Последний трофей Ганнибала
Шрифт:
Малообразованный и неэнергичный, он был лишь бледной тенью деятельного предшественника. Его знаменосец перебежал к персам и сообщил им о смерти Юлиана. Римлянам пришлось отдать пять провинций и заключить мир на тридцать лет. Войска возвращалась к границам Империи. Через год Иовиан умер. Его прах отправили в Никею, столицу Вифинии. Прибывшая туда вслед за останками Иовиана армия единодушно высказалась за то, чтобы императором стал военный магистр Валентиниан, находившийся к то время в Анкире. Опытный полководец, он был выходцем из простой семьи, жившей в Паннонии. Его отец торговал веревками.
На совещании высших военных и гражданских чиновников было решено отправить в Анкиру посольство, с тем, чтобы сообщить Валентиниану о избрании его августом. На десять дней государство осталось без верховной власти.
Как только Валентиниан въехал в город, он сразу же удалился во дворец и приказал
Утром Валентиниан, окружённый телохранителями, в сопровождении сенаторов и полководцев Империи, направился в лагерь, находившийся за городом, туда, где должна была пройти его коронация. Войско выстроилось перед высоким помостом, возведенным за ночь специально для этого знаменательного события. Воины приветствовали своего императора радостными криками и ударами мечей о щиты. Ровные квадраты легионов были расцвечены разноцветными знаменами-драконами и вексиллами вспомогательных подразделений. Валентиниан поднялся на широкую площадку, подошел к перилам и вскинув вверх правую руку, приветствовал легионы. Сановники торопясь, взбирались следом, толпились за его спиной. Толкая стоящего рядом, каждый стремился занять место поближе к новому правителю Римской Империи. В сопровождении герольдов и драконариев, несущих пурпурные знамена, под охраной палатинской когорты принесли знаки императорской власти. Распорядитель дворцовых церемоний взяв с алой подушечки корону, осторожно возложил её на голову августа. Пав на колени, благоговейно поцеловал край императорского плаща. Тотчас взревели букцины, возвещая о завершении церемонии, сановники склонились перед властелином Рима, воины дружно выдохнули: "Слава Августу Валентиниану, Божественному, Счастливому и Непобедимому, Отцу Отечества, императору".
Когда последние слова приветствия безвозвратно растворились в воздухе, неожиданно наступившая тишина казалось сковала присутствующих. Участники торжественного действа на минуту застыли в молчании. Легионеры в блестящих панцирях, император в окружении сенаторов и военачальников, герольды и гвардейцы, знаменосцы и трибуны, солдаты вспомогательных когорт, галлы и германцы, в национальном варварском наряде, клибанарии, облаченные в чешуйчатые доспехи, все разом ощутили вдруг горькую бессмысленность происходящего и это мгновенное прозрение наполнило их души ядом необъяснимой тоски. Неожиданно чуть слышный шум пронесся на рядами. Четкие линии подразделений слегка колыхнулись и чей-то возглас окончательно рассеял странное наваждение, охватившее людей.
— Соправителя! Назначь себе соправителя!
Это требование подхватило множество голосов, строй рассыпался, воины придвинулись к самой трибуне. Валентиниан растерялся. Ничто не предвещало такой развязки. Подчиняясь внезапному импульсу, он шагнул навстречу воинам, протянул руку, пытаясь удержать, остановить, предотвратить надвигающуюся на него опасность. Жест отчаяния, проявление слабости, о котором он предпочитал позже не вспоминать. Смешно, но именно это неправильно истолкованное движение остановило назревающий бунт. Шум начал стихать, толпа отхлынула от помоста. Трибуны принялись наводить порядок, безжалостно лупя солдат палками направо и налево. Перемежая команды отборными ругательствами, они действовали словно пастухи, возвращающие отбившихся овец обратно в стадо. Префекты легионов, полностью полагающиеся на офицеров, не вмешивались. Наконец строй был восстановлен и Валентиниан обратился к воинам с речью:
— Невозможно заранее предугадать, какие изменения могут произойти в жизни человека. Еще недавно, живя в Анкире, я не мог даже и предположить, что в недалеком будущем мне будут уготованы столь значительные перемены. Я никогда не помышлял о верховной власти и всегда был доволен тем положением, которое занимал. Мои мысли и желания были направлены на то, чтобы упрочить свое положение в войсках, получить назначение туда, где можно стяжать награды и почести, заслужить расположение императора и войти в его свиту. К большему я не стремился. Тем неожиданнее для меня было сообщение о том, что волею войска, а также единодушным решением всех сословий, я был избран августом Римской империи и получил право распоряжаться судьбой многочисленных народов, населяющих Империю. Я благодарен вам за то, что вы, не колеблясь, доверили мне власть в государстве, вручив мне также самое дорогое, что у вас есть — собственные жизни. Я принимаю ваш дар и обещаю, что никогда не забуду тех, кому обязан своим возвышением. Я также исполню ваше требование и изберу себе соправителя, но прошу только об одном одолжении. Не заставляйте меня назвать его имя немедленно. Серьезные дела не вершатся в спешке. Мне необходимо время для выбора подходящего кандидата.
