Последний шанс

– Привет, ковбой. Не хочешь ли угостить девушку?

Он кивнул бармену. Без всяких дополнительных объяснений у локтя девушки появился стаканчик виски. Оркестранты прервали свой адский грохот, чтобы провозгласить тост. Девушка протянула руку и провела ладонью по руке Лейна призывным жестом. Он посмотрел на ее руку, потом посмотрел ей в глаза, пронзив ее таким холодным взглядом, что она тут же отдернула руку.

– Терпеть не могу, когда ко мне прикасаются, – сказал он, поднося к губам низкий широкий стаканчик с виски. – Пока я сам не скажу, кто это будет делать, когда и как.

Облизнув губы, она придвинулась к нему ближе, на этот раз явно стараясь не коснуться его.

– Хочешь, пойдем со мной наверх, ковбой? Скажешь «да» – и будешь всю ночь говорить мне, когда и где тебя трогать.

Он смотрел, как она морщит и надувает губы, произнося эти слова, и подумал, что такая демонстрация губ и языка – обычный прием, используемый для разжигания клиента. Ему стало почти жаль девушку. Почти. Кто он такой, чтобы судить ее? Ведь он знает, что его душа вряд ли сверкает ярче, чем ее.

У него, конечно, особая репутация, но это еще не значит, что он неразборчив.

– Отвали, милашка, – сказал он с полуулыбкой, пытаясь отвязаться от нее побыстрее. – Я сегодня не в настроении.

Она отодвинула свой стакан и отбросила свои чернильно-черные волосы на спину.

– Ну, в другой раз, – сказала она.

– Ага. В другой раз.

Он продолжал наблюдать в зеркало за посетителями, часто задерживая взгляд на двери. С того места, где он стоял, он мог с легкостью застрелить любого, кто подумает поднять шум – еще прежде, чем тот переступит порог. Нужно всегда быть начеку, это не повредит. Заказав еще порцию, он переступил на другую ногу и позволил себе подумать о том, что ему сказала Рейчел. Он и раньше знал, что у его дяди Чейза Кэссиди двое детей, но не знал, что мальчика назвали в его честь.

Кто бы мог подумать? Как-то Ева, жена Чейза, сказала, что дядюшка любит его больше, чем он, Лейн, себе представляет. Может, это и в самом деле так, но он готов держать пари на хорошую сумму, что это была идея Евы. Он пытался убедить себя, что это ничего не значит, но это было не так. Почему-то, думая о мальчишке, которого, назвали в его честь, ему хотелось по-дурацки, улыбаться, но среди этих людей. Лейн не мог себе этого позволить.

Рейчел стояла в неосвещенной прихожей, не двигаясь, все еще не придя в себя.

Лейн Кэссиди вернулся.

Все такой же порывистый. Все такой же непредсказуемый. Все такой же дерзкий. Поцеловать ее и с такой грубой откровенностью поведать о своих мальчишеских фантазиях! Вероятно, ему и в голову не могли прийти, что любая леди оскорбится подобным разговором или что это неприлично – обращаться с ней таким образом. Равно как и ей никогда не приходило в голову, что у него могли возникнуть на ее счет такие волнующие мысли. Будучи ее учеником, он всегда был беспокойным и молчаливым, но увлечься ею? Этого она просто не могла предположить.

Пару раз она спрашивала о нем Чейза и Еву, но ответом было такое странное молчание, что она прекратила задавать вопросы.

Радуясь темноте и возможности хотя бы несколько мгновений побыть наедине с собой, она подняла руку и обвела пальцем губы. Она уже не кипела от гнева, но еще и не совсем остыла, и вдруг молодая женщина с досадой поняла: она разгневалась потому, что поцелуй Лейна подействовал на нее так, как никогда не действовали поцелуи Стюарта Маккенна.

