Последний рубеж

Георгий Никитич был наслышан о доблести этого батальона, который отличился в тяжелейших боях на Тамани и последним покинул обречённый полуостров.

– Командира ко мне! – приказал он, ожидая увидеть своего знакомого – коренастого, крепко сложённого майора Цезаря Куникова.

– Капитан Богословский, – доложил подбежавший рослый моряк с холодными голубыми глазами и пышной шевелюрой зачёсанных назад тёмных волос.

– А где Куников? – удивился Холостяков.

– В госпитале, ранен… – ответил капитан. – Я принял командование батальоном несколько часов назад для выполнения приказа заместителя командующего Новороссийским оборонительным районом Горшкова.

Расспросив капитана подробнее, Георгий Никитич выяснил, что батальону приказано занять оборону в Мефодиевке и держать её до прихода подкрепления из Поти и Батуми в Геленджик.

– В Мефодиевке уже немецкие танки… – сказал он. – Мы видели их своими глазами. Вашими силами их оттуда не выбить. К тому же вчера фашисты захватили порт. Вы просто попадёте в мешок. Думаю, вам лучше занять оборону на Балке Адамовича.

Богословский твёрдо посмотрел в глаза Холостякову. Он явно сомневался в его праве ставить другую боевую задачу.

– К сожалению, у меня не было приказа оборонять Балку Адамовича. Извините, каперанг. Нам нужно спешить.

– Постой! – окликнул Георгий Никитич уже развернувшегося Богословского. – Я не прощу себе, если отпущу вас на верную гибель. Где твоя служебная книжка?

Богословский расстегнул нагрудный карман гимнастёрки, вынул из него книжку и протянул Холостякову. Тот раскрыл её на пустой странице и, подсвечивая себе фонариком, крупными чёткими буквами написал: «Боевое распоряжение: занять оборону в районе цементных заводов с передним краем по Балке Адамовича и удерживать рубеж до прихода подкрепления. Начальник гарнизона Холостяков, 9.IХ.42, 01:00».

Возвращая книжку капитану, пообещал:

– Как только прибуду в штаб, лично доложу о своём приказе всем вышестоящим командирам. За это не беспокойтесь! Занимайте оборону и стойте насмерть! Здесь вы будете нужнее, чем там.

Богословский внимательно прочитал запись и показал её стоявшему рядом батальонному комиссару. Они переглянулись и кивнули друг другу. Затем, не теряя времени, комбат громким чётким голосом начал отдавать своим людям приказы окапываться и занимать оборону у цементных заводов.

Едва Холостяков переступил порог штаба, из поцарапанной коробки телефонного аппарата застрекотал раздражённый, как ему показалось, звонок. Он снял трубку. Это был Котов.

– Слава богу, вы живы, Георгий Никитич! – не скрывая радости, сказал он. – Мне уже несколько раз докладывали, что вы то ли убиты, то ли в плену.

– Честно говоря, был близок и к тому, и к другому, но обошлось. Ситуация в городе действительно катастрофическая.

– Знаю, каперанг. Знаю… – тяжело вздохнул генерал-майор. – Как раз по этому поводу собираю у себя экстренное совещание. Хочу, чтобы и вы рассказали нам о своей вылазке в Новороссийск. Вы, можно сказать, только что из самого пекла, но, к сожалению, не могу позволить вам даже перевести дух – фашисты ждать не будут. Через полчаса вас заберёт моя машина. Будьте готовы!

Когда все участники совещания собрались, генерал-майор Котов – высокий, атлетического телосложения, с крупными чертами лица – предоставил Холостякову первое слово. Георгий Никитич вышел из-за стола, подошёл к висящей на стене карте и, блестящей указкой показывая по ней маршрут передвижения своей группы, подробно рассказал о событиях минувшего вечера. Как и обещал Богословскому, особенно заострил внимание на встрече с его 305-м батальоном возле цементных заводов.

– Всю полноту ответственности за их размещение на Балке Адамовича между цементными заводами «Октябрь» и «Пролетарий» несу я, – закончил Холостяков. – Об этом свидетельствует письменное распоряжение в служебной книжке капитана Богословского за моей подписью.

