Последний Серафим: Катастрофа шестнадцатилетнего Глена Ичиносэ

— По сравнению с идиотами, которые завтра будут участвовать в битве, негодяи, болтающие о любви, вероятно, правы, — наблюдая за людьми на развлекательной передаче, Глен горько рассмеялся. Дверной звонок снова прозвучал. — Дверь открыта.

Едва он крикнул это в сторону входа, Мито вошла в дом. Она выглядела напряженной. Ее лицо было ярко-красным, как и ее волосы. Завтра они окажутся на поле битвы. Но перед этим многие люди, которые хотели оставить наследников, очевидно, нервничали, какие эмоции они испытывали?

— Извините за вторжение, — Mитo сняла туфли и вошла в коридор. Оказавшись в гостиной, она исследовала квартиру. — А где Юкими-сан и Саюри-сан?

— Ушли, чтобы встретиться с людьми из «Имперских Демонов» и теми, кто завтра собирается на войну.

— В самом деле?

— Да. Итак, что же ты хотела сказать?

— Нет, я… — она запнулась на слове. Но Глен уже знал, что она хотела сказать. Она влюбилась. Глен посмотрел на нее и произнес:

— Ну?

— Я должна кое-что сказать тебе.

— Что?

— То же самое, что я сказала тебе по телефону в последний раз, когда секта Хякуя напала на школу. В то время из-за заклинания иллюзии Maхиру-сама я вроде бы потеряла свою рациональность или что-то типа того… Так что я на самом деле выразила мои чувства к тебе не по своей собственной воле.

Тем не менее, Глен прервал ее и сказал:

— Тогда сегодня произошло то же самое. Завтрашняя битва будет жестокой. Вот почему ты потрясена, и это просто недоразумение.

— Нет… Ни в коем случае! — она закричала. Она смотрела на него. Глядя на такую Мито, Глен прошептал:

— Но любовь ко мне не предвещает ничего хорошего.

— Ах… — в одно мгновение выражение ее лица исказилось от горя и печали. Сжав блузку на своей груди до боли, она залепетала. — Это, это означает то, что ты отвергаешь мои чувства?

Она словно боролась с самой собой, чтобы не позволить слезам брызнуть из глаз, вероятно, в этот момент ее можно было назвать очаровательной или милой. Это прелестное выражение лица… Она сказала, что Глен — ее первая любовь. Всю свою жизнь она была принцессой, проводила свое время в тренировках, занимаясь изучением религии и колдовства, и у нее даже не было друзей раньше. Должен ли Глен ответить на ее признание? В его сердце что-то шевельнулось, и он подумал, что было бы хорошо, если бы он принял ее любовь. Глен не ненавидел ее. Если они могут умереть завтра, если они могут наслаждаться этим моментом прямо сейчас, то было бы неплохо принять ее чувства. Однако Глен сказал:

— Хочешь переспать со мной прямо сейчас?

Услышав это, Мито очень удивилась, ее глаза расширились. Все ее лицо стало красным.

— Ты, ты, что ты такое говоришь….

Глен оборвал ее и продолжил:

— Хочешь сделать что-то еще? Хочешь выйти за меня замуж? Но твои родители, безусловно, не дадут нам благословения, верно?

— Это правда.

— Семья Mитo всегда была одной из самых выдающихся и знатных семей, служащих роду Хиираги и «Имперским Демонам». Они, безусловно, не позволят тебе выйти замуж за жалкого отброса из рода Ичиносэ. Семья Хиираги тоже откажет нам в благословении. Они могут наказать меня и всех членов семьи Мито.

Говорить это было бессмысленно, безусловно, Mитo понимала это. Им было запрещено иметь романтические отношения друг с другом. Даже если бы прямо сейчас у них были взаимные чувства друг к другу, у них нет никакого совместного будущего, возможна лишь мимолетная связь. В лучшем случае они могут умереть завтра, это тоже было бы не совсем плохо. Кроме того, пообниматься друг с другом голыми ради избавления от страха или даже заняться сексом для того, чтобы забыть о предстоящем завтра кошмаре, было также весьма заманчиво. По крайней мере, в развлекательной передаче по телевизору такие вещи обсуждались как очень важное событие. Однако…

— Mитo, — сказал Глен. Все еще плачущая, она смотрела на него. — Я не собираюсь умирать завтра.

— Но…

— И я не позволю тебе умереть. Потому что ты мой самый важный товарищ.

Услышав слова Глена, она вздохнула.

