Последний сентябрь

Вечернее солнце лениво клонилось куда-то за бескрайнее колхозное поле и окаймлявшие его деревья лесопосадки, вдоль которого (да и по которому, если уж честно) проходила в сорок первом линия обороны Одессы. Одна из линий ее обороны. На сегодня работы были завершены — кое-кто еще шурфил, надеясь наткнуться на ненайденную ячейку, но в принципе можно было идти отдыхать. День вышел неплохим, пятеро найденных — вполне нормально. Последний, правда, оказался буквально весь перемолотый, уместившийся в два ржавых патронных цинка, но какая разница? Ведь наш.

Вздохнув, я потряс флягу, в которой оставалось еще грамм двести, в аккурат, на завтра, и щелчком выбросил окурок, целясь подальше от раскопа. Бросать окурки где-то поблизости я не могу. Просто не могу.

В последний раз оглядев раскоп — ребята уже укрыли найденные за сегодня останки брезентом и присыпали до утра землей — я двинулся в сторону лагеря, идти до которого было не больше километра. Однако, уже выйдя на дорогу, внезапно остановился и оглянулся, отмахнувшись от удивленно глянувших на меня поисковиков — не ждите, мол, догоню.

Я просто молча смотрел на перекопанную и политую нашим потом полосу земли.

Тогда, почти семь десятилетий назад, она тоже была перекопана и полита. Перекопана пехотными лопатками и румынскими минами, и более чем обильно пропитана кровью защитников рубежа.

Тогда они ушли в свой последний сентябрь. И сейчас я видел, как они уходили. Они шли, пыля разбитыми ботинками по изуродованной воронками от румынских мин и немецких снарядов дороге, поддергивая на плече трехлинейки и поправляя сбившиеся набок пилотки и бескозырки. Им, тем, кто навеки остался здесь, не суждено было погибнуть под Севастополем, куда в октябре сорок первого эвакуировали защитников Одессы, или оставить свой автограф на закопченных стенах Рейхстага. Они и без того во стократ выполнили свой долг; выполнили еще шестьдесят восемь лет назад. И поэтому они ушли.

В знойное вечернее марево, курящееся над причерноморской степью.

В Вечность.

В память.

В нашу Память; в память всех тех, кто еще способен и хочет помнить.

Они ушли, чтобы через долгие шестьдесят восемь лет вернуться уже героями.

Навеки неизвестными Героями.

Аминь…

* * *

В последний сентябрь уходили солдаты, Их Вечность ждала за чертой. Испятнаны кровью хэбэ и бушлаты, Последний окончен их бой В последний сентябрь уходили ребята, Без званий, наград и имён, Прожившие жизнь до последней гранаты, Не бившие пулям поклон В последний сентябрь уходили мальчишки, Навечно семнадцати лет, Их жизни сверкнули, как свет фотовспышки, Но вечен в столетьях тот свет В последний сентябрь уходили герои, Боец, краснофлотец, курсант. В оплывших воронках по двое, по трое, Сентябрьский на небо десант...

* * *

«Какой я герой?!» — удивится мальчишка. — «Я ж в первой атаке убит?» И спросит тихонько: «А слышь-ка, братишка, Что, вправду, никто не забыт?» Глаза отведу, закурю сигарету. Ему не сумею солгать… Да он и не ждет никакого ответа — Всей правды ему ли не знать? Простите, ребята, что мы вас забыли На долгие семьдесят лет. Вы были, вы жили, и вы — победили, Оставив в Истории след Вы кровью вписали абзацы и главы В летопись той войны. В едином строю, без левых и правых, За будущее страны. Мы вашу страну не спасли, потеряли, Но память о вас — сбережем В забытых воронках, окопах, ячейках Когда-нибудь всех найдем…

Одесса, 2010 год.