Последний шанс

— Они там внутри не громят ничего?

— Вроде нет. Сидят культурно, курят. Один только, молодой, ноги на стол положил.

— В ботинках? — возмутилась продавщица. Я хмыкнула. А если у него носки не первой свежести и совестно обувь снимать?

— Угу. В этих, в «саламандерах». Мне-то плевать — со столов официантки сметают. Мое дело маленькое, метла да швабра.

— И долго ждать собираются?

Блеснуть эрудицией уборщица не успела. С грохотом хлопнув дверьми, из кафе вывалились трое разгневанных ребят, все мощной комплекции и одетые, как агенты похоронного бюро. Я услышала много занимательного и поучительного по поводу персоны самого Макарки, его родителей, а также причины и способа его скорой гибели. Ребятки погрузились в помятый джип «Чероки» и, оставив за собой шлейф серого дыма и проклятий, удалились, чуть не столкнувшись с заворачивающим такси. Кое-как избежав встречи с фонарным столбом, такси остановилось. Вылез водитель и, услаждая наш слух новым набором ругательств, занялся осмотром машины. Открылась передняя дверца, и показались длиннющие ноги, обтянутые белыми блестящими колготками. Смело, но непрактично. В такую грязь я посоветовала бы модницам резиновые ботфорты. До подмышек. Вслед за ногами из такси появились и остальные части тела, принадлежавшие высокой худой блондинке в коротком кожаном алом плащике. Нельзя не признать, выглядела она эффектно — яркий тропический цветок на бледном стебле среди серых унылых осенних декораций. Процокав высоченными каблуками, новоприбывшая скрылась в недрах Макаркиной забегаловки.

— О! Гляди-ка, хозяйская баба примотала.

— Вешалка крашеная.

Эти два замечания были сделаны особым, непередаваемым тоном, какой могут себе позволить лишь не слишком устроенные в жизни немолодые женщины по отношению к более юной и удачливой.

— А вырядилась-то! — всплеснула руками Васильевна. — Тьфу, шалава.

— Все равно впустую, — искренне обрадовалась ее собеседница. — Макара Петровича нету. И не скоро, должно быть, появится.

Их треп навел меня на мысль пообщаться с подругой Макарки в целях добычи новой информации. Я выкинула «бычок» и, покашливая, отправилась к входу в кафе. За моей спиной раздался нелюбезный голос продавщицы:

— Эта больная второй день здесь сшивается.

— Может, спереть чего хочет?

— Макар Петрович ее вроде знает.

— Небось проститутка.

— С насморком?!

— Че они, не люди, что ли?

Разговаривали они громко, и я вздохнула с облегчением, только когда за мной захлопнулась тяжелая дверь кафе.

Блондинка сидела за одним из столиков в небольшом уютном зале, отделанном деревянными панелями и украшенном бронзовыми светильниками. Перед ней стояли чашка с кофе и пепельница. Официанток поблизости не наблюдалось. Я села на стул рядом и достала из пачки сигарету. — Прикурить не найдется?

Макаркина подруга, уже с минуту меня разглядывавшая, внезапно улыбнулась и, вынимая из кармана зажигалку, полуутвердительно сказала:

— Макара ждешь.

— Да, — зачем-то согласилась я.

— По делу?

Ревнует она его ко мне, наверное. Народ местный добрый и отзывчивый, о моем вчерашнем визите донесли и меня описали.

— Я из закупочной компании. — Для большей убедительности я высморкалась. — Татьяна.

— Лариса. — Блондинка заулыбалась шире, взяла предложенную мной сигарету и тоже закурила. Волосы у нее были осветленные, но тон естественный, не хуже моего. Накрашена сильно, но не вульгарно. Объективно, без лести, лет ей двадцать семь — двадцать восемь. Симпатичная, ухоженная, уверенная в себе. Мне она понравилась. Я ей, должно быть, тоже.

— Плохи его дела, — опять то ли спросила, то ли сообщила Лариса. — Но вот насколько?

— Не знаю. Я его еще не видела, — ни капли не соврала я.

— И я, — грустный вздох, — второй день уже.

— Вчера он был в кафе, — поделилась я сведениями.

