Последний подарок детству
Шрифт:
– Вы понимаете, что вы под нашей охраной? Они просто не посмеют…
Как ругался дома папа, он просто орал, что надо уходить из этой коррумпированной школы, что вокруг полно других школ – сотни, но мама сказала, что пообещала… детям…
Как вам это нравится?
И вот уже третий год она держит оборону против этой преступной администрации.
Взять хоть последнюю историю с учительским конкурсом. Бедным педагогам в нашей стране спокойно жить не дают…
Мама рассказывала про конкурс папе в спальне, а Саша с Сонькой все опять подслушали. Те еще шпионки – заранее под родительскую кровать залезли. Ладно б только про мамины секреты узнали, так еще ж чуть не стали свидетелями зачатия очередного ребенка… Товарищи взрослые! Укладываясь
Во второй части прослушивания ничего интересного, как кроме ахов-вздохов не было, а как выбираются лучшие учителя России мама папе со слезами поведала…
– Уважаемые коллеги! Сегодня мы заканчиваем наш педсовет голосованием. Я вам предлагаю кандидатуры на Всероссийский конкурс лучших учителей России. Голосуем поименно.
– Татьяна Ивановна?
– Все «за».
– Марина Владимировна?
– Все «за».
– Наталья Сергеевна?
– Все «за»? А я – против этой кандидатуры. Уважаемые коллеги, Наталья Сергеевна – самый недостойный учитель нашей школы, она зомбирует учеников. Помните ту историю, когда меня шантажировали ученики в связи с ее увольнением? А еще она подрабатывает в 84 лицее, приносит им грамоты, а не нам. Давайте еще раз проголосуем. Думаю, что вы меня поддержите. Это не тот учитель, кого мы можем рекомендовать… Что? Все «за»? Я же вам изложила свою позицию!
Саша помнит, как мама рассказывала папе:
– Я вышла, и было так хорошо на душе, что несмотря на призывы директора, учителя проголосовали за мою кандидатуру, не побоялись.
– Чего бы им бояться? Сама говорила, что про нее в кулуарах рассказывают. Взяточница, воровка…
– Да понятно… Но как я им всем благодарна, понимаешь, могли же и «против» проголосовать. Она вообще по-подлому поступила, уже все документы были готовы, нет бы сразу в лицо сказать, что не достойна, что не имею права участвовать! Столько времени убито было! Так обидно!
– Твои коллеги не без глаз, они что, не видят, как ты пашешь?
– Обида, понимаешь, обида меня душила, и я пошла в кабинет директора, говорю ей: «Людмила Евгеньевна, вы так себя некрасиво повели на педсовете. Неужели я мало грамот школе приношу? И в лицей на подработку пошла не от хорошей жизни. Вы прекрасно знаете, сколько я у вас получаю. Ну хорошо, я не буду участвовать в конкурсе, сниму свою кандидатуру, раз вы так против, но свою работу с результатами моих учеников я отправлю на сайт министерства образования с комментариями, как меня на конкурс не “пущали”, хорошо?»
И тут, представляешь, директриса говорит ласково так, я даже растерялась: «Принеси-ка мне твою трудовую, я в нее забыла одну благодарность вписать».
Мама тогда от возмущения даже задыхаться начала, папа ее утешал как мог.
– Видишь, она мгновенно перестроилась, как только поняла, что я молчать не стану. Какая подлая! Никогда я ей не прощу Ольгу Демидову, она тогда, перед смертью, приезжала ко мне попрощаться. Знаешь, Оленька тогда сказала мне, что заболела из-за нее, от ее беспросветного хамства, изощренного унижения. Ты ведь должен ее помнить? Как же она тогда сказала? Вспомнила: «Вот увидишь, Наташка, эта директриса загнала меня в могилу, а потом на поминках будет разливать кисель и говорить, какой же я была талантливой учительницей».
