Последний рубеж

Товарищ М. Вот-вот, как раз такой нам и нужен сейчас. Поверьте, не вы один будете работать в крымском подполье. Свои люди у нас там всюду. Но вот что нам надо именно от вас. Видите ли, в Севастополе, где обосновался весь врангелевский штаб, очень близко от него расположен один летний театр с рестораном на открытом воздухе, где особенно часто бывают офицеры этого штаба. Конечно, это все народ стреляный. Но с артистами они, по нашим сведениям, охотно ведут знакомства. Театр в России везде любят. Кстати, хочу напомнить вам, что в традициях лучших актеров нашего театра — помогать борцам за свободу. Это делал и знаменитый Качалов, и многие другие.

Иннокентий Павлович(с живостью). О, конечно, я это знаю!

Товарищ М. Ну, вот и хорошо. Будем считать, что мы договорились. Надо надеяться, что как артисту вам будет легче встречаться со штабными офицерами Врангеля хотя бы в том же летнем ресторане и через них выведывать и получать нужную нам информацию.

— Получать? — удивился Иннокентий Павлович. — От кого же?

— А вот это вы узнаете уже в самом Севастополе. Ясно?..

Тут в дверь снова постучали. На этот раз товарищ М. довольно сердито крикнул:

— Нельзя! Я занят!

— Пусть войдет, — вдруг попросил Иннокентий Павлович. — Эта девушка очень похожа на мою дочь. Хотел бы хоть на эту посмотреть еще раз… Извините, конечно, — спохватился Иннокентий Павлович. — Я перебил вас… Такой у нас важный разговор, а я вдруг бог весть о чем…

Товарищ М. опять скосил глаза в сторону, о чем-то подумал и вдруг спросил:

— Иннокентий Павлович, скажите, что, если бы вы, представим себе, встретились с нею в Крыму?

— С кем?

— О вашей дочке говорю.

Иннокентий Павлович. Как же это возможно?

Товарищ М. Все на свете возможно. Как бы вы к этому отнеслись?

Иннокентий Павлович. Буду исполнять свой долг, а она пусть исполнит свой.

Товарищ М. Мы так и надеемся. Отлично! Но вот еще что. С собой вам придется повезти и передать по назначению одну листовку. Распечатают ее в Крыму наши подпольщики. Согласны?

Иннокентий Павлович. Да, конечно.

Товарищ М. Это стихи. Нечто вроде даже небольшой поэмы под названием «Сон Врангеля». Вот она, познакомьтесь.

Оборвем тут беседу отца Кати с ответственным товарищем и приведем отрывки из дошедшей до нас листовки.

Начинается она обычным для того времени: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» Затем идут стихи:

Наевшись мяса человечьего, Напившись крови бедняков, Уснул барон, как тесто печено, Вздымаясь из пуховиков. Да как не спать? Дела прекрасные, Грозить не будет больше враг. «Вся конница разбита красная!» — Так доносил белополяк. Пехота — ну, с пехотой справимся, Десятки танков дал француз. Чрез два-три дня в Москву отправимся!.. И гад заснул. Как вдруг видение!..

Видение первое

Остров скалистый, Сосны да ели. Ветер неистовый На снежной постели. Носится, колышет Верхи дерев; Воет и стонет В пыли снегов. Холмики всюду, На них — кресты. — Колчак, это ты? Здесь ты, в далекой Сибири, Жалок, безгласен и нем. Но почему и зачем Призрак твой вижу? — Затем, — Слышится голос из гроба, — Будем мертвы скоро оба!.. Барон проснулся весь в поту… Уснул опять, и снова сон Престранный видит наш барон.

Видение второе

Видит барон иностранное судно, В трюме Деникин укрылся приблудный, Жалкий, дрожащий от злобы и боли, Словно колодник в неволе. — Что? Как? Откуда? А Волга? А Дон? Близок ведь был тебе радостный звон Всех сорока сороков! Снова ответ: — Дураков Мало ль погибло, что шли на тот звон. Верно, был ближе я всех от Москвы, Взял я Орел и Царицын, Но не сбылися мечтанья, увы! Салом намазавши пятки, Стан свой согнувши дугой, Ныне бегу без оглядки — Пусть меня сменит другой, Ищущий власти и славы. Снова в поту, как в тисках, Тестом на пуховиках Мечется бедный барон.

Кончалась поэма-листовка грозным предсказанием, что барона ждет такая же участь, как Колчака и Деникина. Завершала все подпись: «Дядя Федя».

Неделю спустя эту листовку уже читали в Крыму.

4

Что можно узнать из письменного отчета. — Остановить врага! — Орлик уходит на передовую. — Разговор с Эйдеманом. — Треугольный пакет для истории. — Лохматый политотделец и любопытное открытие Кати.

В наших руках находится документ, целиком подтверждающий все то, что рассказано в первой части романа о поездке Кати и Орлика в сторону Москвы и Питера. Это письменный отчет Кати в политотдел штаба армии; написан был отчет уже после возвращения наших героев из Москвы.

Все подтверждается: и нападение на эшелон, и история с гномиками, и встреча с матросом Прохоровым, и трогательная резолюция команды бронепоезда «Красный Интернационал». Казалось, не до отчетов было в те дни. Врангелевцы лезли и лезли стеной. Нет, заставили Катю написать, да еще, к великому ее смущению, послали отчет в Москву.

«Ввиду полученного нами распоряжения вернуться обратно, — написано в отчете Кати, — мы и вернулись, доставив двадцать штук гномиков на станцию Синельниково, где и хотели сдать их в хозчасть второго эшелона штаба армии на хранение, но гномики не были приняты как якобы невоенное имущество. Ввиду этого просим Вашего соответствующего распоряжения».

История с гномиками, как видите, нашла свое продолжение, и, хотя при создавшейся на фронте обстановке всем теперь было не до бородатых старичков из чугуна, ходатайство Кати, писавшей свой отчет и от имени Орлика, уже находившегося на передовой, было удовлетворено. На отчете появилась резолюция самого командарма: «Хранить наравне с другим штабным имуществом впредь до возвращения Таврии в наши руки».

Шуток по этому поводу было в штабе армии много, несмотря на всю серьезность обстановки. Гномиков упрятали в один из каменных пакгаузов тут же, на станции Синельниково. Можете себе представить, конечно, как нелегко было Кате и Орлику доставить их сюда по трудным дорогам того времени. Пока наши герои ехали обратно, штаб армии успел пять раз сменить свое месторасположение.

Сменилось за это время и командование армии. Вернее, пока только стало известно о назначении нового командарма. Им оказался двадцатичетырехлетний Иероним Уборевич, литовец, прославившийся своим полководческим талантом еще при разгроме Деникина под Орлом и Кромами, а в последнее время — умелым командованием XIV армией на польском фронте. Его приезд ожидался со дня на день.

Штаб армии помещался сейчас в полуразбитых кирпичных домиках на заглохшей железнодорожной станции недалеко от фронта. Поезда не ходили, путь был отрезан.