Последний натиск на восток ч. 2
Шрифт:
— А чего тянуть-то? — ответил за всех Ворон. — Два десятка бодричей. Просто наемники, ничего важного не знают. Мы тебя и не беспокоили из-за них. Мелкая рыбешка, не чета нашим боярам, или тому ведуну.
— Давайте-ка сюда Моимира, — сказал князь, усаживаясь на простую деревянную скамью. Вся обстановка была аскетична до предела, отражая вкусы Горана, который не терпел излишеств, считая их привилегией баб.
Бывшего жупана привели минут через десять. От былого здоровяка, пышущего здоровьем, мало, что осталось. Псы государевы жалости не знали, и чистосердечное признание при расследовании государственной измены вовсе не означало, что подозреваемый избежит пытки. Оно лишь слегка облегчало его участь. Ведь если испытуемый не переходил последнюю грань
— Пощади, княже, — с тоской в голосе сказал Моимир, стоявший на коленях перед столом. — Что тебе в моей смерти? Пошли меня камень рубить! Молю!
— Для начала расскажи, как все было, — с непроницаемым лицом ответил Самослав. — Я протоколы допроса читал. Но хочу и своими ушами послушать. Начинай! С самого начала, и со всеми подробностями.
За девять месяцев до этих событий. Жупанство Моимира. Бывшие земли дулебов.
— Хозяин! Хозяин! — раскрасневшаяся дворовая девчонка в драных поршнях на ногах и накидке из протертой шкуры забежала к нему в терем. На улице было холодно, и она прислонила замерзшие ладони к печке.
— Чего тебе? — недовольно спросил Моимир, глядя, как на полу жарко натопленной избы растекается лужа. Девчонка нанесла в дом снега.
— Там купцы! Франки! — округлив глаза, выпалила девчушка. — Из самого Кельна!
— Франки? Купцы? — неимоверно удивился жупан. Что делать торговцам из Австразии в глухой дулебской дыре, да еще и за полгода до торга? И как в снегах не застряли? Удивительно даже. Он кивнул девчонке. — Зови!
Это и впрямь оказался обоз из Кельна, который сбился с пути и вместо того, чтобы спуститься по льду Рейна до Штрасбурга, повернул налево, по руслу Майна и пошел через земли тюрингов и сербов. Не гнать же этих чудаков! Гость был священен в словенских землях, и на то была сугубо практическая причина. Сегодня ты заплутавшего путника приютил, а завтра тебя самого спасли от мороза, волков и голодной смерти.
Немалая усадьба жупана вместила небольшой обоз легко. Да и было того обоза всего пяток саней на полозьях, придуманных князем Самославом давным-давно. Они, те полозья, широко разошлись уже, почти совсем вытеснив из обихода неудобные волокуши. И людей с тем торговым караваном пришло совсем немного. Всего-то семь человек, из которых пятеро плечистые франки-наемники, взятые в путь для охраны. В общем, странный это был обоз, и странные люди пришли с ним. По замашкам ничуть на купцов не похожие, хоть и притворявшиеся ими изо всех сил. Да только понял это жупан Моимир не сразу, а чуть позже, когда овцы оказались волками. А случилось это далеко за полночь.
— Дай я тебя обниму, друг закадычный! — пьяный в дым жупан пытался затянуть песню, но не мог, забывал слова.
— Бедные вы тут, бедные, — пожалел его франкский купец. — И вроде знатные люди, а живете хуже простых лейдов у моего короля. Только что с руки вас князь, как собак не кормит. Ошейники не носите еще?
— А как иначе жить? — не совсем понял жупан. — Он князь, то бишь герцог, а я жупан, граф по вашему. А то, что мои предки испокон веков владыками были, так что ж теперь… Меняется жизнь.
— А у нас тоже жизнь меняется, — заговорщицки подмигнул ему франк. — Как старуху Брунгильду конями разорвали, герцоги у нас много власти взяли. Войско все под ними, земли, богатства. А король только землицу свою раздает налево и направо, чтобы лейды ему служили верно.
— А у нас вся земля княжья, — тоскливо протянул Моимир. — Не дозволяет, в такую его мать, государь в аллод(1) земли забирать. Сколь раз уже к нему с этим подходили. Э-эх…
— Так что там насчет ошейника? — весело захохотал франк.
