Последний пророк

— Извиняюсь, извиняюсь… Все сделано, как вы просили. Счет ликвидирован, его больше не существует и не было никогда. Клиент за номером таким-то в списках не значился. Деньги переведены по указанным вами реквизитам. Теперь я убедительно просил бы вас перевести их еще куда-нибудь, и как можно скорее.

— Приятно, приятно слышать, — снисходительно произнес полковник, наслаждаясь тембром своего бархатного голоса. — Я когда в институте занимался, был у нас такой преподаватель, Ремусов. Он как любил делать: говорит-говорит, потом замолкнет на полуслове, поднимет кого-нибудь и потребует: «Иванов, продолжите мою мысль». Вот так и учились. А вы мысль хорошо продолжаете, вы бы Ре-мусову экзамен легко сдали…

— Стараюсь, — хмыкнул я. — Мне совсем не улыбается лежать в какой-нибудь вонючей подворотне с пулей в башке. Не люблю плохое кино.

— А вы ходите в кино хорошее, — с ухмылочкой ответил Борис Борисович и подмигнул, не утруждая себя прочей мимикой. — Особенно триллеры смотреть не советую. Вот Дань-ка мой, внук — если в фильме не стреляют, ему неинтересно. А слово «театр» через «и» пишет, паршивец…

— Давайте так: мы сейчас освобождаем кабинет, а вы отдаете соответствующий приказ. Это мое условие. — Мне удалось достаточно твердо сделать свое заявление.

Борис Борисович снова улыбнулся — точь-в-точь кот, довольный тем, что надкушенная мышь еще жива:

— Условия здесь ставлю я. А вы, мой юный друг, напрасно беспокоитесь, напрасно. Знаете, как нас учил Рему-сов: случайности происходят только с тем курсантом, который неправильно себя ведет. Если вы будете правильно себя вести, доживете до глубокой старости в мире и здравии. Это мудрость. Учитесь, пока старики живы.

На этих словах он открыл свой дипломат, вынул бутылку тяжелого стекла — коньяк. Я, в свою очередь, — мини-диск.

— Вот, можете проверить. Проинсталлируете диск, это минут пять — семь. Сначала программа запросит код доступа. Наберете 1917…

— Почему эта цифра? — удивился Борис Борисович.

— Ну, мы же им как бы революцию устроили… — усмехнулся я. — В пределах одного отдельно взятого буржуазного банка.

— Правильно! Я, знаете, человек старых взглядов, убеждения менять поздно. И к международному империализму отношусь по-прежнему плохо. Возьмите, например, диссидентов. Что они знали о капиталистическом мире? Только то, что им внушило ЦРУ через радиоприемник. Хотели, понимаешь, свободы! А ее, друзья, не существует. Есть осознанная необходимость. Вот у империалистов, например, была необходимость — развалить Советский Союз. И они это сделали. Теперь, понимаешь, бомбят кого хотят, запугивают. Желают власти над всем миром. Вот так, значит, желали диссиденты свободы для своей страны, а вышло, что боролись они за свободу американских ястребов. Их же вызывали куда положено, объясняли, объясняли… А они неправильно себя вели. — Он помолчал. — Ну, идите сюда, покажите мне, как это все тут делается…

— Вот, — я протянул ему ЕС-карточку «Sparkasse Hannover», которую купил у того же немца. Кажется, его звали Йорг. — Этот номер. Программа должна запросить номер актуальной кредитной карты. Уже появилось окошко?

— Да, — кивнул Борис Борисович. — А что у вас за карта?

— Моя рабочая. Специально для таких фокусов.

— Опасный вы человек. — Он ввел код и чиркнул по мне быстрым холодным взглядом.

— Вы тоже.

— Теперь?

— Ваш номер счета. После этого появится сообщение: «Данный счет не обнаружен. Уточните…» и чего-то там еще. Вы понимаете по-немецки?

Спустя пару минут сукин сын убедился в моем триумфе.

— Как вы это сделали?! — Он качал головой, проедая глазами монитор. — Это же практически невозможно. Я специально консультировался.

