Последний пророк

Мы бросились вперед беспорядочной гурьбой, с криком, даже не рассыпавшись в нормальную цепь. Впереди шла четверка «вайперов» с крупнокалиберными на крыше. Я, надрываясь, вопил во все горло, срывая голос. Страха не было.

Вместо него — какой-то безумный азарт, воодушевление, бешенство. «А-аллаху-у акба-а-аррр! П» Подняв автомат, бессмысленно жал на спуск, извергая в сторону врага длинные очереди. Не целясь, просто — туда. В них. Рядом со мною, и слева, и справа, бежали и стреляли неотличимые от меня муджахиды. Горячие гильзы сыпались градом, ударяли в руки, в плечи, но боли я не чувствовал. Вообще ничего не чувствовал. «А-аллаху-у акба-а-аррр!!!» Долина содрогалась от крика. Бежали — быстрее, быстрее! Но когда до ближайшего бруствера оставалось всего каких-нибудь триста метров, они ударили сплошным ровным огнем. Густо. Между летящими пулями кулак, наверное, с трудом можно было просунуть. Первый ряд выкосило мгновенно: человек с тридцать — сорок одновременно легли на землю. Вопли и стоны раненых на несколько секунд перекрыли пальбу. Один из «вайперов» грохнул (звук напоминал резкий хлопок в ладоши) и запылал, задымил. Уцелевшие появились на броне, пытаясь спрыгнуть, но ни один не выжил. Задергались, как куклы-марионетки, посыпались вниз. Мы продолжали бег по инерции, просто не могли еще остановиться. Под ногами уже были трупы — некоторые я перепрыгивал, о другие спотыкался. Пару раз ботинок чвякал во влажном и липком, скользил. Передние падали и падали, громоздя тела одно на другое. С каждой секундой я был ближе и ближе к тому, чтобы оказаться под прямым огнем. Соседей, слева и справа, оставалось все меньше. Из плотной толпы мы постепенно превращались в тактически грамотную цепь. Вахид, тяжело дыша, бежал рядом, захлебываясь истошным криком. Я обернулся к нему и вдруг закричал дико сам. Черная борода была густо полита кровью. Половины лица у Вахида не было — вместо нее алела и пузырилась сплошная рана. Ноги еще несли мертвое тело. Когда я обернулся в следующий раз, его уже не было рядом.

«Вайперы» остановились, мы рухнули на землю, прикрытые бруствером из трупов. Атаковать бессмысленно: верная смерть. Сплошной град свинца над нашими головами. Свернувшись улиткой под колесом бронетранспортера, я перевел дух. Руки-ноги целы, ран нет. Магазин давно пуст. Протянув руку к лежавшему рядом телу, потащил к себе его автомат. Подполз поближе, снял с пояса мертвого сумку с рожками для «Калашникова». Было душно, воняло бензином и паленым мясом. Перезарядил оружие, огляделся. Раненых, кажется, больше, чем убитых. Перевязывать их, помогать никто не собирался. Спустя короткое время стрелять по нас перестали — видимо, берегли патроны. Снова установилась тишина. Над головой ползли рваные клочья дыма, медленно затягивая небо. Два из четырех «вайперов» подбили. Атака захлебнулась.

