Последний вираж штрафбата

— Командир, а ты прикажи ему в будущее воскресенье явиться в этой обнове на танцевальный вечер в Дом офицеров.

Последовала новая волна шуток и острот в адрес «туриста». Но вскоре всем стало не до смеха…

Уже поглядывающие в сторону Запада коварные сыны Востока так торопились поскорее выпроводить самолет русских союзников, что чуть не угробили его на взлете. Из-за ошибки местного диспетчера курс взлетающего ракетоносца неожиданно попытался пересечь военный вертолет.

Шасси самолета уже оторвались от полосы, а его двигатели вышли на режим взлетной мощности. Для любого другого многодвигательного большого самолета, загруженного под завязку топливом, такая незапланированная встреча закончилась бы катастрофическим столкновением. Выполнить эффективный крен уклонения не позволяла находящаяся всего в пятнадцати метрах под крылом земля. Спасла уникальная сверхманевренность новейшей машины. Матюгнувшись, командир рывком двинул ручки управления двигателями до отказа вперед, одновременно штурвалом на себя выводя машину на максимально большой угол атаки. Имея запас по тяге двигателей, они буквально с ходу перепрыгнули винтокрылую преграду. Однако запаниковавших вертолетчиков это не спасло. Шарахнувшись в сторону от мчащейся навстречу с оглушительным ревом белой громадины, «вертушка» зацепила лопастями несущего винта радиовышку.

Правда, падения и последующего взрыва злополучного вертолета экипаж советского военного самолета уже не видел. О трагической развязке досадного происшествия сообщил экипажу Мячиков, который еще долго слушал заполнившие радиоэфир вопли египетских диспетчеров и командиров, среди которых иногда звучали проклятия в адрес русских летчиков.

После взлета экипаж вначале взял обратный курс на Россию. На египетской авиабазе должны были думать, что русский ракетоносец выполнил учебное задание и возвращается на базу. Слишком высока была вероятность того, что кто-нибудь из местных военных оперативно «сольет» информацию о визите советского стратегического бомбардировщика тем же израильтянам. А от них важные сведения быстро попадут к американцам.

Но над Средиземным морем огромная белая птица совершила стремительный нырок с десяти километров до двухсот метров и с перегрузкой в две с половиной G понеслась над самыми волнами к своей цели.

Оставшийся участок маршрута прошли без осложнений. В зоне ожидания у африканского побережья состоялось рандеву ударной машины с уже поджидающим ее летающим танкером. Стыковка с заправщиком сильно осложнялась тем обстоятельством, что сближение с ним приходилось выполнять в условиях полного радиомолчания. Экипажи обоих самолетов сильно нервничали. Необходимо было спешить: в любой момент на ракетоносце могли принять кодовое сообщение из Москвы, означающее, что необходимо немедленно начинать то, ради чего сюда собственно и прокрался самолет-убийца. Между тем ветер усиливался, океанская поверхность приобрела свинцовый цвет и покрылась белыми гребешками волн. Там внизу начинался шторм.

Экипажу ракетоносца долго не удавалось попасть своей заправочной штангой в приемный конус топливного шланга танкера. Игорь напряженно следил за усилиями коллег. Даже групповой пилотаж истребителей не требовал такой микронной точности и стальной выдержки, как стыковка на высоте десяти километров. Это была ювелирная работа. Даже в идеальных условиях она требовала от экипажей обеих машин высочайшего профессионализма. В шторм же выполнять воздушную заправку было все равно что пробовать вдеть нитку в иголку на скачущем галопом жеребце. Только пилотам удавалось хорошо прицелиться и подойти к «дойной корове», как внезапный порыв ветра отшвыривал огромную машину в сторону или того хуже — прямо на крылатый танкер.

— Совсем папой в маму попадать разучился! — скрипел зубами командир, в который раз прицеливаясь заправочной штангой к приемному конусу.

У обоих пилотов пот струился по лицам, хотя в кабине было совсем не жарко.

Наконец стыковка состоялась. Весь процесс подхода к заправщику, перекачки топлива и расцепления занял не 10 минут, как было положено по нормативу, а в три раза больше.

