Последний окножираф

c

В фильмах про коммунистов-подпольщиков нам показывали, как хорошенькие девушки в очках и славные рабочие пареньки швыряют с фабричных труб, с крыш домов и из окон поездов листовки — прямо под ноги представителям рабочего класса, трудового крестьянства и интеллигенции, которые, оглядываясь по сторонам, украдкой их подбирают и спешат дальше. Листовки всюду — на мостовой, в воздухе, на стенах домов. Чтиво льется потоками, цель его — просвещать, информировать, где и когда нам следует протестовать. Расписание самых интересных событий и выступлений, комиксы, призывы сексуального свойства, записочки с неба: «Избей себя! Помоги ОМОНу!»

Я покупаю динары в обувной лавке, на хвосте у меня люди в штатском. Словно я в Москве и снимаюсь в старом черно-белом фильме. «Драгстор» написано кириллицей. Общая атмосфера демонстрации: «Заварили кашу — расхлебывайте!» CNN пытается провести уличный опрос; что бы вы хотели получить на Рождество, спрашивает корреспондент у маленькой старушки, напялившей на голову кастрюлю. Ответ краток, это непереводимо, говорит переводчик после некоторого размышления. От меня не отстают, им нравится моя шапка, спрашивают, где купил. Я для них тоже с Запада, и это досадно. Первое, что я ощущаю в качестве западного человека, — я фуфло. ООН — фуфло, НАТО — фуфло, уж югославы-то знают. Не такое фуфло, конечно, как Варшавский Договор, но все же. Западники живут по правилам, уважают правила, у них все работает. Все умеют делать цивилизованно. Это у них изнутри идет, как и мнимая самоуверенность. Главное — корректность, даже в бешенстве. С элегантной небрежностью забыть, как зовут бывшую жену, построить кошке мавзолей, надеть белый пиджак, вылетая бомбить женщин в черном.

cs

Венгрия и Сербия — расчлененные страны. Ты венгр, ты поймешь наши чувства. Прожиточный минимум ностальгии — Трианон и Дейтон.^[17] Воспоминания о большой и богатой стране. Во времена санкций будапештский аэропорт стал белградским аэропортом. Венгерское меньшинство Сербии воздержалось от бунта. Одно-единственное благоразумное меньшинство. Короче, сплошные плюсы. Редкий случай — быть венгром в Белграде хорошо. Будапешт и Белград — города, которые регулярно уничтожают. Общий опыт, потерпевшие поражение маленькие народы с большими амбициями, меланхолия, замурованный выход к морю. Венгры и сербы потеряли одно и то же морское побережье, только в разное время. Вот она, общность исторических судеб!

Окножираф: «Петер исправился. Это значит, что он допустил ошибку, но потом сделал все как положено».

Гости являются насквозь промокшие, отведав воды из брандспойта, они шутят: теперь хорошо бы чаю отведать погорячей или чего покрепче. Веселые люди. Большому, как шкаф, историку попали прямо в лицо, с его бороды стаивает лед. Милета^[18] рассказывает, что, когда он был маленький, они стояли на мосту Бранков с флажками в руках и махали диктаторам. Он помнит, как мимо в открытой машине проследовал абиссинский император Хайле Селассие, который вел свою родословную от царя Соломона и царицы Савской. Милета ходит к омоновскому кордону с зеркалом: омоновцы смотрят на себя, наблюдающих за демонстрантами, а те наблюдают за омоновцами, чтобы видеть, как омоновцы наблюдают за ними.

Чедомир^[19] говорит, что лидеры оппозиции скомпрометировали себя, нужны новые люди, его любимая группа — «Лав Хантерс», он не верит журналистам, «Лос-Анджелес, конфиденциально» — самый нормальный фильм, который когда-либо был сделан в Голливуде, он обращает мое внимание на монолог Ким Бейсингер и добавляет, что без Косово у сербского народа не будет жизненного пространства.

Входит растрепанная студентка, она не смеет поднять на него глаза, говоря, покусывает губы. Она принесла ему куколку, талисман на счастье. Убережет от милиции. Из-под пальто видны ее трясущиеся коленки. Чеда кивает, улыбается и берет куколку, но по-прежнему грустен. Девчонки несут шоколадки, пирожные и цветы, просят автограф, предлагают выйти за него замуж. У одной на груди плакат: «Чеда, женись на мне!»

Чеда заканчивает отделение драматургии, ему нравится быть в гуще жизни, как Бельмондо, «на последнем дыхании», вот так и надо жить. Он мечется по городу, поднимает студентам настроение. Всюду масса девчонок и очень высокий дух. Он слегка приволакивает ногу, искусственная коленная чашечка, спортивная травма.

Чеда был военным корреспондентом в Восточной Славонии. Чеда не спит, это больше чем честолюбие, он — прирожденный лидер, ему плевать даже на пневмонию. На рассвете он обращается к озябшей толпе: им не сломить нас — он делает эффектную паузу, мертвую тишину нарушает только жужжание мухи, — с Божьей помощью мы прорвемся.

Чедомир пишет пьесу. Она называется «Жажда смерти». Про конфликт отцов и детей в водовороте истории. Отец — дьявол во плоти. Зовут его Свобода (с прописной «С»), его Жажда смерти (с прописной «Ж») и является двигателем эдипова хода событий. В пьесе есть и Красивая девушка (с прописной «К»), которая заслуживает огррромного счастья, но обстоятельства этому не благоприятствуют, и девушка жертвует собой.