Снова завыли минометы — уже ближе. Видимо, пока шел бой, минометчики успели переместить свои орудия. Разумно сделали: теперь, я видел, мины ложились точно в окопы. Некоторые из них попали в бетонные укрепления, зияли дыры. Чувствовал спокойную, сосредоточенную ненависть: так вам и надо, сволочи! Мысли о собственной смерти как-то не приходили в голову. Радовался, что мины бьют в цель, разрывают на куски солдат врага. Умолкли орудия — «Аллаху акбар!» — и снова мы бросились вперед. Теперь уже не одни — с правого фланга мчали на своих верблюдах берберы. Оказывается, не так уж глупо: конница в бою. Скакали россыпью, очень быстро, вооруженные «Калашниковыми» и ручными гранатометами. Превосходные стрелки, сразу оттянули на себя основной огонь, и нам удалось преодолеть еще метров сто. Приблизившись, всадники на ходу спрыгивали со своих верблюдов и продолжали прицельный огонь лежа. Мне показалось, жертв среди них гораздо меньше. Динамики опять громыхнули «Аллаху акбар!», и на одном из «вайперов» я заметил Абу Абдаллу. По-прежнему в белом, он стрелял из автомата, прижавшись щекой к прикладу. Увидев имама, муджахиды совершенно потеряли голову. Теперь в первых рядах даже не пригибались — бежали, размахивая оружием, и грудью встречали пули. Бронетранспортер Абу Абдаллы вырвался вперед. Рядом вспенивались огнем мины, но ни одна из них не задела машину, словно заговоренным был этот «вайпер». Отложив автомат, Террорист Номер Один схватил микрофон и принялся громко, нараспев, выкрикивать слова молитвы. Муджахиды ложились десятками, но на смену убитым вставали все новые и новые. Казалось, остановить их невозможно. Я чувствовал, что исход боя решен, что еще немного — и противник дрогнет, побежит. Мы были как цунами, как одна сплошная волна безумной, неукротимой энергии. Смерть совершенно не волновала. Казалось, нет на этом поле вовсе никакой смерти, мертвые и живые атакуют вместе. Где же шейх Халиль, думал я, умоляя его появиться немедленно, где же он со своими «арабскими афганцами»? Но со стороны римского акведука не было заметно никакого движения. Мы были уже у самых передних окопов. Я видел вблизи распластанные тела врагов, изувеченные осколками мин. Передние окопы опустели, противник подался назад, он парализован нашей отвагой, он бежит!.. Еще надавить, еще наддать немного — и победа! Победа!!

…И тут они как вдарят из минометов по нам! Хитрые сукины дети, все рассчитали и били чуть не прямой наводкой. В самую гущу людей врезались мины, вспарывали толпу. Отрывало руки, ноги, головы… Нескольких человек на моих глазах просто разнесло на куски. Это был ад. Бросая оружие и вопя, муджахиды кинулись назад. Бегство, паника. Лица, изувеченные кромешным ужасом. Передние убегали, сминая задних, растаптывая их, если те не успевали сами пуститься в бег. Ни призывы имама, надрывавшегося сквозь динамики, ни вопли командиров — ничто не помогало. Как скот, как стадо, обложенное волками, мы отступали. До своих, спасительных окопов оставалось не так уж далеко, но наперерез неслись несколько советских БТРов, а за ними — ряды пехоты. Ловушка! Муджахиды заметались, шарахнулись прочь, под пулеметы, которые ожили снова. Не знаю как, чьими молитвами я был еще цел и невредим, даже не ранен. Азарта боя, упрямой радостной злости как не бывало. Топкий животный ужас. Вокруг неумолимо сжимался кулак смерти. Бойцы генерала Дустума брали нас в кольцо, отсекая с каждой новой атакой сотню убитых и раненых. Не бой — избиение.

Наконец-то ожил акведук! Что же они тянули, гады?! «Вайперы» и бойцы шейха Халиля ударили стальным клином, кольцо окружения тотчас распалось. Бой ожил с новой силой…

Из интервью телекомпании Си-эн-эн:

— …Я не могу ответить на ваш вопрос однозначно. Хаджи Абу Абдалла — слишком противоречивая личность, чтобы о нем можно было высказаться в двух словах. Тем более что близко мы знакомы не были. Я наблюдал, делал какие-то свои выводы… Нет, это очень сложно для меня.

— Чем вы можете объяснить такое странное к себе отношение со стороны этого террориста? Вы заслужили в его глазах уважение тем, что помогли устроить компьютерную диверсию?

— Нет. В нашем единственном серьезном разговоре, который состоялся после того, как столица была взята, Абу Абдалла сказал: «Я хочу, чтобы ты был моим свидетелем в мире кафиров». Эту фразу я помню дословно. Прокомментировать ее мне трудно. То есть, видимо, он хотел, чтобы западный мир получил определенную информацию из первых рук. Из рук того, кто был там и пережил все это.