— Ты что это, меня в моем доме собственном позоришь? — начал наливаться багровой злостью Моимир.
— Прости! — поднял примирительно руки франк. — Вот тебе перстень золотой
за обиду. Выпьем еще!— Выпьем, — простил его Моимир, надевая на палец массивный перстень.
— Завидую я тебе, жупан! — вздохнул франк. — Ты же можешь и сам герцогом стать. И землю свою иметь, и полновластным государем в своих землях быть, как у нас…
— А как это сделать-то? — начал медленно трезветь Моимир.
— А разве ты раб у князя своего? — удивился франк. — Разве ты не волен сам себе господина выбирать? И не стыдно тебе, знатному человеку, бывшему невольнику кланяться? Если королю моему службу сослужишь, герцогом станешь. Клянусь святым Мартином. Король скоро походом в эти земли пойдет. Что от твоего богатства останется? Снова в землянке жить будешь, да острой палкой землю ковырять. Сам подумай, где тебе лучше будет? Герцогом у великого короля или нищим лесовиком в разоренном княжестве? Вашу соль, железо и города король под свою руку возьмет. А так тебе даже креститься не придется, молись тут, кому хочешь. Вон, на Гарибальда Баварского посмотри. Ну, чем ты хуже?
— Верно франк говорит! Не раб я… — шептал почти уже трезвый Моимир. — Я владыка на своей земле! И отец мой владыкой был, и дед тоже. И ничем я того Гарибальда не хуже, или других знатных мужей. А франки — это силища! Не чета князьку нашему, приблуде безродной! Франки его в тонкий блин раскатают! И меня заодно с ним, если дурнем окажусь.
— Давай я тебя с графом Сихарием познакомлю? — обнял его франк, который почувствовал перемену в настроении хозяина. — Он самый ближний к королю человек. Он тебе все и расскажет.
— Да как я с ним познакомлюсь-то? — раскрыл рот Моимир. — Мне отсюда ходу нет. Жупан я.
— Мы в Баварию с посольством едем, — пояснил франк. — А его милость через неделю нас догонит. Мы у тебя погостим немного? Подождем его.
Власти, значит, захотели, — думал Самослав, глядя в одну точку. — Вот ведь люди! И, казалось бы, ну чего тебе не хватает? Ан нет, не хватает власти, которую все больше и больше раздавали короли франков щедрой рукой. У них просто не было выбора, они слабели, пытаясь править как старинные германские вожди. И если в ТОЙ реальности Дагоберт еще держал многие рычаги в своих руках, то уже его дети стали первыми «ленивыми королями», не имея и тени власти. Поздние Меровинги почти никогда не переступали тридцатилетний рубеж, умирая молодыми. Родовая знать грызлась за власть вокруг них, отрывая от королевского домена один кусок земли за другим. И делали они это до тех пор, пока у царственного рода не остался лишь один городишко Лан с окрестностями. А потом Каролинги наступили на те же грабли, а потом Капетинги. Столетие за столетием короли франков раздавали свои земли служилой знати, делая ее знатью родовой. Правящая семья разорялась или порождала хитроумных подлецов и интриганов вроде Филиппа II Августа, Филиппа IV Красивого и Людовика XI, удостоенного лицемерного прозвища Благоразумный. Это они, отъявленные негодяи и клятвопреступники сохранили и возвысили свою страну, а вовсе на ясноглазые короли — рыцари вроде Людовика Святого или Жана Доброго, которые просрали все, что только могли, скрупулезно следуя своим высоким моральным принципам.
А ведь это только первый звонок, — с тоской думал Самослав. — Ведь еще не раз станет вопрос о собственности, самый главный на ближайшие сотни лет. Если врастут жупаны корнями в свои земли, их оттуда не выкорчевать ни за что. Через два-три поколения превратятся жупаны в герцогов и графов, и тогда пиши пропало. Как же поступить? Взять пример с ромеев? Смешно! Непонятно, как это государство — недоразумение вообще протянуло столько времени, совершив все ошибки, какие только были возможны. Сотни лет Византия не могла наладить нормальный механизм передачи императорской власти, регулярно погружаясь в пучину военных мятежей. А когда более или менее наладила, было уже поздно… На подъеме ислам, но он тоже проиграет через тысячу лет англосаксам, которые изящно обошли в своих религиозных постулатах запрет на ссудный процент.