Последний свет
Шрифт:
— Ты правда веришь в то, что он сделал это специально?
— Я верю в факты, и ни во что кроме. Мой отец бросил друзей в лицо судьбе, как пачку купюр, выкупая душу дочери за их души. Но судьба не любит, когда с ней обращаются так высокомерно. С судьбой возможно вести дела, но невозможно вести их так, чтобы не остаться при этом в проигрыше. Для того, чтобы все было так, как ты хочешь, с судьбой нельзя торговать. Ее нужно обыгрывать. Обходить. Ставить в неловкие положения и заставлять изгибаться так, чтобы тебе это было выгодно. Я именно это и делаю. Всегда делала.
— Значит, все эти люди, которых к тебе приводили и которым ты рассказывала их будущее… — догадался я. — Это тоже части плана?
— Можно
— К какой проблеме, Ди?! — я всплеснул руками. — Почему ты видишь в этом проблему?! Почему ты считаешь то, что происходит вокруг — проблемой?! Почему нельзя просто принять то, что произошло, и жить мирно?! Почему обязательно нужно уничтожать то, что когда-то было твоим?!
— Потому что если Тьма не уничтожит этот мир, то этот мир уничтожит Тьму. — Ди пожала плечами. — Это неизбежно. Произойдет либо то, ли это. Третьего варианта не существует. Зоны ноктусов отравляют весь остальной мир точно в той же степени, в какой весь остальной мир отравляет зоны ноктусов, только люди этого не видят, они об этом не знают и потому — не принимают в расчет. Но разница между нами и вами в том, что у вас есть лекарство от отравления эманациями ноктусов… А у нас — нет. И единственное, что мы можем противопоставить вам — это постоянная экспансия. Постоянное пополнение рядов рангонов, постоянный захват новых территорий, постоянное уменьшение той площади, с которой Свет проникает в нашу жизнь. Лайт, ты воспринимаешь нас как чудовищ, все вы воспринимаете нас, как чудовищ, но это только лишь потому, что твои глаза не способны видеть так, как видят те же рангоны. Уши не способны разобрать их речь, а голосовые связки не способны воспроизвести их язык. Вы видите в ноктусах скверну, захватившую ваши города, но вся эта скверна когда-то началась с того, что Тьма просто повторила за Светом, построив первое здание из тех же кирпичей, только темных. Вокруг тебя, вокруг нас сейчас, на самом деле такой же Город, как тот, что остался за световыми барьерами, процветающий и полный жизни. Но ты его не видишь, потому что ты не способен его увидеть, физически не способен, точно так же, как его жители не способны увидеть ваш Город таким, какой он есть. Вы видите чудовищ, но и мы в вас видим не менее страшных монстров. И я это говорю потому, что я одна способна смотреть с обеих точек зрения.
— Ну и как, я сильно уродливый? — я усмехнулся.
— Уродство это не то слово, которое следует употреблять в данном случае. — Ди покачала головой. — Ты другой. Ты незнакомый. Мне привычна твоя внешность лишь потому, что я видела множество других людей, но не все такие, как я. Даже больше — никто не такой, как я.
— А твой отец? Он тоже не такой, как ты?
— Конечно, нет. Возможно, в каких-то частностях мы немного и похожи… Но не более того.
— А я? Я ведь тоже из другого мира, и тоже, как и ты, перенесся сюда лишь своей душой. Почему я не похож на тебя? Почему я больше похож на твоего отца, чем на тебя?
— Наверное, потому, что ты пришел из живого мира. — Ди печально улыбнулась. — Наверняка у твоего мира есть свое отражение, расположенное за гранью смерти, куда уходят все души… Но твоя почему-то не ушла. Возможно, причиной тому была чья-то воля, как и в случае с моей душой, но тебя не вытащили из мира мертвых. Тебя перенесли из мира живых и поэтому ты попал в мир живых. И, надо сказать, это большая удача, что ты туда попал.
— Да, как раз хотел вернуться к этой теме. — я щелкнул пальцами. — Ты же говорила, что это я во всем виноват? Что это я всех погубил? Ну, когда мы заговорили о прорывах. Ты не закончила.
