Последний трамвай
Шрифт:
– Тебя - да.
– Марина, - сказал Артур.
– Можешь оставить нас? Хочу выпить с мужчиной.
– А Гена?
– Марина вкладывала чашки одна в другую.
– Он женщина?
– Он - педик.
– Ответил Артур.
– Это хуже, чем женщина.
Марина взяла чашки и унесла их в зал. Артур достал из буфета два граненных стакана, поставил их на стол. Плеснул водки в один и в другой.
– Давай.
– Сказал Артур, поднимая стакан.
– Выпьем за то, что я тебя не убил.
У Миши отвисла челюсть.
Чего?.. Так, значит, он не ошибся? Артур - и есть тот снайпер? Руцкист-бейтаровец?
Артур ухмыльнулся жестко.
–
– Но...
– Миша покачал головой.
– Ты, ведь, израильтянин, ты - из "Бейтара"...
– Да. И что? Тут, в Москве, много наших ребят. Снайперы-одиночки, которые ментов втихоря валили - думаешь, это из тех, кто за Руцкого и Хасбулатова?
Артур холодно заулыбался.
– Иди, статью накатай в "Правду" - гонорар получишь. Хотя, чо это я?.. "Правду" закрыли. В "Комсомольскую" тогда напиши. Но эти не напечатают. В "Комсомолке" наши люди сидят.
Вошла Марина. Она помешала ложкой содержимое кофеварки.
– Последите за кофе. Хорошо? Чтоб он не сбежал.
– Последим.
– Артур кивнул.
Марина унесла торт.
– Пей давай.
– Артур придвинул Мише стакан.
Они молча чокнулись. Миша водку не любил. Выпил он с напряжением, морщась. Артур достал из холодильника тарелку, где горкой лежала нарезанная копченная колбаса, и протянул Мише.
– Зажуй.
Кофе поднялся густой, светлой, похожей на молочную, пеной. Артур выключил плиту и кликнул Марину. Та появилась и унесла кофеварку.
Артур налил по третьей. Марина пришла из зала.
– Давайте кофе пить. Все готово уже. Гена с Верой ждут.
– Сейчас.
– Артур кивнул.
– Последнюю выпьем.
Он поднял стакан. Чокнулись и залпом выпили. Появилась Марина.
– Ну? И долго так?
Артур сунул в рот кусок колбасы.
– Идем.
Миша хотел взять два куска - колбаса была вкусная, но передумал и взял один.
Гена уже ел торт. Вера (это и была та самая маленькая невзрачная девушка) сидела перед столом и смотрела в чашку с кофе. Миша, усаживаясь, думал о том, что все это очень похоже на странный дурной сон. Дурная компания (Миша глядел на Артура), дурные обстоятельства и если он умрет сейчас, то дурнее конца не придумать. А если умрет Марина?.. Миша с тоской и с жалостью посмотрел на нее.
Марина разложила каждому, включая себя, по куску торта, разлила кофе.
– Ты учишься?
– Спросила она Мишу.
– Работаешь?
– Учусь. В МГУ, на первом курсе, на экономическом.
– А я МГУ закончил.
– Сказал Гена.
– Философский только. Теперь самое время из страны мотать. Куда - еще не решил, но думаю, вырвусь...
– Конечно, вырвешься, - сказал Артур.
– Философы везде требуются...
Гена бросил на него злой взгляд.
– ...Правда, вот, в канадское, в американское подал - не хотят брать.
– Взятку дать нужно.
– Марина посмотрела на него.
– У меня знакомые, семья, пятьдесят тысяч в канадском дали кому-то - в Торонто сейчас живут.
– Взятку надо знать, кому давать. Просто так не придешь, не сунешь.
– Логично.
– Скажи им, что ты скотоложник.
– Предложил Артур.
– Серьезно. Попробуй. Они таких любят. Все говно к себе гребут. Скажи им, что тебе статья грозит - "Развратные действия в отношении крупнорогатого скота". Скажи, что на Колыму хотят сослать. В кандалах.
– Запад - это оплот справедливости.
–
– Здесь справедливости нет, там есть. На Западе люди сыты, одеты, обуты. И отношения между людьми там совсем другие. Там человек человеку - это человек, а не скотина.
– Ты был на Западе?
– Спросила Марина.
– Нет, но я в фильмах видел.
– Так, что ж они тебя не возьмут - если такие справедливые?
– Это сказал Артур.
Гена посмотрел в скатерть.
– Посольства виноваты. Там - сволочи все, русские сволочи. Я, когда заходил в посольства эти: понять не мог - все кругом по русски базарят. Понабрали русских - вот те и делают, что привыкли: произвол, бюрократия, взяточничество. Но американцы - не такие! И канадцы тоже. Они не знают, что в посольствах творится. На Западе любой честный человек может смело правду сказать. Там люди чище нас гораздо. Внутри чище. У нас воспитание коммунистическое. Или православное, что без разницы. Нам, каждому, надо лет по пятьдесят прожить на Западе, чтобы излечиться. И не общаться там ни с кем из русских. Русскость - это зараза, болезнь тяжелая. В нас, в каждом, православный коммунист-фашист сидит.
– В тебе тоже сидит?
– Спросила Марина.
Гена печально кивнул.
– В каждом сидит, без исключения. Но мой - дохлый очень. Я его душу каждый день.
– А, вдруг, ты приедешь в эти США, а там все то же самое - такие же кругом сволочи? Тогда что? На Луну полетишь?...
– Этого не может быть.
– Сказал Гена твердо.
– В Запад я верю. Это мой бог, моя религия.
– Вера, а с тобой что?
– Повернулась к ней Марина.
– Ты заболела?
Вера покачала головой, вымученно улыбнулась. Миша видел, как она взяла себя в руки.
– Нормально все.
– Сказала Вера.
– Я устала просто.
Допили кофе. Миша хотел было оставить кусочек торта на тарелке, как это принято у краснодарских бедняков, оказавшихся в гостях, но увидел, что все остальные, кто тут был, свой кусок съели полностью.
– В Краснодаре, - зачем-то сказал Миша, - принято в гостях кусок на тарелке оставить. У бедных людей принято. У богатых - нет.
– Зачем?
– Спросил Артур.
– Чтобы хозяева доели?
– Правило такое.
– Миша пожал плечами.
– Надо показать, что у тебя дома еда лежит в холодильнике, что не голодаешь.
Марина покачала головой.
– Это, наверное, не только в Краснодаре. Бедняки везде одинаковые.
Гена зло улыбнулся.
– Я одного пожилого поляка знаю. Он рассказывал, что в Польше, в голодные годы было престижно, если у тебя брюхо толстое и щеки пухлые. Богатый, вроде, значит...
– Чем беднее страна, - сказала Марина, - тем стыднее там быть бедным. Это грустно, но это вот так.
Артур встал с места. Миша видел, как он посмотрел на Веру. Артур вышел, Вера вышла за ним.
– Я извиняюсь, - Миша поднялся.
– В одно место, на минутку.
– Покажу сейчас, где это.
– Марина тоже встала.
– Нет-нет, я знаю, где. Я найду.
Миша прошел в прихожую и остановился тихонько.
– ...Полчаса давно прошли, - слышал он строгий голос Артура.
– Ты уверена, что все сделала правильно?
– Да, я всыпала. Точно, точно всыпала...
Неожиданно пол скрипнул под ногою у Миши. Артур среагировал проворнее, чем Миша мог бы от него ожидать. Секунда - и он оказался в прихожей. Миша весь съежился, отступил назад.