Отец Милошевича от учителя Закона Божьего вырос до преподавателя русского языка, прежде чем броситься со скалы в Черногории. Мать Милошевича повесилась, дядюшка-генерал продырявил себе голову сразу из двух (для стереоэффекта, наверное) револьверов. Один из плакатов протестующих студентов призывает к соблюдению семейных традиций.

d

Флаг выскальзывает из потной руки Дуговича.^[20] Он бросается за ним. Он охвачен сомнениями. Был ли он хорошим отцом? Хорошим мужем? Хорошим солдатом? За древко они хватаются одновременно. Его кольчуга цепляется за талисман знаменосца. Дугович и турок застывают в кажущейся неподвижности на самом верху крепостной стены. Скованные смертельным объятием, они все же пытаются скинуть один другого. Два жука-оленя в куске янтаря. Дугович борется со временем, памятью и забвением. Он видит огромное полотно в музее. На картине — он сам, в той самой кольчуге. Собственное лицо напоминает ему лицо, которое он видел на конце своей пики в сражении у Варны.

По официальной версии, не было иного способа сорвать турецкое знамя — только схватить врага и броситься с ним со стены. Перед сном, лежа в постели, я таращусь в потолок и снова и снова представляю себе, как бы я отобрал флаг у турка. Я заломил бы ему руку за спину, как это сделали с Немечеком, или врезал бы ему двойным нельсоном, как врезал Шохару, когда он гнался за мной по коридору с циркулем. Может, руки у них были заняты древком, или они одновременно выронили свои мечи, как в «Гамлете». И пришлось перейти на борьбу сумо. Дважды второгодник Шохар сказал, что Дугович, небось, слишком сильно налег на строительные леса, как когда-то случилось с одним из его дядюшек. Он упал в яму с негашеной известью. Вопреки живучему ученическому фольклору, фамилия Дугович происходит вовсе не от венгерского глагола «dug», который обозначает совать, втыкать и прятать одновременно. По-сербохорватски «dug» означает высокий, что полностью соответствует статье в журнале для младших школьников, которая должна была раз и навсегда поставить точку в вопросе о Дуговиче. В ней доказывалось, что высокий и тощий Дугович не мог столкнуть со стены приземистого и толстого янычара и потому увлек его за собой вниз. Я, молодой растущий организм, был в восторге от того, что рост может стать причиной героической смерти. Я думал, что это классно. То, что сделал Дугович, — символично и неповторимо, как венгерская история, и над его героической смертью будут ломать голову все последующие поколения школьников. Через время и через расстояние он на наших глазах бросается навстречу смерти, химически чистый образец истинного патриотизма. Вместе с ним навстречу смерти бросается в бездну страна, стараясь увлечь за собою Азию: турок, татар, Золотую Орду, Советы, — пятнадцать миллионов стоят на страже шенгенских границ. Пятнадцать миллионов камикадзе, оставшихся без врагов. Передовой бастион Европы. Венгры — это статистика. Статистика самоубийств.

По CNN показывают Душана — последний раз мы виделись неделю тому назад, — он направляется в Генеральный штаб югославской армии как член студенческой делегации. Следующий кадр. Он делает заявление: солдаты не причинят вреда студентам, на сей раз танков на улицах не будет. Переговоры проходили в спокойной и дружеской атмосфере, комментирует CNN. Когда я снова встретился с Душаном в Белграде, я спросил его, как было там, в генштабе. Генералы шутили, сказал Душан, один из членов студенческой делегации еще не служил в армии, так они обещали послать его в Новы-Пазар, и уж там он напазарится по самое не могу. В армии Душан был танкистом, но генералам об этом он не сказал. Он говорит об ответственности, он боится, что кто-нибудь пострадает, он совсем не может спать. Всегда может найтись какой-нибудь псих, а если что случится, во всем обвинят его. Гаврило Принцип тоже был белградский студент.

Вечеринка в дипломатическом квартале. За граппой и лососиной мы беседуем о том, почему протестуют студенты. Потому что они студенты?

Окножираф: «Барабанщик бьет в барабан, он бьет в барабан барабанными палочками».

Тернистый путь к половой зрелости в моем случае был вымощен смертями коммунистических диктаторов. Мое первое сексуальное впечатление совпало с кончиной Мао: в детском садике меня укусила девчонка по имени Диана. Когда умер Тито, у меня стал ломаться голос, а смерть Брежнева вызвала первое семяизвержение. Три дня по радио передавали классическую музыку, мне казалось, что это слишком, а в некоторых школах даже отменили занятия. Потом какое-то время ничего не происходило; в виде эксперимента я пригласил девчонку в кино, но фильм был слишком хорош, а я слишком скован. В гимназии дело пошло живей, от первого поцелуя до первой безумной ночи пролетело лишь несколько месяцев. Вслед за Андроповым отдал концы и Черненко. А через неделю-другую за ними последовал Энвер, но об этом рассказывать мне не хочется. Когда казнили Чаушеску, я узнал, что такое G-point. Ким Ир Сен вообще едва не перевернул мою жизнь — хорошо еще, что судья оказался порядочный, отклонил обвинение. Ну а если Фидель? Какой тут гром великий грянет?..