Как в воду глядела, на сорок дней нас собрала сестра Оленьки в ее квартире – она жила рядом со школой – сидели, хорошо так поминали, вдруг явилась эта с кастрюлей киселя из школьной столовой, уже поддатая, и давай Ольгу хвалить. Так противно стало… Многие сразу ушли с поминок. Сейчас только поняла, что она до сих пор обожает человека загонять в стрессовую ситуацию, наслаждаться его переживаниями, болезнью, смертью. Вспоминаю, кого бы ни хоронили, всегда в центр норовит усесться, поближе к родне, к гробу – может, от горя питается? Кто она после этого? Как же такие люди называются, которые питаются чужой энергией?
Родители ушли в ванную, Саша с Сонькой по-пластунски поползли в свою комнату. Еле
успели, родители всегда вечером заглядывали к своим ненаглядным доченькам – одеяла подоткнуть, подушки поправить, лишний раз полюбоваться…– Красавицы!
– Доченьки!
– Слушай, ну какие же они разные!
– Одна – мамина, другая – папина. Разные, но такие родные!
Вроде на год и отстала администрация от мамы, и конкурс она выиграла, хоть и лишь на областном уровне, и все вроде устаканилось, как на подмогу администрации явился сам министр образования. Он придумал – а может, его окружение – «Оценочные листы» деятельности педагога, по которым начислялись премиальные учителям за сверхурочные часы, олимпиады, конкурсы и прочую деятельность баллы, значительно повышающие зарплату.
И знаете, кто в школе стал получать самую маленькую зарплату? Догадались? Конечно, мама. Потому что даже этот умный министр – а он должен быть самым умным, раз назначен быть министром – не учел российского менталитета. Ведь во всех школах России, у всех директоров есть дочки-сыночки, которые, к примеру, ипотеку выплачивают или кучу других кредитов… Им всем нужна бо-о-ольшая зарплата, вот так-у-у-ща-а-а-я, а таким, как мама… зарплата вообще не нужна. Они и так любят и детей, и свою работу. Им можно не платить, они и так испытывают кайф и восторг оттого, что им вообще позволяют учить. С них даже можно брать за вход в школу – о-о-о, какой доход государству! – за каждый урок. Они, эти ненормальные педагоги, готовы свои копейки тратить на грамоты и призы, торты и игрушки своим ученикам. Таких учителей, как мама, давно бы выгнали изо всех школ, но боятся, что дети взбунтуются или администрация аттестацию не пройдет… Так что нужны эти фанатички, которые, кстати, и результатов высоких для школ добиваются.
В общем, учиться в школе Саша не хотела, сами понимаете, по каким причинам. Хотя… на уроках у мамы Саше нравилось. Как та шутит, устраивает игры, хвалит детей, придумывает такие задания, что дети все до одного тянут руки, а когда уходят, всегда говорят:
– Спасибо за урок!
– Наталья Сергеевна, икону возьмите!
Как же он надоел со своим мотоциклом вместе. Уроки вести невозможно. В жаркий день окна не открыть. Как только сходит снег, Димка Подцепин собственной персоной нарезает круги на своем драндулете. И тарахтит, и тарахтит. Понятно, что хорошо, что ребенок сам себя нашел, увлечен делом, не болтается. Сам собрал мотоцикл. Сколько же от него шума! Эта постоянно вопящая и визжащая толпа его поклонников!.. Катает всех по очереди… Мотодром, а не школа. Понятное дело, пусть лучше на школьном дворе, на глазах, так сказать, осваивает технику. На большую дорогу выбираться и рановато, и опасно.
– Димка, а ты ее где нашел?
– На помойке.
Во-во, все с помойки мне и несите. Небольшая доска, в черноте еле-еле угадываются очертания Божьей матери. На правой руке держит Богомладенца. Надо бы посмотреть, что за тип иконы.
– На помойке? Чего тебя туда занесло?
– Я детали там искал для мотоцикла.
– Дим, так ты же себе мотоцикл собрал?
– Андрюха, друг, просит ему собрать. Вместе кататься будем. На багажнике ему надоело, вот и приходится по помойкам шариться. А икону я спиртом протер. Берите, она чистая!
А сам стоя на мотоцикле перекатывается. Тот еще каскадер! Икону сунул мне в окно.
– Дим, а почему икону ты мне принес, а не домой, а?
– Так я подумал, что она вам нужнее, детям будете показывать и рассказывать. Да и дома у меня никто не верит в Бога.