Последний натиск на восток ч. 1

Конские копыта взбили сухой до хруста снежок. До города было недалеко, всего четверть часа неспешной рыси. Самослав предусмотрительно оставил в своей личной собственности все земли на пару миль вокруг столицы, никому не разрешая селиться там без своего разрешения. Опыт британских королей, собиравших с лондонцев земельную ренту, он помнил очень хорошо. Ему это пока не пригодится, а далеким праправнукам, может, и не будет лишним. Кто знает, как там у них с деньгами сложится.

Новгород уже давно проснулся. Христиане тянулись из церкви, где славили рождение Бога. А язычники, напротив, уже отпраздновали праздник молодого Солнца, которое стало прирастать три дня назад. Две конфессии недобро косились друг на друга, но бузить не смели. Тут за такое немалый штраф полагался, а то и изгнание из города, если подобное прегрешение повторится в будущем. В княжестве единым для всех были только Уложение и налоги, а богов каждый был волен выбирать себе сам. В городе проживали язычники, православные, ариане, иудеи, монофизиты и даже один мусульманин, которого каким-то неведомым ветром занесло сюда по торговым делам. Он так и осел здесь, и жил, не изменяя собственной вере. Такая терпимость устраивала абсолютное большинство населения. До недавнего времени… Горан докладывал, что трения становятся все сильнее и сильнее, и совсем скоро могут перейти в драки. Нужен лишь небольшой толчок.

— Бояре! — Самослав прошел в сводчатый зал, куда набилось три с лишним десятка знатнейших людей страны. Жупаны, военачальники, главы Приказов, аварские ханы. Соболя, парча и золото на шеях и пальцах. Так выглядела новая знать княжества. И даже Горан был одет так же, как все, непривычно роскошно. Знать мужественно прела в шубах и высоких шапках, но раздеться никому бы и в голову не пришло. Позор великий! Это князь мог позволить себе ходить по-простому. Так на то он и князь. Он себе и не такое позволить может.

— Здравы будьте! — приветливо кивнул Самослав, который шубу не надевал принципиально. Неимоверная жара сильно сокращала продолжительность заседаний боярской Думы, делая их короткими и предельно продуктивными.

— И тебе здравствовать, княже! — нестройно прогудели бояре.

— Начнем, пожалуй!

* * *

— И последний вопрос, — продолжил Самослав, когда повестка была почти исчерпана, — самый важный. Наследование. Мы все, бояре, не вечны. Да и война на носу.

Знать, сидевшая в зале, начала озадаченно переглядываться, но никто не стал задавать вопросов. Лишь настороженно смотрели на князя, ожидая продолжения.

— Наследником моим назначается княжич Святослав, — начал князь. — Если он не доживет, то следующий — Берислав, а за ним Кий. Если будут еще сыновья, то их очередь будет по старшинству. Я оставляю за собой право в завещании назначить наследником самого достойного из своих сыновей. Регентом при них будет Большой Боярин Лют или любой другой, кого я назову. Его помощниками будут боярин Горан и боярин Деметрий. И то завещание должны будут заверить не менее десяти бояр и епископ Новгорода, кто бы он ни был.

— Не по обычаю это, княже, — раздался одинокий голос из зала, поддержанный удивленным гулом присутствующих.

— Неужто другим сыновьям их долю не отдашь? — добавил еще кто-то. — Каждый из братьев имеет равное право на отцово наследие.

— Верно, государь, — удивленно посмотрел на него Лют. — Не поймут тебя люди. Чем другие сыновья хуже? За что им такая обида? Наследство надо поровну поделить.

— Не будет такого у нас в государстве, — показал головой Самослав. — Я не допущу, чтобы после моей смерти сыновья между собой воевали и собственных племянников резали. Забыли разве, как короли франков делали?

— Его светлость верно говорит, — сказал Збыслав, который соображал чуть быстрее других. — Два поколения и все прахом пойдет. Дети наши и внуки убивать друг друга будут, присягнув разным князьям. А если у каждого из княжичей тоже по трое-четверо сыновей родится? Правнукам уже по три деревни достанется, бояре. Да нас голыми руками брать можно будет.

— Родная кровь завсегда договорится, — возразил было жупан Святоплук.

— Детям короля Теодориха расскажи об этом, — хмыкнул владыка Григорий. — Один только сын в живых остался и тот по лесам сколько лет прятался. А сам Теодорих как с сыновьями родного брата поступил? Забыли? Малого племянника за ноги взял и головой об камень стукнул. Власть в одних руках должна быть. Тогда в государстве тишина и порядок будут. Как у нас сейчас.

— Все равно, не по обычаю это, — пробурчал Святоплук. — Не по-людски.

