Последний маршал

— Можно рассматривать любую версию. Но его убийство было бы невозможно без санкции Стратегического управления. А оно и дало такую санкцию.

— Ну а журналист Холодов?

— Это была импровизация. Холодов подобрался слишком близко к некоторым секретам. После его устранения возник интересный общественный резонанс. Интересный с точки зрения Стратегического управления. Поэтому, когда такой же резонанс потребовался еще раз, управление дало добро на устранение и тележурналиста Листьева.

— Что-то я не понял. Зачем нужен такой, с позволения сказать, резонанс? И главное — кому?!

— Не пытайтесь угадать логику в действиях Стратегического управления, молодой человек. Это непостижимо даже для такого волка, каковым являюсь я сам.

Или он с ума сошел, или я…

— Если я правильно вас понимаю, — медленно произнес я, — то все, что происходит в общественной жизни страны, в той или иной мере спровоцировано организацией, которую вы называете Стратегическим управлением. Так?

— Это не я так его называю, — раздраженно ответил он. — Это оно само себя так называет.

— Но ведь вы тоже являетесь ее членом, — напомнил я на всякий случай.

— Уже не являюсь, — заявил вдруг маршал.

— То есть как? — растерялся я. — Вы же сами только что…

— Мало ли что! — рассердился он. — Они убили Смирнова, моего друга, который, кстати, был предан им. Он еще не понял того, что понял я.

— Как действовала эта организация? — спросил я. — У них что — свои аналитики, свой центральный комитет? Я правильно вас понимаю?

— Правильно, — быстро глянул он на меня. — Но подробности я расскажу вам потом.

— Почему потом?

— Потому что устал. Второго раза мне уже по самое горло.

— Второго раза? — насторожился я. — Что вы имеете в виду, Степан Алексеевич?

Он удивленно посмотрел на меня.

— Вы что, так ничего и не поняли? — недоуменно спросил он. — Но ведь именно об этом мы со Смирновым и проговорили весь вечер.

Кажется, я только теперь начинал что-то понимать.

— Вы говорили о Стратегическом управлении? — уточнил я на всякий случай.

— Нет, об Алле Пугачевой, — съязвил он. — А о чем же еще?!

— Мало ли…

Он вздохнул.

— Я убеждал его, что нужно идти в прокуратуру.

— А он?

— А что — он? Говорил, что я ничего не понимаю.

— Что он имел в виду?

— Я же говорю — он верил им. Он действительно считал, что они действуют на благо Родины и… всякое такое. Он просто не хотел видеть того, что видел я.

— И поэтому вы поссорились?

Маршал снова шумно вздохнул.

— Да. Поэтому мы поссорились.

На том мы с ним и расстались. Я уже понял, что, скорее всего, от этого поганого дела мне уйти не удастся. Перед моим уходом маршал обещал, что, если завтра днем я навещу его еще раз, и уже официально, по делу об убийстве Смирнова, он передаст в мои руки собственноручное объяснение, где подробно изложит все, что знает о секретной организации.

Ощущения были двойственными. Конечно, это бред. Но — бред в устах человека, который выглядел вполне здоровым. К тому же человека заслуженного — маршала. Впрочем, я не очень силен в нюансах психиатрии.

В эту-то минуту раздумий, когда я уже вышел на улицу, мимо пронесся тот убийца-автомобиль, который едва не сбил меня с ног. Немного поразмыслив, я все-таки решил не искать в этом инциденте происки таинственного Стратегического управления. В конце концов, в машине могли сидеть элементарные хулиганы или какие-нибудь сравнительно безобидные отпетые бандиты. После ужасов, рассказанных Киселевым, любой бритоголовый качок покажется мальчиком-колокольчиком.

— О, мать мою… — громко выругался я.

Я так спешил к маршалу Киселеву, что начисто забыл о Тане Зеркаловой. Не говоря того, что это просто свинство с моей стороны — так поступить с бедной женщиной после всего ею пережитого, это еще в высшей степени глупо — оставлять сейчас ее одну. Хотя, с другой стороны, она должна была встретить оперативно-следственную группу. Так или иначе, я вынужден был снова бежать туда, в квартиру Смирновых.

2

Муровская машина уже стояла у подъезда. Симпатичный такой микроавтобус, за рулем которого сидел усатый водила. Усам его, наверное, позавидовал бы сам Буденный: концы свисали много ниже подбородка.

— Давно приехали? — подойдя к его окошку, спросил я.

Он надменно повернул голову и так же гордо посмотрел на меня.

— Давно.

— Грязнов здесь? — спросил я, чтобы немного сбить с него спесь.

Поймите меня правильно. Я не спал нормально много дней и ночей. Я закончил расследование по очень сложному делу. Эта нынешняя ночь рассматривалась мной как отдохновение от трудов праведных. И что же? Вместо того чтобы отдыхать как полагается, я лицезрел кровавый труп отца моей когда-то очень близкой знакомой. А позже выслушиваю неслыханную ахинею из уст теперь уже бывшего Маршала Советского Союза.

Потому не судите меня строго за то, что я пристал к этому помешанному на своих усах водителю. Я знал, что Грязнову здесь появиться сейчас так же трудно, как, скажем, Косте Меркулову.

Тем неожиданнее был ответ:

— Здесь.

Я уставился на усы:

— Здесь?!

— Здесь, — невозмутимо повторил водитель.

И, как подтверждение его слов, из подъезда вышел Вячеслав Иванович Грязнов, сыщик от Бога и мой хороший давний товарищ.

Завидев меня, он тут же поспешил навстречу.

— Как там Киселев? — без всяких «здравствуйте» спросил он.

— Я просто восхищаюсь твоей проницательностью. Я вложил в свои слова максимум сарказма. — Как это ты догадался, что я именно от него? Очень интересно.

— Элементарно, Ватсон, — легко откликнулся он. — Мне только что сказали, что он был последним, кто приходил к Смирнову. Зеркалова, в свою очередь, показала, что ты здесь уже был и куда-то ушел. Зная твою неуемную энергию, об остальном догадаться было нетрудно.