Последний министр

Протопопов опешил, не ожидая такого безразличия.

— Попрошу остаться, Всемилостивейший Государь, мы не договорили! Мы обязаны обсудить доклад.

— Я почитаю, как вы уже слышали.

Государь зашагал к дверям.

— Так а какое ваше решение по Думе?

Николай не ответил. Протопопов поднялся и даже решил последовать за Николаем, но тот обернулся. Резко, в самых дверях. Они снова смотрели друг на друга, играя в те самые гляделки, как в начале аудиенции.

— России нужен сильный Император, — проскрежетал Протопопов, понимая, что становится на тонкую корку несхватившегося льда, но другого шанса у него сейчас не было.

— Одумайтесь, — жестко ответил Николай, медленно качая головой.

И с этими словами вышел из приёмной.

Глава 16

«Ты не плохой человек. Ты очень хороший человек, с которым произошли плохие вещи»

Сириус Блэк.

Там же.

Протопопову понадобилось некоторое время, чтобы отойти от непростого визита к государю. Минут пять или около того он стоял посередине приёмной и смотрел на закрывшуюся за Николаем дверь.

Сжимал кулаки, разжимал.

Дышал тяжело.

Откровенно хотелось пойти вслед за Николаем, схватить его за шкирку и в лицо спросить:

Что ты творишь?

Но нельзя…

Не работает так, к сожалению.

Протопопов прервал мысль.

Не хочется называть как-то непотребно августейшую особу, но повёл себя Государь неправильно, как сейчас модно говорить — неэкологично.

Другого Протопопов ожидал от столь долгожданной встречи с глазу на глаз.

Потому выводы и впечатления после часовой беседы с царской особой оказались неутешительны и не впечатлили по своим результатам.

Плохонько вышло.

Совсем плохонько.

Захочешь поискать плюсы, так не найдёшь днём с огнём.

Не так он себе видел эти самые результаты и, понятное дело, не на то рассчитывал после завершения аудиенции. Николай не поддержал инициативы министра и вообще… На вкус Александра Дмитриевича, Государь тянул резину и пребывал в аморфном политическом состоянии.

Почему?

И можно ли было это предвидеть? У министра ведь с собой доводы имелись, как хотелось полагать — веские.

На этот вопрос сложно было дать однозначный ответ. Однако в текущей обстановке у Протопопова имелось отчётливое понимание, что лицо принимающее решения на момент 1917 года — это Император. И со своей задачей склонить ЛПР на свою сторону, Протопопов не справился и больше того — провалился.

Но из каждого своего промаха Александр Дмитриевич привык делать определенные выводы, чтобы учесть допущенные ошибки и по возможности не повторять их впредь.

И министру казалось, что свой вывод из встречи он сделал.

Была выявлена проблема, видевшаяся ключевой.

Стало понятно с чем предстоит работать в ближайшие дни.

Протопопов уяснил для себя, что царь не гибкий человек — дави не дави, а не прогнется, а если и прогнётся, то лишь для того, чтобы амортизировать. Больно так.

Где царь, а где гибкость?

На разных полюсах, если только.

Исходя из этого, просился вывод, что августейшая особа совсем или крайне плохо поддаётся влиянию и любого рода манипуляциям из вне.

Любому.

За это качество Государя безусловно можно было уважать, как мужчину. И в других ситуациях такую несгибаемость можно было смело в пример приводить. Но имелась поправочка, которая все перечеркивало, по сути сводя достоинство на нет. В в некоторых случаях царская негибкость легко превращалась из достоинства в недостаток.

Негибкость приводила к зашоренности ЛПР и к узости взглядов. К той самой политической импотенции.

Николай не принимал выводов и умозаключений, сделанных другими людьми, не доверял им и его решения основывались исключительно на громоздкой аналитической работе, которую царь проводил в собственной голове, тихо сам с собою. Он верил, как самодержец и «хозяин русской земли», что достоверно знает, как русскому народу будет лучше. И отвергал любое делегирование и разделение полномочий, считая это неправильным и неуместным потому, что никто другой на самом деле понятия не имеет о исконных интересах России-матушки.

Надо ли говорить, что такой подход в моменте предреволюционной лихорадки по сути ничем не отличался от бездействия и даже противодействия? Когда решения требовалось принимать оперативно и не откладывать дело в долгий ящик, но Государь медлил сам того не хотя. В модели Николая напрочь отсутствовали спонтанность, интуиция и вещи так или иначе с этим связанные. Ну и что пожалуй ещё главнее — отсутствовало доверие к собственному окружению.

Манера проводить полноценное исследование, выслушивать всех и каждого, сопоставлять, а потом «в муках» принимать решение, она была хороша и давала результат в мирное время. Но это манера управления стабильным и процветающим государством, а не страной, повисшей на грани гибели.

Решения царя подчас запаздывали настолько, что на момент их принятия и тем более исполнения, эти решения становились неактуальны и вредны. И временами случалось так, что предпринимать следовало диаметрально противоположные действия и предпринимать немедленно. Но, увы, Государь по новой запускал жерла своей бюрократической махины и перемалывал любую инициативу. В остатке, государство, огромная Империя, находилась в стагнации, а затем и в рецессии. И после встречи с Государем Протопопов увидел это все своими глазами.

Исходя из вышесказанного, Александр Дмитриевич отчётливо понял — действовать надо самостоятельно, пока его не уволили или не убили, а того и гляди не сделали и того и другого одновременно. Даже, если в конечном итоге Николай ознакомится с докладом министра внутренних дел и сделает правильные выводы, будет поздно.

Поезд Российской Империи раз и навсегда уйдёт в небытие.

Поэтому дальше самостоятельно. И если министр не найдёт обозримых возможностей, их потребуется создать.

Как то так.

Уходя из приёмной, Протопопов все ещё пылал изнутри и был крайне зол. В дверях он едва не сорвался на явившегося Мордвинова, который взялся сопроводить министра до автомобиля. Завела Александра Дмитриевича совершенно дебильная улыбочка флигель-адъютанта, которую живо появилось желание поправить. Править лицо Анатолия Александровича министр не стал, зато на полном ходу двинул хорошенько плечом в плечо флигель-адъютанта, как будто бы случайно и мигом усадив полковника гвардии на задницу.

— Ой! Извините Бога ради, я как-то вас не приметил сразу!