— Не по обычаю! — поддержали его из зала. — Надо по старине чтобы…

— Прошу вас, бояре, волю мою признать, — отчетливо сказал Самослав. В его голосе почувствовался металл. — И в том мне клятву принести. Прямо сейчас. Пусть каждый поклянется теми богами, в которых верит.

— Поклянемся бояре! — владыка Моимир встал, опираясь на резной, богато украшенный посох. — Все по твоему слову будет, княже. Ты нам все те блага дал, что у нас есть. Значит, Перун и Велес тебя благословили. Тебе лучше нас ведомо, как державу обустроить. Я, боярин Моимир, клянусь, что если, не приведи боги, князь Самослав умрет, то следующим князем станет его старший сын. Или тот, кому князь в завещании править укажет. И я тому князю служить буду верой и правдой!

— Клянусь именем богини Мораны! — встал Горан и окинул присутствующих тяжелым взглядом.

— Клянусь Иисусом Христом и Девой Марией! — встала Любава, а рядом с ней встал муж, командующий легионом Деметрий, который произнес. — И я клянусь!

— Велесом клянусь! — поднялся со своего места Збыслав, и Лют его поддержал.

— Великим небом клянусь! — встал хан Шеба. — Богом Тенгри и богиней Умай.

— Клянусь Перуном и Сварогом!

— Клянусь именем покойного отца и святым Мартином!

— Клянусь!… Клянусь!… Клянусь!…

— Пусть не по обычаю это, но я тоже согласен! — последним встал боярин Святоплук. — Я уже понял, что большой крови нам те обычаи стоить будут. Клянусь!

— Ну, раз все согласны, — усмехнулся Самослав, — то пожалуйте на пир, почтенные. Все уже готово, только нас с вами и ждут.

Длинный стол вместил всех с трудом. А ведь в Братиславе придется куда больше обеденный зал делать, подумал Самослав. Запах здесь стоит, как в конюшне. Одни аварские ханы, сроду немытые, чего стоили. В замкнутом помещении такая куча обильно потеющих мужиков создавала тяжелую, словно камень, духоту. Но делать нечего. Этикет есть этикет. Пьянка… То есть пир, будет идти долго, пока каждый из присутствующих не произнесет здравицу в его честь, а он не произнесет ответную речь в честь них самих. Или пока они тут все не упьются до потери сознания, что крайне маловероятно. Здоровье у здешних людей было просто железное. Значит, пить будут до утра, а потом взвод охраны, пыхтя от натуги, разнесет почтенных бояр по заранее приготовленным койкам. А Батильда с горничными, которые сегодня в хлопотах не сомкнут глаз, приготовят каждому из них персональный таз для блевотины и чарку, чтобы опохмелиться утром. Такова она, политика в Раннем Средневековье.

Бесшумными тенями заскользили вышколенные служанки, подавая тарелки и кубки, разнося наливки, настойки и ставленые меды. Понесли блюда с селедочкой и лучком, понесли пласты провесной белуги, ветчину, розовое, нарезанное тончайшими ломтиками сало, соленые грибы и капусту. Стол был уставлен тарелками, плошками и блюдами с едой. Закуска боярами была принята с полнейшим одобрением, пить без нее с подачи князя считалось теперь полнейшим варварством, достойным только каких-нибудь полудиких саксов. После первого тоста, водопадом пролившегося в бездонные глотки уважаемых людей, за столом слышен был лишь стук серебряных вилок и громкая работа трех десятков челюстей. Ну, а служанки, повинуясь короткому жесту Батильды, уже понесли жареных кур, оленину, свинину, бараньи ребра и прочую мясную снедь, издававшую неимоверные запахи дорогих в здешних местах индийских специй.

Княгиня Людмила подносила тарелки мужу, глядя на него с жадным нетерпением. Когда? Ну, когда же? Муж ее пока что щипал закуски, не трогая запеченный бараний окорок, что стоял прямо перед ним. Она не выдержала, отрезала кусок и пододвинула к нему.

— Попробуй, княже, — с улыбкой сказала Людмила. — Баранина уж очень удалась сегодня. До того нежна, что на языке тает.

— Удалась, говоришь? Тогда попробую, — благодарно кивнул ей Самослав и впился зубами в сочное мясо.

Тосты лились рекой, один за другим, народ веселел на глазах, и только князь почему-то сидел невеселый, вытирая пот, обильно проступивший на лбу. Ему вдруг стало тяжело дышать, он схватился за горло, смахнул со стола посуду и кубки, а потом рванул ворот рубахи так, что не выдержала ткань, а пуговки стрельнули по сторонам веселыми перламутровыми брызгами. Тихо стало до того, что даже пролети тут муха, ее было бы слышно. Да и хмель мигом сошел со всех, кто сидел сейчас за столом. Самослав просипел во внезапно наступившей тишине.