедь белую, безумно. Да и об уговоре помнил…

Скочил тут как Михаила на резвы ноги,

Хватил он эту доску тут шахматню,

Как бросил эту доску о кирпичной мост

А во полаты тут да во царский.

А терема ecu тут пошаталисе,

Хрустальнии оконницы посыпались,

Да князи тут бояра все мертвы лежат,

А царь тот Вахрамей Вахрамеевич

А ходит-то ведь он роскоракою.

Как сам он говорит таково слово:

Ах молодой Михаиле Потык сын Иванович!

Оставь ты мне бояр хоть на симена,

Не стукай-ко доской ты во кирпичн и мост.

Как говорит Михаиле таково слово:

Ах же ты да царь Вахрамей Вахрамеевич был!

А скоро же ты вези-тко бессчётну золоту казну

Во стольнёй-от город да во Киев град.

Сухмат замолчал, потом продолжил:

Как скоро сам бежал на широкий двор,

Как ино ведь седлает он своего добра коня,

Седлат, сам выговариват:

Да ах же ты мой-то ведь уж добрый конь!

А нёс-то ты сюды меня три месяца,

Неси-тко нунь домой меня во три часу.

Приправливал Михайлушка добра коня,

Пошол ён, поскакал его добрый конь

Реки-ты озёра перескакивать,

А тёмной-от ведь лес промеж ног пустил,

Пришол он прискакал да во Киев град,

Пришол он прискакал ведь уж в три часу.

Позвал Потык своих братьев названных, богатырей Илью да Добрыню, и поведал им, что пора ему уговор старый исполнить — на три года в колоду белодубову с телом мертвым лечь. Попросил у братьев помощи, что б построили они колоду ту, да хлеба, соли и воды набрали на весь срок. Делать нечего, уговор есть уговор, построили богатыри для Потыка колоду, да припасов набрали. А сам Потык отправился в кузницу, да сковал там клещи себе железные, а еще прутьев себе припас. Три прута железных, три оловянных, да один медный.

Когда все было устроено, Потык зашел в колоду с телом мертвым, а Илья с Добрыней оковали ту колоду снаружи обручами железными. А потом спустили глубоко-глубоко во сыру землю, Землю-матушку, зарыли в желтые пески.

Сидит Потык в колоде, ждет, знает, кто за ним явится. Не долго ему ждать пришлось!

И пришла Змея подземная, могучая да страшная. Дернула раз колоду — тут и обручи железные все полопались. Дернула во второй — так тес и сдернула. Изготовился Потык, вскочил на ноги, схватил клещи железные. А Змея в третий раз дернула, да последний ряд белодубовый сдернула, и показались ей Потык с женой мертвой.