Последний оракул

Впрочем, возможно, это была не просто связь человека с животным, а взаимодействие одного аппарата с другим.

Даже на волке было устройство из хирургической стали.

— Что вам удалось выяснить, лейтенант?

— Детей в пещере нет,— ответил Борсаков. Она остановилась и повернулась к нему.

— Мы обыскали весь поселок, даже заброшенный жилой комплекс, но после того, как зона поиска была расширена, собаки взяли след, ведущий к задней стене пещеры, к одному из люков, выходящих на поверхность.

— Они вышли наружу?

— Да, и, как мы полагаем, вместе с американцем, находившимся в больнице. След детей шел из больницы.

Что ж, по крайней мере, на один вопрос ответ получен. Американец не сбежал, похитив детей. Похоже, дело обстояло иначе. Это дети помогли ему бежать.

Но зачем?

Почему этот человек столь важен?

Этот вопрос не давал ей покоя с того самого момента, когда появился американец.

Два месяца назад российские спецслужбы были подняты по тревоге сообщением о том, что в индонезийских водах подвергся нападению пиратов зачумленный корабль. Его искали разведки всего мира. Савина получила приказ найти корабль с помощью своих подопечных. Это быт экзамен, и они сдали его на «отлично».

Получив исходную информацию, двенадцать омега-субъектов с точностью указали остров, у берегов которого держат корабль. К острову была направлена российская подводная лодка. Она вошла в лагуну как раз в тот момент, когда корабль тонул.

Это уже была победа, но затем Саша принялась рисовать с таким ожесточением, что ее имплантат едва не вышел из строя. На дюжине картинок с дюжины разных точек был изображен тонущий мужчина, которого тянула на дно сеть. Посчитав, что это важно, и желая удовлетворить собственное любопытство, Савина проинформировала об этом российских подводников. Пловцы уже находились в воде. Они моментально нашли утопающего, надели на его лицо дыхательную маску и подняли на борт субмарины.

Полагая, что спасенный представляет собой какую-то особую ценность, Савина приказала доставить мужчину к ней, но, когда тот оказался в Челябинске-88, выяснилось, что это всего лишь один из корабельных электриков. В ходе допросов он не произвел на нее впечатления умного человека.

Этот человек был лыс, виртуозно ругался и не имел кисти левой руки. Никакого интереса не проявила к нему ни Саша, ни другие омега-субъекты.

От американца не приходилось ожидать ничего, кроме неприятностей. Как-то раз его застали выбивающим морзянкой какое-то сообщение по микрочипу, вживленному в его запястье и, очевидно, поддерживавшему связь с отсутствующим протезом руки. Они не знали, какой сигнал он использовал и что передавал, но на всякий случай микрочип из его руки вы резали.

Впоследствии Савина решила, что активность Саши была вызвана обычным детским страхом за человека, который может погибнуть. Закрыв для себя эту тему, она передала американца на попечение ученым Зверинца. Они изучали феномен памяти, и живой человек, на котором можно было проводить опыты, являлся ценным лабораторным материалом, пренебрегать им не стоило.

Савина присутствовала при операции, и воспоминания о ней до сих пор вызывали у нее дрожь.

Что они с ним сотворили!

Но теперь он пропал. Исчез вместе с братом Саши. В какую игру решили поиграть эти детишки?

Этого она не знала и, уже отставая от собственного графика, не имела времени выяснять.

— Каковы будут ваши приказы, товарищ генерал-майор?

— Обыщите поверхность.

— Я возьму всех собак! — прорычал лейтенант, собираясь уходить. Она остановила его.

— И не только собак.

Борсаков смотрел на нее, недоуменно вздернув брови. Однако он понимал суть ее приказа.

— А как же дети, генерал?

Она пошла прочь. Сейчас не время миндальничать. У нее оставалось еще десять детей. Этого хватит.

— Спустите кошек,— подтвердила она свой приказ.

11 часов 45 минут

Петр сидел между ног Марты, а она обнимала его своими сильными и теплыми руками. От ее влажной шерсти исходил резкий сладковатый запах. Мальчик слышал ее глубокое дыхание, спиной чувствовал, как бьется ее большое сердце.

Он знал Марту на протяжении всей своей жизни. Он знал эти добрые мохнатые руки. Ее привели в комнату Петра после первой операции, сделанной ему в пять лет.

Сначала ее большая рука напугала его. Но она оставалась с ним весь день, сидела рядом и, положив голову на краешек кровати, смотрела на него. Наконец мальчик потянулся к ее руке. Его пальцы с любопытством прикасались к ее морщинистой ладони. А она все так же глядела на него влажными, карими, всепонимающими глазами. Ее длинные пальцы нежно сомкнулись на его руке.

Он знал, что это было.

Обещание.

Другие играли с ней, плакали в ее объятиях, проводили с ней долгие ночи... Но в то утро Петр узнал истину. У нее были секреты, известные только ему, а свои секреты он делил с ней.

Прижимаясь к Марте, он смотрел на странные леса. Иногда учителя выводили детей наружу, чтобы те посмотрели на лес, посидели в тишине. Но эта обстановка все еще пугала Петра. В кронах деревьев шептал ветер, раскачивая ветви и осыпая пожелтевшие листья. Он смотрел на них и понимал: что-то должно случиться.

Петр был не таким, как его сестра, но и он кое-что знал. Он еще крепче прижался к Марте, словно ища у нее защиты от падающих листьев. Его сердцебиение участилось, и мир растворился. Исчезло все, кроме листьев. Падающих... Кружащих... Танцующих... Пугающих...

Марта беззвучно просигналила ему об опасности. Что случилось?

Мальчик трясся всем телом, сердце застряло у него в горле, каждым своим ударом предупреждая об опасности. А листья все падали. Он смотрел в просветы между ними. Константин как-то раз рассказал, как ему удается так быстро перемножать в уме числа.

«У каждого числа есть форма... Определенную форму имеют даже самые большие и длинные числа. Поэтому, когда я считаю, я смотрю на пустое место между двумя числами. У этого пробела тоже есть своя форма, образованная границами двух чисел. И этот пробел также является числом. Вот это число и есть ответ».

Петр не до конца понял объяснение. Он не умел считать, как Константин, или разгадывать загадки, как Киска, или видеть за тридевять земель, как его сестра. Зато Петр умел делать то, что было недоступно всем им. Он умел читать сердца. Любые сердца. Добрые и злые.

И вот теперь что-то приближалось. Что-то с темным и голодным сердцем.

Петр вглядывался в падающие листья, а его собственное сердечко билось, словно загнанное. Он заполнял пустоту постепенно, шаг за шагом.

На лбу мальчика выступил пот. Весь мир превратился в опадающие листья и темные пятна между ними — крутящиеся, пенящиеся, тянущиеся к нему. Он услышал, как где-то далеко Константин выкрикивает его имя.