— Но мы договаривались на сегодня. Или нет?

Она сдвинула аккуратно выщипанные бровки, припоминая. Потом взглянула на мое сочувствующее лицо и рассмеялась.

— Я не всегда такая забывчивая. Просто наш разговор происходил ночью со среды на четверг… И что подразумевалось под завтра…

Я встрепенулась, как киска при звуке рекламы «Вискаса». Повезло мне, о Макаре подробности — раз, о возможном убийстве — два. Коли судить по чести, из нанимателей у меня остались лишь азартные мужички-спорщики. Я понимающе покивала:

— Хорошо, когда обо всем забываешь рядом с мужчиной.

— Вы не правильно поняли. В пробелах моей памяти больше виновата водка, чем Макар.

— А! Гуляли? — я одобрительно ухмыльнулась. Беседа неторопливо текла в нужном направлении. Скоро и до бомжика доберемся. Откуда ни возьмись, у столика возникла официантка и равнодушно спросила у меня:

— Что закажете?

— Чашку кофе и … — я ощутила недовольство в желудке. — Пирожное.

— Мне тоже! И побыстрее, — вмешалась Лариса. — Эх, прощай, фигура. Не поверите, сколько я трачу сил для поддержания себя в форме…

Я опечалилась. Тема лишнего веса и борьбы с ним является самой любимой среди женщин всех стран, самой назойливой и надоевшей для меня. Но вернемся к нашим баранам. Я сделала умный вид и вмешалась в Ларисин монолог:

— Я где-то вычитала, что алкоголь — очень калорийный и высокоэнергетический продукт.

— Да, — моментально расстроилась молодая женщина. — И я читала об этом.

— Вот-вот, — продолжала я атаку. — Сколько, например, вы выпили в среду?

— Так. Две кегли пива, красного вина фужеров пять, ну и водки…

— Ничего себе! Это все на пару с Макаром или в одиночку?

— В одиночку. Макар вообще пил очень мало. У него печень барахлит, с тех пор как в детстве желтухой переболел. Чуть переборщит в еде или спиртном, сразу загибается.

Бич «новых русских» — болезни органов пищеварения. Пожрать любят до отвала — шашлычки, балычки, икорка, а меры не знают. Рано или поздно у кого желудок, у кого поджелудочная выходят из строя, начинаются мучения, диеты и бесконечные траты на лекарства и докторов. Вывод: полезно быть бедным и голодным, как я. Я сокрушенно покачала головой.

— Не повезло бедолаге. А много народу гуляло?

— Всего человек двадцать. Погудели мы знатно. Дым коромыслом до потолка стоял. Бутылки били, на столах танцевали, народные песни пели…

Лариса откинулась на спинку стула и прикрыла веки, погрузившись в воспоминания. Но я выяснила еще не все подробности того вечера и не отставала с вопросами:

— А сидели где?

— Сначала на улице. Потом зачем-то внутрь забрались. Хотя ни дождя, ни ветра не было.

— Может, шумели сильно? Песни пели, шампанским стреляли…

— Шампанское как раз не пили. А здесь мы шумели еще сильнее, чем снаружи. Дискотеку устроили. Столики мужики сдвинули, Макар динамики на середину вытащил. Шабаш начался — собственного голоса не слышно.

— Бедные жильцы! Не спускались вас утихомирить? Или охрана не пропустила?

— Ох, Татьяна, такой прикол, — Лариса засмеялась. — Представляешь, охраннички наши крепились, держались, а к двенадцати расслабились, стали то рюмочку, то стопочку опрокидывать и упились в конце концов до поросячьего визга. С нами барыню отплясывали, рыдали в обнимку на полу.

— Безобразие! А как же их прямые обязанности?

— Вы совершенно правы! — Тень негодования пробежала по ее красивому лицу. — Из-за этих бездельников я чуть заикой не стала!

— Расскажите, пожалуйста! — я насторожилась.

— Часа в два ночи мне потребовалось в туалет. Кстати, их тут два: для работников — рядом с черным выходом — и для посетителей. В последнем закрылась парочка, и мне пришлось топать в служебную часть. Туда доползла удачно, обратно выхожу и как заору!

— Почему? — подала я голос в нужном месте.