Последний удар сердца

— Коля мне строго запретил контакты кому-либо сбрасывать. Ни при каких обстоятельствах.

— Даже мне?

— Коля сказал, что и тебе нельзя.

— Раз сказал, то что поделаешь… Вот только у Коляна теперь не спросишь.

Первоначально, завязывая роман с Катькой, Лаша собирался просто завладеть одним траншем лавешек. Дальше его фантазия не шла. Ему легко удалось влюбить в себя Шпаликову, обмануть ее, заставив задержать проплату, он убедил Катю, что действует по поручению Николая. А потом попросту изолировал ее от внешнего мира. Влюбленная женщина не способна трезво смотреть не только на своего любовника, но и на весь мир.

Однако теперь Лаша стал понимать, что сможет сделать куда больше. Нужно было только выведать у Катьки «страшную военную тайну». Но дожимать ее следовало осторожно.

На дороге, идущей вдоль берега, показалась машина. Выглядела она колоритно, словно сошла с киноэкрана. Старый «Кадиллак» с открытым верхом. Выкрашенный ярко-красной лаковой краской автомобиль сверкал никелированными деталями. Начищенный латунный рожок клаксона был вынесен наружу. В кожаном салоне развалился за рулем мужчина не менее колоритный, чем средство его передвижения. Расстегнутая до пупа белоснежная рубашка, на шее повязан ковбойский платок, из-под широкополой кожаной шляпы свисал длинный хвост волос, туго стянутых шнурком. На заднем сиденье чернел футляр для гитары.

Водитель резко затормозил напротив Лаши и Кати, дал длинный гудок-трезвучие и приветственно помахал рукой.

— Кто это? — скосила глаза Катька.

Лацужба, выражая неприязненность, поджал губы:

— Приятель один.

Моложавый мужчина выбрался из-за руля и двинулся на пляж, даже не закрыв дверцу машины.

— Я же тебя просил… — начал было Лаша.

— А мне теперь как-то по хрену твои просьбы. Я дело твое в лучшем виде сделал. А ты от меня бегаешь. На звонки не отвечаешь. Полдня ищу по всей Пицунде.

— Вечером бы зашел ко мне домой. Мы все б и перетерли с тобой.

— Вечером я в ресторане играю, — «ковбой», не стесняясь, рассматривал Катю, ей даже неудобно стало. — Марат Дяпшипа, меня здесь каждая собака знает, — представился он.

Пришлось назваться и Кате Шпаликовой. Марат картинно взял ее ладонь и поцеловал руку. Прикосновение его губ оказалось холодным и влажным.

— Кстати, приглашаю послушать. Приходите сегодня, — предложил Дяпшипа.

— Мы дома побудем, — почему-то слегка настороженно отказался от предложения обычно самоуверенный Лаша. — Я кабана забил, шашлык собрались готовить.

— А я настаиваю, — Марат смотрел Лацужбе прямо в глаза. — Шашлык-машлык тебе и в ресторане хорошо приготовят.

— Хорошо, придем, — согласился тот, но тут же взял Марата за рукав, отвел в сторону.

Катя не слышала, о чем они говорили, — общались шепотом. Вдобавок слова сносил ветер, глушил шум прибоя. Лаша нервничал, почему-то злился. А вот Марат хищно улыбался и отвечал раскованно, даже несколько нагло.

Наконец «ковбой» уселся в машину, дал длинный гудок, развернулся на узкой дороге и покатил к Пицунде.

— Вы чего-то не поделили? — спросила Катя.

— Давняя история, — попытался отмахнуться Лаша. — В детстве в одну девчонку были влюблены. Вот с тех пор и собачимся.

Кате хотелось поверить в такую версию, но даже ее затуманенный страстью разум подсказывал — здесь что-то не так. Тем не менее, несмотря на пережитое, Шпаликовой хотелось пойти сегодня с Лашей в ресторан. Ведь она понимала, что в доме своего жениха, в четырех стенах, не сможет найти себе места. Переживания вновь нахлынут на нее волной, а слезы сами собой потекут из глаз.

Ресторан располагался в просторной пристройке одного из старых домов отдыха, возведенного еще в конце семидесятых годов. Чем-то он напоминал аквариум. Все стены от пола до потолка из стекла, а за ними в густой южной ночи качались на ветру подсвеченные разноцветными фонарями пальмы. Публика тут собралась пестрая: местные абхазские чиновники, работники таможни, полицейские… несколько компаний отдыхающих. Лаша с Катей сидели за столиком напротив сцены. Шпаликова прикрыла ладонью бокал, куда Лацужба собрался налить красное вино.

— Я и так уже пьяная. А мешать не хочу.

— Не хочешь мешать, тогда выпей чачи, — тут же предложил Лаша.

На сцене под записанную музыку отплясывали пять девиц в расшитых блестками платьях. Наверное, по замыслу хореографа, они представляли канкан. Но получалось у них что-то малопристойное и малопривлекательное. Публика особо не обращала на них внимания. Мужики лишь изредка бросали на девиц похотливые взгляды. Канкан закончился. Танцовщицы, визжа, убежали со сцены, сорвав при этом жидкие аплодисменты. После чего сразу же стал слышен перестук столовых приборов и звон бокалов.

Лацужба вытянул ноги под столом, положил руку Кате на колено, слегка сжал пальцы. Шпаликова сперва хотела сбросить его ладонь, все-таки брата убили и не время развлекаться, но передумала. Несмотря на переживаемое горе, ее сознание затуманила сладкая истома от прикосновения Лаши.

— Но мы-то живы, — кавказец облек чувства женщины в слова.

— Помолчи, — попросила Катя.

На сцене появился Марат. Его выход никто не объявлял, но в этом и не было необходимости, публика гитариста знала.

— Молодец, что приехал! — выкрикнул кто-то из зала.

— Где тебя носило?!

Марат загадочно улыбнулся, надвинул на глаза широкополую кожаную шляпу, сел на высокий табурет и неторопливо принялся натягивать на электрогитару басовую струну. При этом инструмент издавал странные, словно потусторонние шаманские звуки. Настроив гитару, Марат закрыл глаза и стал петь. Ресторанный зал притих. Необычная зазвучала музыка. Вернее, она была абсолютно знакомой для людей — одна из самых лирических песен «The Beatles». Но пел ее Марат по-русски:

— «До сих пор она мне в белом платье снится. Снится мне, что снова я влюблен…»

И только припев «О, Gele!» звучал по-английски. Но манера исполнения была абсолютно кавказской, с голосовыми подводками. Казалось, что звучит одна из абхазских народных песен. Под нее, при желании, даже лезгинку можно было бы станцевать. От щемящей душу мелодии Катька совсем раскисла. На глаза навернулись слезы. Ей стало так жалко и Коляна, и себя саму. Лаша мял ее колено под столом. А Марат пел, полуприкрыв глаза. Одна песня сменяла другую.