Последний патрон (сборник)
Шрифт:
На следующее утро Изольда вызвала к себе аббата Круазье. Тихим, больным голосом женщина сказала, что сегодня же ночью она покинет город. Аббат не стал возражать. Изольда добавила, что покинет город одна. Аббат немного подумал и сказал, что даст ей «одного монашка» чтобы он проводил ее до городских ворот. Изольда была еще слишком слаба, чтобы самой тащить сумку с вещами…
Проводы королевы — если их можно так назвать! — получились очень скромными. Молодая женщина, в сопровождении рослого монаха, с надвинутым на глаза капюшеном, проследовала по безлюдным улицам. Было так тихо, что даже глухой
На остановке, где должна была притормозить карета-маршрутка следовавшая в королевство Заморская Гавань, никого не было. Шел дождь, и даже ночные разбойники предпочли остаться дома. Когда монах попытался приблизиться к Изольде, чтобы раскрыть над ней зонтик, она вдруг закричала, чтобы «монах» не подходил к ней. Потом королева села на скамейку и горько заплакала. «Монах» (а это был, разумеется, Ричард!) опустил зонтик и растерянно моргал глазами.
— Вы выгнали меня из дома, — заявила Изольда Ричарду. — Вы — таран… то есть тарантул… Нет, вы — тиран и деспот!
Ричард почесал затылок. Во-первых, молодой человек никого не выгонял, а, во-вторых, он искренне не знал, как нужно успокаивать плачущую женщину.
— Ты что и в самом деле идиот, да?!.. — вдруг обратился к Ричарду мокрый от дождя куст малины рядом с остановкой. — Тебе уже сказали, что ты — тиран и деспот. Сажай Изольду в мешок и тащи назад!
Куст почему-то говорил голосом министра Маргуса Пипина.
Ричард послушно вытряхнул из мешка женские вещи и втиснул туда их хозяйку.
В королевской спальне Ричарда поджидал аббат Круазье. Когда Изольду осторожно вынули из мешка, Ричард увидел, что молодая женщина спокойно спит.
— А что ей теперь волноваться-то? — сказал аббат. — Ведь из мешка, да тем более деспота, не сбежишь.
Сонную Изольду напоили чаем с малиной (ее принес сэр Маргус), а потом уложили спать…
Утром аббат Куразье и министр сэр Маргус сожгли сеновал, в котором королева встречалась с проходимцем-конюхом. В пучке травы, отданном на экспертизу в Метафизическую академию наук, было обнаружено большое количество цветов «любовникус дурманикус».
Узнав результаты экспертизы, аббат Круазье плюнул с досады и сказал, что не мешало бы сжечь и самого колдуна-конюха. Но Светофор сбежал вторично, утащив на этот раз большую королевскую печать.
— Теперь королевские долговые расписки подделывать будет, — вздохнул сэр Магнус.
Он наконец-то снял с головы шутовской колпак.
— Ну и шут с ним! — улыбнулся аббат. — Кстати, мы и без печати свадьбу сыграем. Что мы бюрократы какие-нибудь, что ли?!.. Для настоящей свадьбы вообще ничего не нужно кроме жениха и невесты, Бога и людей.
И вполне возможно, что он прав…
Сто химер и одна истина
Алхимик Розеткус стоял возле зеркала и задумчиво рассматривал синяк под глазом. Сзади хохотал связанный по рукам и ногам китаец.
— Порох! — бубнил ученик алхимика Ганс. — Как делают порох, узкоглазый?!
— Не сказу-у-у, однако!.. — сквозь смех стонал китаец.
— Может это самое… — Ганс почесал здоровенный кулак и посмотрел на хозяина. — Попроще что-нибудь
применить, а?— Нельзя! — Розеткус потрогал синяк пальцем. — Единственный китаец в герцогстве. Еле-еле разыскали… Помрет, что делать будем?
Ганс провел гусиным перышком по голой пятке китайца. Тот снова хрюкнул от смеха.
— С золотом попроще было, — пожаловался Ганс. — С золотом и философским камнем хоть сто лет любого дурака-герцога за нос водить можно.
Скрипнула дверь и в лабораторию просунулось веселое женское личико.
— Убирать будем, хозяин? — спросило личико.
— Будем, Марта, будем… — Розеткус вдруг повысил голос до раздраженного крика. — Убирай все к чертовой матери! Вот это убирай, — алхимик смахнул со стола колбу в виде головы химеры, — и это тоже!.. Все убирай!!
На пол посыпались пробирки, колбы, медные замысловато изогнутые трубочки и чугунные подставки.
Здоровяк-ученик взвалил на плечо китайца и направился к двери. Розеткус что-то сердито ворча себе под нос, поплелся следом.
Ганс уложил китайца на землю, под раскидистой яблоней.
— Пойми, Чан, — нежно зашептал на ухо китайца Розеткус. — Не изобретем порох — вместе на плаху пойдем. Фингал под моим глазом видишь?.. Это мне герцог лично поставил. Он к войне готовится…
Китаец коротко хохотнул и уверенно сказал:
— А моя все равна не говорить!
Из лаборатории доносился звон стекла и шорох веника. Женский голосок пел что-то веселое про доброго Ганса, который обещал наивной девушке вернуться из похода на Восток.
— Дранх нах остен! — старательно и нежно выводил голосок. — Дранх нах остен!..
— Господи! — взревел Розеткус и воздел руки к небу. — Господи, помоги мне изобрести порох! Ну, что тебе стоит, Господи?!..
— Вы только это… Не говорите ему, зачем он нам, — сказал учителю Ганс. — Бог — не герцог, он войну не любит.
Мимо прошла Марта с мешком за плечами. Девушка разложила костер неподалеку и высыпала в него мусор.
Мощная взрывная волна сорвала с Розеткуса шляпу и если бы не крепкая шея алхимика, она наверняка укоротила бы его на целую голову.
— Мамочка родная!.. — простонал Ганс.
Прижатый к земле пышным девичьим телом ученик алхимика смотрел в закопченное декольте и глупо моргал глазами.
— Это же порох жахнул!!.. — простонал Розеткус.
Алхимик бросился в лабораторию. Там было пусто… Только в углу стояли три большие бочки.
— Колдовство, — ахнул за спиной алхимика запыхавшийся Ганс. — Ей-богу, колдовство, хозяин!
Мужчины вернулись к яблоне и привели в чувство чумазую Марту.
— Девочка моя, — ласково заговорил Розеткус. — Ты откуда это взяла?
— Что, это? — переспросила Марта.
— Ну, это… — Розеткус развел в стороны руки. — Бум-бум!!
Мужчины заискивающе улыбались.
— Пусть еще раз в лабораторию сходит и принесет… — жарко зашептал в ухо хозяина Ганс. — С колдуньями без хитрости нельзя!
Переговоры со слегка контуженой девушкой оказались не менее длительными, чем с упрямым Чаном. В конце концов, Марта согласилась принести еще «бум-бум», если здоровяк Ганс возьмет ее замуж. Ганс легко согласился — за колдовство в графстве полагалась смертная казнь.