Пришлось демонстративно пожать плечами:

— Знаете, есть такой анекдот. Встретились однажды хакер и ламер. Ламер показывает хакеру свой алгоритм и говорит: «Что-то в программе ничего не клеится. Скажи, пожалуйста, где тут у меня ошибка?» Хакер смотрел-смотрел, а потом отвечает: «В ДНК».

Кирилл гыгыкнул. Борис Борисович отстраненно улыбнулся — не понял профессионального юмора.

— Он у нас гений, — сказал Кирилл.

— Поздравляю, — сказал полковник.

Коньяк оказался прекрасным. Я, видно, был на таком взводе, что совершенно не опьянел. Борис Борисович тоже. Они там все, наверное, такие, что лучше бы гвозди делать.

— Знаете что, — он убрал пустую бутыль под стол, — переходите работать к нам. С такими специалистами мы горы можем своротить.

Я поднял на него глаза:

— Ну уж чего-чего, гражданин начальник…

Борис Борисович смолчал, давая понять, что шутка не удалась.

— Интересно, а если бы у меня не получилось? — задал я неизбежный вопрос. — Что тогда?

— Я вам тоже, мой юный друг, веселый анекдотец расскажу, — охотно ответил он, убирая в чемоданчик свой ноутбук. — Из жизни. Был у меня один сослуживец, Ларионов по фамилии. Этот Ларионов страдал запорами. И вот однажды поехал он к теще на дачу. Дача старая была, а сортир — ну просто развалюха. Сидел-сидел в этом сортире целый час, тужился-тужился, а потом доска под ним наконец не выдержала, и — хрясь! И не стало человека, захлебнулся. Мы потом на похоронах не знали, смеяться или плакать. Так вот, мой юный друг… Если бы у вас не получилось, вы бы оказались — в дерьме!

Борис Борисович запрокинул голову и захохотал, резко содрогаясь всем телом, как эпилептик, и притопывая левой ногой.

Когда полковник убрался, Кирилл подошел ко мне, молча обнял. Кажется, довольно искренне. Он выглядел как человек, чудом избежавший справедливого наказания.

— Хочешь добрый совет? Уезжай в отпуск. Куда-нибудь в Таиланд или на Багамы. Я все оплачу.

— Ты хотел сказать, уезжай из Москвы?

— Билеты, виза — проблем не будет. Но связь держи, не пропадай, понял?

Понял, конечно, понял.

* * *

Я вышел из офиса и неожиданно попал в лето. Оказалось, оно давно уже наступило. Наверное, для всех, кроме меня. Воздух был горяч и влажен, насквозь пропитан ароматом цветущей липы. Его можно было резать на части и продавать за границу, как нефть. Небо горело, словно раскаленный купол мечети в Бухаре, — ездили туда в шестом классе. Василий Блаженный был невероятен, как мираж в пустыне. В мире существовали птицы, и они пели, перекрикивая автомобильные гудки. Пенились, фыркая и топорщась, струи фонтанов. Красивые девушки в джинсах клеш гуляли в одиночку, парами и стайками. Хотелось пить, есть, целоваться, бежать куда-нибудь сломя голову без важной цели. Хотелось удить рыбу. Разуться и идти босиком. Пригласить вон ту, длинноногую, на платформах, в ближайшее кафе. Покурить травки. Подраться. Прыгнуть с парашютом. Испечь торт.

Мне вдруг пришло в голову, что я жив. Это было что-то вроде открытия: жив! Существую. Отдельно от компьютера, от работы, от всего остального. Как будто наконец проснулся, вынырнул из затянувшегося бреда, пришел в себя после комы. Я наблюдал свою эйфорию: выходит стресс, едет крыша. Лучше всего приехать поскорее домой и лечь спать. Но вместо этого оставил машину на паркинге и набрал номер родителей жены. Удивительно: Таня сама сняла трубку — впервые за две недели. «Привет, — сказал я, сдерживая скачущее сердце. — Можно, сегодня я сам заберу Машку с танцев?» — «Да… А что случилось?» — «Все хорошо. Слава Богу, все хорошо. Все кончилось», — и кожей ощутил буквально, как она пожала плечами и, может быть, улыбнулась.