Последний полет «Ангела»

— А-а, — протянула Гера, — понимаю, о чем ты думаешь. К твоему сведению и чтоб тебя не мучила совесть, эту дачу мне завещал дед, он же подарил и машину к совершеннолетию. Сказал, как отрезал: «Хочу, чтобы ты от них не зависела». Мама недолго позлобствовала, но смирилась — все равно в семью, а не из нее.

— Видишь ли, Гера, — как можно мягче проговорил Алексей, — я знаю, что тебе сказать, известен ответ и тебе. Жить надо только по правде, как твой дед-генерал, как мой дядя Егор Иванович Адабаш, как моя мама, которую я бесконечно люблю. Иначе начинается не жизнь — прозябание. А это удел пресмыкающихся.

— Пресмыкающихся? — эхом откликнулась Гера.

— Да. Одни пресмыкаются перед теми, кто сильнее их, другие — перед деньгами, третьи — перед машинами, дачами, тряпками с зарубежными нашлепками. Знал я одного хорошего парня, — задумчиво сказал Алексей. — Он увлекался современной музыкой, магами, дисками и прочим. Пока это было просто увлечение — что в том дурного? Но как только он из дисков сотворил идолов, все доброе в нем стало разрушаться, человечное не просто потерялось, оно было пущено в распыл. Твой случай не из этого ряда, однако общее есть. Тебя хотели просто-напросто купить, как привыкли покупать другие ценности. И ты это понимаешь.

Гера кивнула. Да, она тоже пришла к такому выводу, у того элегантного пройдохи даже сомнение не прорезалось — дело лишь в цене, опасался переплатить, но и продешевить не желал. Как он выспрашивал: «А это правда, дорогая, что дедушка-герой завещал вам дачу? Нет-нет, не думайте, я в состоянии купить пять таких дач… Но очень важно, чтобы все законно-легально. Мы построим специально для вас чудесный бассейн — будете в нем рыбкой, и не простой, а золотой». Какая пошлятина, кошмар и катастрофа…

— Еще мне кажется, — продолжал Алексей, — что только очень честные и чистые люди способны на большую любовь, а без нее мир становится серым. Я много вечеров провел над письмами Ирмы Раабе, помнишь, я тебе о ней рассказывал? Простенькие они эти письма, в меру наивные, иногда растерянные, что понятно — время было такое. В самом своем последнем письме, уже, видно, предчувствуя какую-то беду, она написала: «Знай, мой капитан, что бы ни случилось, что бы ты ни узнал обо мне — я люблю только тебя». А ведь их разделяла ненависть, предрассудки, тяжесть прошлого и расплывчатое будущее! Наконец, капитан Адабаш отлично знал, как посмотрит на такой «роман» его командование.

Гера слушала его очень внимательно. Она положила голову на ладони, и, не мигая, смотрела на Алексея. В полумраке ее глаза мерцали загадочно и изменчиво.

— Мне очень хочется знать, что с нею случилось… И еще для меня, человека другого времени, необычайно важно сообщить ей, что капитан Адабаш оставался верен ее любви и не встретился с нею только потому, что погиб.

Гера спросила:

— Как ты думаешь, они могли бы пожениться?

— Редко, но такое случалось. Так вот, о письмах Ирмы… Повторяю: простенькие, наивные, растерянные. Почему же их хранила моя мама? Немцев она ненавидела, так почему же она передала как семейную реликвию эти письма немки своему сыну? Как случилось, что капитан Адабаш, полюбив немецкую девушку, в то же время считал своим святым долгом разыскать, покарать немца-карателя? Да, эти люди умели и любить, и ненавидеть. Может, потому они и выполнили свой долг — победили.

Алексей не замечал, как бежит время, уже очень поздно, за окнами дачи разлился, все затопил серебряный свет молодой луны. Гера подошла к окну, распахнула его, встала так, что луна высветила ее на фоне зеленой, трепещущей под легким ночным ветерком молодой листвы. И вдруг Алексею привиделось то, что было не с ним, с другим: май сорок пятого, коттедж в предместье Берлина, у скрытого шторой окна тенью стоит девушка, и багровое от пожаров небо рвут на части взрывы снарядов, мертвым светом заливают руины ракеты. Девушка всматривается не в объятый пожаром мир, она ждет рассвета и не знает, что он ей принесет — день, который наступит. Когда встречаются ночь и день, время смещается, и порою неожиданно соединяются прошлое и настоящее, то, что было и что есть.

— Ирма! — чуть слышно позвал Алексей. Тень у окна не шевельнулась, лишь тихо дрогнули шторы, словно ветерок подхватил прозвучавшее имя и унес на своих крыльях в просторы лунного света.

— Ну вот и все! — Гера наконец отошла от окна, зажгла свет. — Ты что-то сказал, Алеша?

— Нет, тебе показалось.

— Конечно, мне показалось, в такую весеннюю ночь девушкам разное-разное чудится.

Все ушло, растворилось в ярком свете, ничего не осталось, лишь занавеска снова слабо шевельнулась. Вот так же и прошлое: уходит, тает в глубинах памяти, вначале напоминает о себе радостью-печалью, а потом время все сглаживает, а воспоминания превращаются в застывшие картинки, оживающие по определенным датам в назначенные памятью дни. Погиб Егор Адабаш. Исчезла в послевоенной неизвестности Ирма Раабе. Но любовь их не канула в небытие, не умерла, она сегодня живет отдельно от них…

— Мне пора, — Алексей встал, его охватило беспокойство, не следует больше оставаться здесь, весенняя ночь полна неясных звуков, причудливых образов и соблазнов.

— Чудачок, — хрипловато рассмеялась Гера. — Как ты отсюда выберешься? Первый автобус — в шесть утра. А я за руль не сяду. — Я тебя заманила в западню и взяла в плен. Но уничтожать пока не буду — не время.

— Мама очень беспокоится, — беспомощно сопротивлялся Алексей. — Сидит и ждет.

— Позвони по телефону. Чего проще. — И, заметив, что Алексей колеблется, добавила: — Спать ты будешь в моей комнате, где раньше был дедушкин кабинет. Кстати, моим родственникам я вообще туда входить запретила — не достойны. Я им недавно много чего запретила, — загадочно протянула Гера.

Они поднялись на второй этаж.

— Звони. Сочини, что задержался на работе. Нет, лучше скажи правду — остался ночевать у симпатичной девушки Геры. Пусть твоя мама узнает мое имя.

Ганна Ивановна взяла трубку сразу, она ждала и волновалась.

— Мама, — неловко проговорил Алексей, — я задержался, извини.

— Где ты?

— За городом, на даче, у Геры. Приеду прямо на работу, я в норме, и у меня все в порядке.

Он повесил трубку. Гера чмокнула его в щеку.

— А я загадала, — сообщила она. — Соврешь ты или нет? Настоящий ты или так себе? Спокойной ночи мой дорогой сыщик!

Уже у двери она чуть обернулась, с вызовом проговорила:

— Своей мамаше я на полном серьезе сообщила, что у меня уже есть жених и работает он в госбезопасности. Так что пусть не суетится со своим торгашом.

Алексей от изумления опустился на стул.

— Оставляю тебя в одиночестве, сыщик. Проанализируй информацию. Дверь в свою комнату оставляю открытой.

— Не надо, Гера, — нерешительно проговорил Алексеи.

— Очень уж ты правильный человек, дорогой Алешенька. Прямо кошмар и катастрофа с таким, как ты. Боюсь, сбежишь потихоньку отсюда на рассвете.