Последний Вардог

— Мой философский друг, Самый темный оттенок серого.

Она и раньше меня так называла, но если шутки притворяются, что бросают мяч, то философия гоняется за несуществующим мячом. Это бессмысленно. Думаю, имя — это еще одна шутка, слова не означают того, что они означают.

— Время нас обоих поджимает, — добавляет она

Я раздуваю ноздри, вдыхая множество ее ароматов. Пот и усталость. Мясо, которое она ела вчера. Она устала, ей грустно — и от этого мне хочется завыть от боли, но она не истекает кровью.

Наставница Ахирра отказывается от поисков лучшего оружия. Взяв в руки копье, она направляется к двери.

— Пойдем, покажем на что мы способны.

Я крадусь за ней, насторожив уши и глаза. Идти больно. Дышать больно. Я так устал, что хочу только лежать, пока оставшееся время утекает между пальцами. Я следую за ней, потому что не могу не следовать за ней и потому что, если меня не будет рядом, чтобы защитить ее, это не сделает никто другой.

И я вынесу любую боль, чтобы этого никогда не случилось.

Мы проходим через брошенный госпиталь. Здесь остались только мертвые и те, кто не переживет отступления. Вардог, растянувшийся на койке, замечает нас, и ее хвост подергивается в полузабвении. Ее мех — тысячи оттенков серого, она вдвое меньше меня и вдвое быстрее. Или была такой до того, как колдун испепелил ее огнем. Теперь от нее остались угли, зажаренное мясо и мускулы. Удивительно как она еще дышит.

Она оскаливает зубы в гримасе боли, а затем убирает их.

— Самый темный оттенок серого, — зовет она меня, голос слабый.

— Танцующая Эш, — отвечаю я, используя ее полное имя.

— Возьми меня с собой! Я могу сражаться.

Я смотрю на повелительницу стаи Ахирру, и она качает головой. Я знаю, что она права, но все равно мне больно. Танцующая Эш, — как тень вардога, ноги почернели от костей.

— Тогда оставьте мне оружие. Я убью первого, кто войдет в эти двери.

Я поднимаю с пола копье и протягиваю ей. Она принимает его, крепко сжимая оставшейся рукой.

— Первых двух, — говорю я.

— Троих — поправляет она. — Может быть, четырех.

Это не бравада. Она сделает это или умрет в попытке. Я верю ей.

Не продержится и ночи.

Я выхожу вслед за наставницей Ахиррой на улицу. Западное небо пылает там, где колдуны подожгли земли. Пепел и яркие искры танцуют мимо меня, как когда-то моя подруга, и мне хочется, чтобы она была здесь и увидела это в последний раз. Несколько человек, спотыкаясь в темноте, бегут мимо нас в замок. Те, кто видит меня, отшатываются. Большинство из них слишком погружены в свои страхи и несчастья, чтобы заметить умирающего вардога. Маленькая девочка, которую мать держит на руках, смотрит на меня. Ее измазанное сажей лицо ухмыляется, и она протягивает в мою сторону пухлую ручку.

— Щенок! — радостно кричит она. — Большой щенок!

Я хочу пойти с ней. Я хочу убить все, что посмеет угрожать этой крошечной жизни. Это мой город. Это мой народ. Все они моя семья.

— Идем, — говорит наставница Ахирра. — Их основные силы будут использовать большие улицы, но и по задним переулкам их будет немало.

Я смотрю в ту сторону, куда ушла девушка, а затем следую за своим наставником. Мы проходим между пустыми домами и витринами магазинов, которые поспешно очищают от ценностей. В воздухе пахнет смертью, в нос ударяет запах горелого дерева и плавленого камня. Звон стали о сталь и крики умирающих говорят о том, что враг близко.

С тех пор как пала стена, я не слышал ни единого шепота песни вардогов. Тревожный знак.

И тут я улавливаю этот самый мерзкий из запахов. Это болезнь, воздух наполняется пронзительным хаосом. Сюда идет колдун. Это мужчина. По запаху его пота я понимаю, что еще несколько часов назад он был молод, а теперь шаркает, как старик. Он тратит себя на служение своей церкви, подпитывая свою нечистую магию собственной жизненной силой. Тело ослабло, он обмочился, потерял контроль над кишечником.

— Повелительница стаи, — прорычал я. — Колдун!

Она издает звук "тсссс!" и указывает на дом, а я выбиваю входную дверь с петель. Мы входим внутрь, приседаем в темноте и смотрим на улицу. Копье в одной руке. Боевой топор в другой. Я вдыхаю свой город и слушаю.

Кап-кап-кап. Кровь течет быстрее.

Этот звук сапог по камню. Стена пала, но это не марширующие завоеватели. Они крадутся из угла в угол, зорко высматривая опасность.

И еще один звук. Резкий скрежет черного стекла.

Наставница Ахирра, сгорбившись у меня под боком, сжимает копье. Ее страх остро бьет мне в нос.

— Повелительница стаи Ахирра, — говорю я, пытаясь понять, как произнести эти невозможные слова. Враг приближается. — Если ты уйдешь, я останусь.

Она смотрит на меня, яркие глаза в темноте блестят.

— Я буду охранять твой отход, — говорю я. — Ты еще нужна остальным.

— Остальные, — говорит она тем странным тоном, который бывает у людей, когда это вопрос, но не вопрос.

— Другие вардоги, — объясняю я. — Им нужна хозяйка стаи.

Наставница Ахирра касается моей руки, пальцы поглаживают мех.

— Стаи больше нет.

Мне хочется завыть, но враг может услышать.

— Ты понадобишься щенкам, — говорю я.

Стая жива.

Стая погибает.

Стая продолжает жить. Разве может быть иначе...

— Новой стаи не будет, — говорит она мне, глаза влажные от боли, и я понимаю, что ей тоже хочется завыть. — Ты — последний вардог.

Она говорит это с такой законченностью, что я понимаю: это не преувеличение. Стена пала. Замок падет следующим.

Новой стаи не будет.

И она не оставит меня. Снова резкий скрежет черного стекла.

— У колдуна есть обсидиановый голем, — говорю я ей. — Он сильнее нас.

По крайней мере, я понимаю, почему молодой мужчина шаркает, как старик, и пахнет, как еще более старый: он расколол свою душу, чтобы питать это чудовище из граней и лезвий. Таких тварей почти невозможно убить, по крайней мере, умирающему вардогу. Однако колдун — его слабое место. Убейте мужчину/мальчика, и голем превратится в статую.