Последний реанорец. Том VIII

За столь непродолжительное сражение вся местность в радиусе километра стала преображаться в настоящее озеро, однако вода быстро испарялась, создавая подобие огромной воронки и это невзирая на то, что беснующееся бедствие явило только половину от своего тела и лишь пять свирепых голов.

Как ни странно, но из всех уникумов самыми полезными оказались лишь двое. Долгорукий и Огинская. С самого начала битвы Ольга и её стихия воды сосредоточились на защите соратников. Свет Алексея был спасательным кругом для остальных столпов, потому как постоянно ослеплял то одну, то другую голову гидры, а вот пламя Пожарского оказалось попросту бесполезным, так же как и ветер и земля Корецкого и Орлова. И эта троица была постоянной наживкой во время битвы.

Вот только с самого начала силы были совсем не равны.

– АРТЁМ!!!
– заорал во всё лёгкие заметно обгоревший Долгорукий, в очередной раз успешно ослепив сразу две головы и перекрикивая звук ревущего пламени.
– ЗАБИРАЙ ТОЛЮ С АРСЕНИЕМ И УХОДИТЕ!!! НЕТ СМЫСЛА ПОДЫХАТЬ ВСЕМ!!! Оленька, ты уж прости, милая, - с грустной улыбкой обернулся к девушке княжич, которая была за его спиной и сопротивлялась еще одной голове.
– Но нам с тобой придется остаться.

– Я понимаю, - вымучено ухмыльнулась и кивнула смертельно бледная графиня, у которой правая часть тела сильно пострадала от огня чудовища, а затем, отводя взор от головы гидры, она обратила глаза на водяной защитный купол.
– Ты тоже меня прости, Лёша, - вдруг выдохнула резко та, будто стала задыхаться.
– Но кажется сил у меня почти не остал…

Договорить Огинская не успела, потому как глаза её медленно закатились, изо рта и носа хлынула обильно кровь, и секунду спустя та распласталась на льду, а выставленная защита опала вниз водяным водопадом.

Не прошло и секунды, как сразу две обнажившиеся пасти, заметив спадающую защиту, с ликующим воплем устремились к Долгорукому, а одна помчалась в сторону графини, и над полем битвы раздался внезапно строенный испуганный крик Пожарского, Корецкого и Орлова. Тем не менее, никто из них не успевал подоспеть на помощь.

От устрашающего зрелища скорой смерти Алексей невольно улыбнулся и зажмурился. Вот только гибели после этого не последовало, а когда он всё-таки решился открыть глаза, то успел увидеть, как сразу все головы гидры с дикими и яростными криками боли и отчаяния резко устремились ввысь, а массивное тело попыталось дёрнуться в сторону. Но уже в следующее мгновение крик перешел на душераздирающий и пронзительный визг, а визг быстро перетек в хрипы и рычащие стоны.

Не прошло и двух вдохов как еле стоящие на ногах столпы стали свидетелями невероятного зрелища. Под собственные истошные хрипы, все пять голов гидры, словно в замедленной съёмке устремились вниз, а после с громоподобным грохотом одна за другой оказались на поверхности льда и снега, попутно с этим при каждом ударе о ландшафт, создавая мощные ударные волны. И самый большой из черепов бедствия, словно раскат грома приземлился в смертельной близости от Долгорукого и Огинской. Причем в последний момент мужчина успел подхватить девушку и отнести её на несколько метров прочь. Тем самым спасая от смерти.

– Это что за твою мать?!
– сипло выдал тяжело дышащий и бледный Пожарский, с недоверием глядя на огромную чешуйчатую голову, при этом прихрамывая на одну ногу.

– Оно что? Оно… сдохло?..
– протяжно выдыхая, осведомился Корецкий, подхватывая за плечо раненного Орлова, у которого напрочь было сожжена рука, и держался сейчас парень лишь на обезболивающих зельях и целебных эликсирах.

– Мы… мы её… убили?
– пролепетал граф, кривясь от боли в культе и отстранившись от друга, тотчас устало распластался на льду.