Наконец, воздушный танкер, отдав доставленное топливо, отвалил. Он еще не исчез из виду, когда Мячиков сообщил, что получил долгожданный сигнал.

— Работаем! — решительно объявил командир.

Игорю передалось общее возбуждение. Вот оно и началось — то, ради чего они преодолели огромное расстояние. А еще было приятно осознавать себя в данных обстоятельствах в машине, способной при необходимости оторваться от любого перехватчика и взобраться на недоступную для наземных ракет высоту, да еще в одной компании с хроническим везунчиком Мячиковым…

26 марта 1952 года, Центральный аэродром, Москва

Отправляясь вместо своего подчиненного в Москву, Борис Нефедов понимал, что летит в неизвестность. Характер у Сталина-младшего был неуравновешенный, взрывной. Часто находясь в раздраженном состоянии, Василий не ограничивался устным разносом чем-то провинившегося перед ним человека, а пускал в ход кулаки. Однажды на глазах Нефедова пьяный командующий вместе с несколькими своим охранниками-грузинами жестоко избивал привязанного к стулу офицера своего штаба, обвиняя его в тайной работе на Лаврентия Берию, которого ненавидел. Приказать заковать арестованного Леню Красавчика в цепи-кандалы, это тоже было в стиле самого молодого генерала Советской армии.

Борису Нефедову оставалось лишь гадать, как почти потерявший терпение «Принц» поступит с ним после того, как Нефедов не выполнил в срок его поручение и посмел отменить приказ об аресте одессита.

Но чем бы это ни грозило, необходимо было не мешкая встретиться с грозным в гневе, но отходчивым шефом, пока тот не начал «махать шашкой».

Нефедов вспомнил, как, напутствуя его на это задание, Василий намекнул, что лучше Борису и его людям застрелиться, чем возвращаться обратно в Москву не солоно хлебавши.

Во что бы то ни стало требовалось выторговать у начальства еще дней шесть на выполнение приказа. «Даю слово, Василий Иосифович, что лично пригоню „Сейбр“ со всеми его секретами на этот самый аэродром, или прикажите своим нукерам отвести меня вот за тот ангар и шлепнуть», — мысленно репетировал свою речь Нефедов под монотонный гул двигателей личного самолета командующего ВВС столичного округа.

Борис надеялся, что, получив радиограмму от экипажа своего персонального Ли-2 о том, что они имеют на борту «Анархиста», импульсивный генерал лично приедет на аэродром разобраться с ним.

Но самолет никто не встречал. Более того, Бориса даже не арестовали. После посадки грузины из охраны командующего, которые арестовывали Леню Красавчика, сели в поджидавший их автомобиль и укатили. Члены экипажа Ли-2 тоже ушли. Борис остался один на летном поле. Прибывший с фронта офицер ожидал чего угодно: театрального ареста прямо возле трапа со срыванием погон и отборными оскорблениями в лицо, пыток в тюремном подвале. Но то, что о нем вот так забудут сразу после посадки, прошедший огонь и воду ветеран предвидеть не мог.

По дороге к проходной аэродрома одинокий пассажир поравнялся с двумя механиками, которые ремонтировали мотор старенького «Дугласа». Еще издали вдруг услышав, что в разговоре они упомянули его фамилию, Борис замедлил шаг. Любопытно узнать, что о тебе говорят за глаза. К своей известности Борис относился без особого восторга, считая, что: «Слава — это продажная женщина, которая может доставить тебе удовольствие, а заодно заразить дурной болезнью». Но с другой стороны, за то время, что его не было в Москве, здесь многое могло измениться. Лучше быть заранее готовым к неприятным сюрпризам.

Тот из техников, что, стоя на высокой стремянке, возился в раскуроченном двигателе, говорил назидательно, не отрываясь от работы, подающему ему инструмент молодому помощнику:

— Так что учись нашему ремеслу, Гриша, и никогда не лезь в начальство. Неблагодарное это дело. Вон, слышал я на днях, что самого Нефедова командующий с должности снял. А это я тебе скажу — фи-игу-ура!

Занятый работой пожилой техник не видел Бориса, а его молодой напарник, похоже, лишь недавно прибыл из «учебки» и не знал в лицо знаменитого «Анархиста».