— Он хотел, чтобы вы написали о нем книгу?

— Нет. Но это хорошая идея. Впрочем, если я напишу книгу, эта книга будет не о нем.

— О ком же?

— Трудно сказать… Скорее всего о человеке и Боге. О том, как человек идет к Богу, абсолютно вопреки собственной воле. Потому что просто другого выхода у него нет.

— Вы действительно стали верующим мусульманином?

— Я такого не говорил.

— Но при чем здесь Бог? Публика жаждет узнать подробности о Террористе Номер Один…

— Мне наплевать, чего там жаждет публика. Основная мысль… Да, Бог и человек. Если принять за исходную предпосылку, что Бог действительно есть. Тогда сразу встает вопрос: какой он? Чего он от нас хочет? Как он добивается поставленных целей? На самом деле религия не дает никаких точных ответов. Вообще, если говорить о религии, я последовательный атеист. Это можно испытать только на своей собственной шкуре. Так что, если возьмусь писать, выйдет скорее философский роман. Наверное, не совсем такой, какого ждут.

— Как вы относитесь к исламу?

— Равнодушно. Тем более я никогда не пытался в него серьезно вникнуть, у меня нет такой потребности… Ислам ничем не отличается от христианства или буддизма… с моей точки зрения. Везде есть внешняя и внутренняя стороны. Внешне ислам может показаться агрессивным, но агрессия, я так думаю, связана больше с человеком, а не с его вероисповеданием. Вспомните историю христианства… Нет, я вне религии, абсолютно. Меня интересует только Бог. То, как я его воспринимаю. Лично я.

— Тогда чем вы можете объяснить призывы к джихаду? Ведь они основываются на Коране, на учении пророка Магомета?

— Мохаммад был простым человеком, который даже не умел читать и писать. Он родился и вырос среди грубых и невежественных людей, бедуинов. Среди воинов и пастухов. В то время насилие было нормой. В их мире, на их земле. Это совершенно другая вселенная, поймите. Бедуины не понимали языка философии. Они бы не поняли Христа с его сложными притчами. Не поняли бы его учения о любви. Богом бедуинов был их меч. Поэтому Мохам-маду пришлось объясняться с ними в доступной им форме. Но это не означает, что он проповедовал насилие. Мо-хаммад говорил то же самое, что и Христос, и Будда. Только другими словами. Ведь все зависит от того, как именно понимать… Крестовые походы, инквизиция — разве к этому призывает Евангелие?

— Давайте вернемся к Абу Абдалле. Что вы скажете о его попытках объявить себя пророком Махди?

— Имамом Мехди. Мусульмане считают, что после Мохаммада больше не будет пророков. Что же касается Мехди… Я бы предложил вам подумать вот о чем. Вспомните Библию, библейских пророков. Скажем, Моисея… Как он себя вел? Вспомните эту историю, когда Моисей спустился с горы Синай, получив свои заповеди, и обнаружил, что народ поклоняется золотому тельцу. Что он сделал? Он приказал левитам устроить страшную резню, бойню. Несколько тысяч, кажется, человек погибло. Сегодня Моисея следовало бы судить в Гааге, да? За геноцид. Есть еще одна библейская история, не могу восстановить подробностей… Смысл в том, что один из иудейских пророков соревновался с жрецами язычников. Чей Бог сильнее. Пророк победил, и языческие жрецы были убиты на месте. Человек двести, кажется… надо уточнить. Дело не в этом. Если мы, допустим, хотим быть примерными христианами, нам придется принять эти события как абсолютную, непогрешимую правду. И оправдать убийства? Ведь невозможно же рассматривать их как метафору… Кроме того, будучи и христианами, и иудеями, и мусульманами, мы вынуждены согласиться с тем, что Моисей и другие — пророки Бога, имевшие с ним прямую, непосредственную связь. Так?