– Ты сам-то в это веришь, Толя?
– истерично гоготнул покачивающийся всем телом Долгорукий, потому как прилив адреналина заставлял невольно смеяться, но уже в следующий миг тот резко рванул к Огинской и, склонившись над девушкой, прислушался к её дыханию и сердцебиению, а после полученных доказательств, облегченно выдохнул.

– Жива!

Возникшая тишина стала тем самым связующим звеном, потому как не прошло и секунды, как все столпы оказалась в лежачем положении от нахлынувшей усталости. Даже нескончаемая вьюга затихла, и кроме тяжелого дыхания и хрипов уникумов ничего не было слышно.

Правда, в следующий миг, словно откуда-то издалека начал раздаваться веселый, надменный и совсем немного безумный мужской хохот и с каждой секундой тот становился всё ближе и ближе. В один из моментов четверо мужчин со страхом и удивлением в глазах смогли отыскать эпицентр того самого смеха, и все как один скрестили свои взгляды на голове гидры.

Эта часть тела монстра, словно насмехаясь над всеми, резко дёрнулась, заставляя отшатнуться от себя всех столпов. В ту же секунду череп твари еще раз нервно дёрнулся, и все, затаив дыхание отпрянули еще дальше, вот только вместо того, чтобы напасть и восстать, верхняя челюсть бедствия медленно начала приподниматься вверх, а секунду спустя оттуда раздался радостный и невероятно веселый голос.

– Сучья кровь! Вашу ж мать! Вы поможете, наконец, чтоб вас порождения Катаклизма драли?! Какого причиндала вы там стоите? Я устал как пёс шелудивый! Сил нет… - вдруг рявкнул сожранный недавно, продолжая свою борьбу с челюстью гидры.

Глаза уникумов в любой момент готовы были вывалиться из орбит, а рты раскрылись самопроизвольно.

– Захар… ты?
– вдруг хрипло прошептал с неверием Пожарский, переглянувшись с остальными и делая робкие шаги вперед.
– Ты живой? Тебя ведь сожрали?

– Во имя материнской любви и что с того, что сожрали! Да и кто еще здесь может быть?!
– прорычал вновь знакомый тембр.
– Нет, чтоб я сдох! Это Давыдов с того света вернулся. Да помогайте вы уже, какого хрена стоите?!

В третий раз князю повторять не пришлось, общими усилиями рванувшая к месту четверка мужчин смогла приподнять верхнюю челюсть, и из глотки твари тотчас вывалился полуголый Лазарев, который использовал своё громовое копьё как костыль, ведь одна нога до самого колена у него отсутствовала.

Доспех столпа превратился в обноски. Во множестве мест его опалили, словно серной кислотой. Аналогично выглядела и кожа человека почти повсюду. Множественные язвы по всему телу доходили до самого мяса. Половина лица была обезображена и кое-где в волосах были явные проплешины. Вот только сам Захар этого будто не замечал и с широкой улыбкой взирал на ошарашенных уникумов. Правда, оглянувшись по сторонам, усмешка его вдруг увяла, и тот свирепо взглянул на шокированного Долгорукого.

– Где Романов и остальные?

– Он… он с Настей… а остальные мертвы… - хрипло прошептал Алексей, а улыбка Лазарева после его слов вновь стала шире некуда.
– Ты сам просил так сделать. А это ты… её так? Изнутри?..
– нелепо спросил княжич, дрожащей рукой указывая на бедствие.

– Молодец! Хвалю! Вы все молодцы. Порадовали, - кивнул Захар и, развеяв своё копьё, повалился прямо на снег и от удовольствия зажмурил глаза. Но почти сразу их открыл, спокойно взглянул на выживших и со старческим кряхтением принял сидячее положение.
– Во-первых, кому-то сейчас придется отправляться следом за нашими альвами и останавливать их шествие. Во-вторых, да, это я прикончил эту дрянь. Она откусила мою ногу и видать… подавилась!
– вдруг хохотнул истерично тот, довольный собственной шуткой.
– Поэтому ни слова моим невестам о случившемся. В-третьих, - затихающим тоном изрёк князь, глаза его стали закатываться от усталости, а сам вновь повалился на спину.
– У кого-то осталось, что-нибудь целебное? А то что-то мне нехорошо…