– Простите, каперанг, а чем вы руководствовались, принимая это решение? – вдруг спросил неизвестный ему офицер Особого отдела НКВД. – Разве вы имели право отменять приказ Горшкова?

– В первую очередь тем, товарищ полковник, что оперативная обстановка кардинально изменилась. Видел это собственными глазами. На той улице, где ещё две недели назад спокойно стоял штаб вверенной мне базы, я получил вот это.

Холостяков расстегнул портфель и вытащил из него диск ППШ, спасший ему жизнь. Из него торчали три немецкие пули, наглядно свидетельствующие о смертельной опасности. Положив диск на стол, чтобы все могли его рассмотреть, он продолжил.

– К тому времени, когда я встретил триста пятый батальон, Стандарт и Мефодиевка полностью были в руках противника. Немцы ввели туда танки и создавали укрепления. Драться за эти районы уже не имело практического смысла. Восточнее же, – Холостяков с нажимом ткнул указкой в точку на карте, – расположена Балка Адамовича, удачно сочетающая в себе несколько преимуществ. Во-первых, горы здесь ближе всего примыкают к морю. Остаётся лишь незначительный просвет, который немцы не смогут атаковать всеми имеющимися у них силами одновременно. Следовательно, их численное преимущество не будет иметь решающего значения. Во-вторых, высокие толстые стены цементных заводов – хорошая крепость, обороняться в которой проще, чем на улицах захваченного врагом города.

– Вы так хорошо разбираетесь в тактике сухопутного боя? – не унимался особист. – Похвально для моряка…

– Каперанг принял единственно верное в тот момент решение, – прервал его Котов. – Я сам, старый пехотинец, поступил бы точно так же.

Он поблагодарил Холостякова за доклад, движением руки попросил его занять место за столом, а сам продолжил:

– Новороссийск, который мы сегодня потеряли, товарищи, оставался для немцев последней серьёзной преградой на их пути к Кавказу. Наши люди дрались отчаянно, но войск, чтобы создать здесь прочный фронт, не хватило. У противника остаётся огромный численный и огневой перевес. Пяти их дивизиям противостоят, по сути, всего две наши бригады морской пехоты да горстка разрозненных отрядов. Логика действий генерал-полковника Руоффа сейчас предельно проста – окончательно дожать нас здесь и прорваться на Сухумское шоссе.

Генерал-майор показал на карте дорогу, идущую вдоль берега моря из восточной части Новороссийска в Геленджик через Балку Адамовича.

– Мы должны остановить их здесь любой ценой. Позади нас до самой турецкой границы не осталось ни одного нашего боеспособного соединения. Немцы это знают. Если они пройдут здесь, то уже не остановятся нигде до самого Закавказья.

Указкой он медленно провёл по карте длинную линию от Новороссийска до южных регионов Грузии.

– Если ещё и Турция вступит в эту войну, нам придётся совсем туго. Вместе с немцами и румынами её войска легко парализуют бакинские и грозненские нефтепромыслы. Тогда наши танки встанут без топлива по всему фронту – от Мурманска до Сталинграда. И войне конец. Всем нам конец! – строго закончил генерал-майор.

В кабинете повисла долгая пауза…

Глава 4

Едва батальон Богословского успел занять позиции на обозначенном Холостяковым рубеже, на восточной окраине города длинной линией замелькали сдвоенные пучки света. Это были фары немецких грузовиков, медленно тянувшихся из Новороссийска дальше на восток.

Комбат внимательно наблюдал за бесконечными извилистыми потоками в бинокль, стоя в дверях железнодорожного товарного вагона, занятого им под штаб батальона. В ночной темноте невозможно было рассмотреть деталей, но накопленный в тяжелейших боях опыт подсказывал ему, что фашисты не собираются атаковать. Посчитав русскую оборону полностью уничтоженной, они сели в грузовики и двинулись дальше. Для них, чувствующих себя завоевателями Европы и Северной Африки, стало привычным делом спокойно ехать вперёд, не встречая серьёзного сопротивления.