— Да, мы тогда не договорили. — Ди
кивнула. — Все прорывы всегда имели лишь ограниченный успех, поскольку Арамаки, которые, как ты знаешь, являются основной силой противодействия физическим воплощениям Тьмы, быстро перебрасывали в точку прорыва десант мотыльков, которые отбивали прорыв. Не без потерь, но отбивали, не давая развить успех. А теперь представь, что по какой-то причине все, или почти все силы мотыльков Арамаки будут заняты далеко от световых барьеров. Заняты настолько, что пригонят туда даже ганшип, и, — вот уж на это я не рассчитывала! — так бездарно его потеряют.— И ты устроила прорыв… — я покачал головой. — Подгадала момент и сделала то, от чего люди относительно успешно защищались десятилетиями.
— Нет, я не устроила прорыв. Я устроила десятки прорывов. — улыбнулась Дочь Ночи. — Так как некому было прийти на помощь небольшим гарнизонам фабрик Света, мы атаковали их все одновременно, распылив силы, чего никогда не стали бы делать, если бы не занятость Арамаки. Все фабрики Света прекратили свою работу и световые барьеры пали, позволяя Тьме ворваться в Город. И все благодаря тебе. Одному лишь тебе.
Я спокойно выслушал всю речь Дочери Ночи, не испытывая никаких эмоций. Я уже успел понять, что я оказался просто пешкой в чужой игре. Нет, не пешкой — слоном или ладьей, скорее, но все равно это — ничто, когда ты сам себя считаешь гроссмейстером в этой партии. Меня использовали, манипулируя тем, что я ничего не знаю о новом мире, тем, что я уверен, что жить мне осталось несколько дней, тем, что я не знаю, куда кидаться и кому верить. Существующий только у меня в голове таймер отсчитывал последние, как я думал, дни моей жизни, не давая сосредоточиться, не давая сесть и подумать и найти нестыковки во всей той истории, в которую я влип, не давая подвергнуть ее анализу и понять, что что-то не так.
Но у меня тоже есть козыри в рукаве. Козыри, о которых Ди вряд ли знает хотя бы потому, что некому было ей про них рассказать. В конце концов, даже пешка, дойдя до края доски, становится любой другой фигурой, включая и ферзя, который легко может перевернуть всю игру. А мы сейчас находимся именно на конце доски — дальше уже просто некуда. Дальше или победа или Тьма.
Поэтому я твердо выдержал взгляд черных глаз Дочери Ночи и спокойно спросил:
— Значит, ты говоришь, что никакой возможности сосуществовать мирно у люктусов и ноктусов нет?
— Поверь, мне хотелось бы. — Ди покачала головой. — Правда хотелось бы, мне эта война не нужна совершенно. Но это невозможно физически. Даже несмотря на то, что и с той и с другой стороны световых барьеров находятся люди. Мы слишком разные. Мы диаметрально противоположные. Как материя и антиматерия. Мы можем лишь уничтожить друг друга, или кто-то один уничтожит другого.
— Это значит «нет»?
— «Нет» это не совсем то слово, оно отражает лишь мое мнение по этому вопросу. Скорее это значит «ни при каких обстоятельствах».
— Что ж,
тогда у меня не остается выбора.
И я дернул рукой, выбрасывая жало роупдарта прямо в лицо Дочери Ночи.
Глава 24
Конечно же, я не рассчитывал, что все решится одним банальным ударом. Против меня была буквально предводительница сил Тьмы в этом мире, финальный босс этой истории. Ожидать, что будет легко — как минимум глупо. Это должна была бы тяжелая и сложная битва, тяжелее, чем все, что было до этого, тяжелее, чем ронять с неба ганшип. Дочь Ночи будет защищаться, перемещаться, контратаковать, применяя против меня все новые и новые приемы, каждый — страннее и страшнее предыдущего. Мне придется защищаться тоже, и поэтому, чтобы свести необходимость защиты к минимуму, я атакую первым и, возможно, с небольшой долей вероятности, смогу решить все одним ударом.