Возвратившись во дворец,
Валентиниан собрал совещание и спросил у сановников, кого бы они хотели видеть в качестве соправителя. Все молчали, боясь заговорить. Тогда магистр конницы Дагалайф, выступив вперед, сказал:— Если ты, хороший государь, любишь своих родных, то у тебя есть брат, а если ты любишь отечество, тогда ищи, кого облечь в пурпур. [6]
Валентиниан выслушал ответ Дагалайфа и гнев полыхнул в его глазах. Но он сдержал свои чувства. Поднявшись с трона, он покинул зал, оставив придворных, терзаемых самыми мрачными предчувствиями. Гражданские чиновники первыми устремились прочь от магистра конницы, дерзнувшего давать августу столь опрометчивые советы. Многие командиры, нехотя, как бы сомневаясь, также отошли от него. В считанные секунды вокруг Дагалайфа образовалось пустое пространство и только несколько человек имели мужество остаться возле магистра.
Но император не стал преследовать воина, честно ответившего на заданный вопрос. Как бы не хотелось Валентиниану править одному, он прекрасно понимал, что войско может не только возвести, но и сбросить с престола любого, кто ему не понравится. Поэтому 26 марта 364 года Валентиниан провозгласил в Константинополе августом и соправителем Валента. Разделив власть, он не слишком проиграл от этого, так как Валент во всём полагался на своего старшего брата.
Императоры оставались в Константинополе, несмотря на то, что варварские племена ни на минуту не оставляли в покое подвластные им земли. Враги безнаказанно грабили римские провинции. Алеманны опустошали Галлию, сарматы и квады — Паннонию, готы бесчинствовали во Фракии, скотты, пикты, саксы и аттакоты беспрерывно нападали на римлян в Британии, мавры угрожали Африке, персы хотели подчинить Армению. Только весной следующего года соправители направились в Нэсс, где разделили войска и Империю. Валентиниану отошел Запад, Валенту достался Восток.
Валентиниан проявил себя деятельным правителем. Для укрепления римских границ по Рейну были возведены мощные укрепления. Родственникам он не потакал и не старался предоставить им выгодные места при дворе. Будучи христианином, он относился к религии скорее равнодушно, чем ревностно. Язычников не преследовал, в религиозных спорах не поддерживал ни одну из противоборствующих сторон.
Служа примером в личной жизни, Валентиниан не отличался добротой души. Врагов, истинных и мнимых, он преследовал беспощадно. Завидуя людям образованным и богатым, он обрекал их на смерть и всячески унижал. Жестокость императора не знала предела, жадность заставляла его не обращать внимание на просьбы о снижение налогов. Мольбы изнемогающего от неимоверных поборов населения совершенно не трогали Валентиниана. Ожесточение его души дошло до того, что под конец жизни он приказал поставить рядом со своей спальней клетки с медведицами, приученными питаться человеческим мясом.
На Востоке Прокопий, племянник императора Юлиана, поднял восстание, объявив себя защитником и продолжателем реформ, начатых дядей. Привлекательные лозунги обеспечили ему поддержку городов и позволили собрать многочисленную армию. Беглые рабы и колоны пополняли его войска, варвары, привлеченные блеском золота и щедрыми обещаниями, охотно шли к нему на службу. Ему удалось захватить Константинополь, но удержать трон он не сумел. Заложник чужой славы, Прокопий ничего не сделал для того, чтобы претворить программу Юлиана в жизнь. Потерпев поражение во Фракии, он попал в плен и был казнен. Валент повелел провести следствие с тем, чтобы обезопасить себя и Империю от явных и тайных сторонников уничтоженного им соперника. Назначенные для этого люди незамедлительно принялись за дело. Константинополь содрогнулся от ужаса. Жестокость, с которой велось дознание, не оставляла надежды на справедливое разбирательство. Одних губило богатство, других доносы. Кровавый смерч захватывал всё новые и новые жертвы и никого уже не интересовало, действительно ли погибшие поддерживали Прокопия.
"<…> все проклинали несчастную победу, более тяжкую, чем любая истребительная война. И не было никакого предела этим ужасным бедствиям, пока сам император и его приближённые не пресытились золотом и кровью." [7] - с горечью писал об этом времени историк.
В дальнейшем Валент не раз прибегал к испытанному способу пополнения своей казны, тем более, что интриганы и доносчики всегда имели доступ к императору. Характер августа облегчал им задачу. Валент был груб и раздражителен. Малообразованный, он не мог отличить ложь от правды. Корыстолюбие и неразборчивость в средствах делали его крайне опасным. Всякий состоятельный гражданин, обвиненный в заговоре или покушении на государя, мог забыть о милосердии. Дошло до того, что гнев императора обратился на книги. Неисчислимое количество их сожгли в Константинополе, после того, как был раскрыт заговор Феодора, вознамерившегося стать императором. Распространившийся вследствие этого события страх, заставил многих жителей восточной части Империи уничтожить свои библиотеки.