На какое-то мгновение, когда она стояла там, у двери, Рейчел показалось, что Лейн тоже пришел в возбужденное состояние, но теперь, когда к ней вернулась способность рассуждать, а также вспомнив все, что говорил муж о ее полном неумении соблазнять – теперь она поняла, что ошиблась.

Чтобы изменить странное направление, которое приняли ее мысли, Рейчел проверила, заперла ли она дверь. Глубоко вздохнув, она настроилась на другой лад. Из кухни был слышен разговор и смех. Рейчел направилась к комнате, находившейся в задней части уютного, хорошо обставленного двухэтажного дома, который она унаследовала от своих родителей.

Этот дом был ее тихой пристанью, он весомо символизировал мир и ее место в этом мире. Когда бы Рейчел ни вошла в свой дом, ей казалось – он ее обнимает, успокаивает, оберегает, потому что она знала – все в этом доме идет своим чередом и все ей подвластно.

Она задержалась у зеркальной вешалки. Отвязывая от запястья черный шнурок с кисточкой, на котором держался веер, она увидела свое отражение в зеркале. За этот год она похудела, глаза были обведены тенями и казались чересчур большими для ее лица. Она придвинулась к зеркалу, чтобы получше рассмотреть себя, и коснулась кончиком пальца темных кругов под глазами. В слабо освещенной прихожей были не видны мелкие морщинки в уголках глаз, которые появлялись, когда она смеялась.

– Мама!

Услышав голос сына, молодая женщина сразу же забыла обо всем. Она повесила веер на крючок, пригладила волосы и поспешила на кухню, стараясь, чтобы походка ее казалась легкой, а голос – беззаботным.

– Что это вы здесь делаете?

Свою уютную кухню Рейчел окрасила в темно-зеленый и кремово-желтый цвет, чтобы она гармонировала с наружной окраской дома. Там за крепким дубовым столом, стоящим посредине, сидели Тайсон и экономка Дельфи.

– Неужели вы съели все мороженое? Надеюсь, что нет, потому что на танцах я нагуляла хороший аппетит, – сказала она.

Тай все еще был в летних штанишках и белой рубашке, которая в данный момент была вся запачкана клубничным мороженым. Одна из подтяжек съехала с его плеча. Золотисто-каштановыми волосами, темно-синими глазами, вздернутым носом, веснушками сын Рейчел походил скорее на ее отца, чем на Стюарта Маккенна. Став на стул, Тай погрузил в глубокое ведерко с мороженым ложку с длинной ручкой.

– Оно здорово вкусное. Я тебе положу, мама, пусть Дельфи даст мне мисочку.

– Пожалуйста, – подсказала Рейчел.

– Пожалуйста, Дельфи, – добавил Тай.

Филадельфия Джоунз поднялась, чтобы выполнить просьбу мальчика. Рейчел смотрела, как они слаженно действуют – ее бесценный сынок и эта женщина, от которой уже много лет она зависит гораздо больше, чем просто от экономки. Этой статной женщине с экзотической внешностью, темноволосой и темноглазой, с кожей цвета кофе с молоком, было, по ее подсчетам, около шестидесяти лет, но выглядела она гораздо моложе. Дельфи родилась рабыней в Теннесси, вышла замуж за свободного человека и вместе со своим мужем оказалась среди первопоселенцев на западе. Ей не было и сорока, когда она овдовела. У Маккенна Дельфи проработала почти восемь лет, и они с Дельфи давно были на дружеской ноге.

– Вы и вправду повеселились? – спросила Дельфи, скептически выгнув бровь.

Помедлив, Рейчел ответила:

– Вроде того.

Она попыталась изгнать из памяти поцелуй, украденный Лейном, и протянув руку к полосатой фаянсовой мисочке, опустила туда ложку и мешала ею мороженое, пока не выудила необыкновенно крупную замороженную клубничину. И сказала беспечно, прежде чем положить ее в рот:

– Меня проводил один мой старый ученик.

Дельфи внимательно посмотрела на нее.

– Ах, вот как. Сколько ему лет?