— Товарищ, — сказала она дрожащим голосом. Как будто сдерживая печаль в своем сердце, терпя огромную боль, она наморщила лоб, но она не смогла вынести этого горя, слезы катились по ее лицу. — Я не привлекательная, не так ли?

Она прошептала это так тихо, что он едва смог услышать. Только в этот момент Глен заметил, что Мито начала краситься и даже сделала неброский макияж. Она также стала носить более женственную одежду. А в апреле она выглядела совсем иначе. Она была очень привлекательна. В первый раз, когда они встретились, Глен так и подумал. Он продолжал размышлять о том, как заставить ее понять то, что она является одним из самых важных ему товарищей, что он будет рисковать своей жизнью, чтобы защитить ее.

— Ты очень привлекательная. Я могу принять твое признание сегодня, я могу обнять тебя. Но что от этого толку? Если я обниму тебя, то мы переспим и никогда больше не будем товарищами. Любые отношения между нами и брак запрещены. Вот почему сейчас, если я приму твое признание, твою любовь, тогда я потеряю близкого мне товарища. Я не хочу этого.

Из-за этих слов слезы Mитo закапали теплым соленым дождем.

— Тогда что я должна делать? Что делать с этими чувствами? — сжимая блузку на своей груди, Mитo громко плакала от боли. Она выглядела так, будто отчаянно пытается подавить свои рыдания. Она вдохнула глубоко, а затем выдохнула. — Я… Ты сказал, что я очень важна для тебя, это правда?

Глен серьезно ответил:

— Да. Это правда.

— Тогда… Тогда мы с тобой товарищи.

— Да.

— Очень важные друг другу товарищи.

— Да.

Mитo стерла свои слезы тыльной стороной руки. Потом она сказала:

— Я понимаю. Мне нужно вернуться домой.

— Хорошо. Сегодня вечером перед встречей давайте поиграем в игры все вместе.

Она улыбнулась, слезы на ее глазах еще не высохли.

— Я уверена в том, что ты проиграешь, — Mитo развернулась. Она быстро вышла из комнаты. Глен знал, что она все еще плакала.

После того, как Mитo ушла домой, Глен выключил телевизор, и весь дом затих. Глен и сам застыл на мгновение. Громкое тиканье часов раздавалось в комнате. Это звучало как обратный отсчет времени до начала боя и отсчет этих коротких двух недель до разрушения мира. Защитить своих самых важных товарищей, которые зависят от него и доверяют ему. Что он должен сделать для этого?

***

Двенадцатое декабря. В соответствии с секретным планом нападение, направленное на «Храм Хякуя», исследующих «Последнего Серафима», началось. Огромных полигонов, где продолжались исследования «Последнего Серафима», насчитывалось восемь в одной лишь Японии. «Имперские Демоны» атакуют их все одновременно. Солдаты провели полтора месяца в тренировках, чтобы подготовиться к этому. Глен и другие должны были атаковать научно-исследовательский институт, спрятанный глубоко в лесной чаще в Сайтаме. Затаив дыхание и укрывшись в траве, отряд из двух сотен человек, вооруженных «Кидзу», во главе с Хиираги Kурэтo ждали сигнала, чтобы начать наступление. Тем не менее, они так и не атаковали научно-исследовательский институт секты Хякуя. Потому что до того момента, когда «Имперские Демоны» смогли начать наступление, несколько других организаций уже нападали на институт. Пара вертолетов кружилась в воздухе. Из них спустились веревочные лестницы, и несколько человек оказались внизу в институте, а в следующий момент раздались громкие взрывы в районах, прилегающих к учреждению. Глен наблюдал за этими красными, ярко пылающими огненными шарами в очагах взрыва. Рядом с ним как всегда был Шинья, и он спросил:

— Что там произошло?

У него не было возможности узнать о том, что случилось. Эти события внезапно произошли перед атакой. Kурэтo встал и отдал приказ отряду из двухсот человек, включающему Глена, не двигаться с места. В этот момент кто-то спрыгнул с вертолета и приземлился рядом с группой людей. Когда его ноги коснулись земли, раздался громкий звук. Нормальный человек умер бы, спрыгнув с такой высоты. Даже если бы некто, вооруженный «Кидзу», активировал бы проклятие, то все равно переломал бы себе все кости. Тем не менее, человек, который приземлился перед отрядом, казался целым и невредимым. Это был мужчина, одетый в белую боевую форму, которого они никогда не видели раньше. Его глаза были кроваво-красного цвета. Во рту его виднелись клыки.